Пожар

   Солнце клонилось к закату. Редкие солнечные лучи еще скользили по поверхности небольшой, но чистой и глубокой речки. Легкий ветерок обдувал траву по её берегам и в полях, высоко над деревней.
  Сашка, босоногий худой паренек лет двенадцати от роду, кидал  "блинчики" в воду. Легкие  плоские камешки плавно прыгали по воде несколько раз, а потом с тихим бульканьем уходили под воду. Чумазый от загара Сашка знал, что сегодня его никто не будет ругать, если он вернется домой поздно. Когда его дядька Илька напивался, он слонялся по берегу речки долго, пока не опускалась летняя прохлада на дно низины, в которой располагалась деревня. Его босые  ноги начинали мерзнуть, и ни земля, ни вода, ни трава не могли их согреть. Тогда он брел по холодной дороге к дому между полей и деревьев. И, не заходя внутрь, ложился на привычное место на сеновале, слушая, как во хлеву пыхтят коровы в стойле.
   Камешки все также равномерно прыгали по воде реки и исчезали в ее глубинах. Тишь и покой царили над стальной оболочкой воды. Сашка повернулся лицом к деревне, чтобы набрать еще камушков. Но вдруг увидел в гуще деревенских домов, сараев и хлевов густой черный дым, разносимый ветром. Он бросил камешки и быстро стал подниматься в гору. Забравшись, он увидел языки пламени, высоко поднимавшиеся в небесную высь и сорвался с места, побежав окольными путями на звук треска. Чем ближе он подбегал к дыму, тем грознее и страшнее становился треск.
   Сашка, захваченный тем зрелищем, которое ему предстояло увидеть, не понимал и не замечал, что ноги несут его знакомой тропинкой к дому. Наконец он увидел людей, бегущих с ведрами, туда же, куда и он, услышал крики женщин и грубые и отчаянные команды деревенских мужиков: "Туши! Сгорит ведь! Туши!"
   Сашка, увлеченный бросанием "блинчиков", не успел. Он выбежал из-за угла и видел только, как с необыкновенным треском и грохотом рухнула сгоревшая крыша. Деревенские на минуту остановились, глядя на красивое и ужасающее зрелище и понимая, что этим все кончено. Спустя минуту возобновилось всеобщее смятение, люди, бегая до ближайших колодцев, до речки, возвращаясь с полными ведрами и выплескивая воду на огненные языки, которые начинали постепенно угасать…

   -Что же  ты? Илька…Родненький…Окаянный…Наделал-то…-еле слышно бормотала бабка Агафья, утирая слезы большим платком и размазывая сажу по еще не остывшему от жаркого огня лицу.
   Дядька Илька лежал подле сгоревшего крыльца в своей изодранной рубахе, тоже чумазый с головы до ног. Его вытащили мужики, успев за две или три минуты до того, как рухнула крыша.
   Бабка Агафья с тяжелыми вздохами и стоном опустилась на уцелевшую скамейку около крыльца.
   - Бабушка, а, бабушка, ты не плачь, - обняв, успокаивал ее Сашка, - бабушка, я снова дом построю, бабушка моя, ты только не плачь…
    Но бабка Агафья не успокаивалась. Сашка прошел вокруг дома. Нм хлева, ни сеновала, ни бани…все сгорело.
    Тогда, не зная, как успокоить бабку, Сашка побрел к речке. Ноги его снова стыли, но теперь он брал тепло у земли, горячей после пожара. Набрав камушков, босой и еще больше чумазый, Сашка молча кидал их далеко за косу, уже не любуясь их подскакиванием.
   Ночь надвигалась на деревню. Где-то в окнах зажегся теплый огонек – ложились спать. Только Сашка до утра все бродил у речки, зная, что возвращаться домой ему сегодня не надо вовсе.
  март, 2008