Портрет композитора 18 глава

Уфа, XXI век
- Соня, проснись! Соня! Да проснись же ты, наконец! Тут такое происходит, а она спит. Я, наконец, понял, зачем ко мне столько раз являлся портрет! Хватит спать! Соня!
Преображенский в возбуждении бегал, летал по ночной мастерской, пронизанной дрожащим лунным светом, крутился вокруг стола,  размахивая руками будто крыльями. 
- Ну, чего ты шумишь! Дай поспать, - Софья натянула одеяло на голову. – Что случилось?
- Проснулась? Слушай, Сонечка, – Преображенский подскочил к дивану и  обручом сжал обомлевшую от неожиданности девушку, – я понял, наконец, зачем являлся ко мне этот портрет! Неспроста же он появился! Я понял, все понял!
- Пусти, задушишь, – Софья высвободилась из неуклюжих объятий художника. – Да пусти же ты! Ну, и зачем? Что ты понял?    
- Мусоргский явился ко мне для того, - Преображенский выждал паузу, - чтобы я его написал! Поняла?
- Да, чего уж тут не понять, - зевнула Софья. – На то и художник, чтобы писать портреты.
- Да не то ты говоришь, не то, - выпалил в нервной скороговорке художник. – Еще мой отец, профессиональный и очень известный, высококлассный пианист говорил мне – слушай Мусоргского! Слушай и запоминай! Себя поймешь, и мир тебе откроется. Потому что Мусоргский – это не только музыка, и не столько музыка, это драма всей нашей исторической жизни, русской жизни. Ты не представляешь себе, что такое Мусоргский! Это океан, мировая музыкальная материя! Только сейчас я начинаю понимать… 
- И для этого ты меня разбудил? Чтобы нагородить общеизвестную чушь? Ненормальный! Мне завтра на работу, то есть сегодня уже, а он… Можно, я хоть немного посплю? Пусти. 
- Да, ради Бога! Конечно, можно. Ну, как ты не понимаешь! Сегодня такой день,  а она спит. Как можно спать в такую минуту! 
- Ночь. Ты забыл, что сейчас ночь.
- Ну, ночь, какая разница! Ночь открытий!
- Большая. Ночью все нормальные люди спят.
- А я ненормальный. Художники все ненормальные. Сама только что сказала.   
- Да я не в том смысле, - попыталась объяснить Софья. - А в том, что ночью полагается  спать. А открытия подождут до утра. Давай спать, Алеша. Ну, пожалуйста.
- Не подождут. Так можно всю жизнь проспать. Полжизни спим, полжизни жрем, а жить когда? – вскричал Преображенский. - Нет, это невозможно! Я сойду с ума!
- Что тебе от меня нужно? – возмутилась Софья, теряя терпение. - Чего ты добиваешься? Хочешь сойти с ума? Сходи, но без меня. И оставь меня в покое. Дай поспать.
Преображенский понял, что совершил ошибку, сморозил глупость. И зачем он ей это все говорит? Что девушка поймет в творческих планах художника, когда он сам ничего в них не понимает? В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам…
- Ладно, прости, - сказал опустошенно художник. - Спи, я пойду, пройдусь. Мне все равно не заснуть.
- Не уходи, - попросила Софья, - посиди со мной. Не хочешь спать – не спи, только не уходи. Я умру со страха, если сейчас сюда заявится твой Мусорский. Не уходи…

Ночью Преображенскому снился сон – он сидит в театре, в императорской ложе, дают “Хованщину”, он это хорошо запомнил, потому что на сцене встреча Василия Голицына с Софьей, странно, однако, но такой сцены в опере нет, он это точно знает, и, тем не менее, сцена идет, о чем-то царевна говорит с князем, только о чем, он этого не слышит, музыка перекрывает все, она звучит все громче, громче, неожиданно дирижер оборачивается, и Преображенский видит Мусоргского, композитор яростно и неудержимо размахивает дирижерской палочкой, оркестровая мощь нарастает, нарастает и вдруг зал ахает, все зрители, сколько в нем было, в страхе и оцепенении смотрят вверх – от потолка медленно и как бы нехотя  отрывается громадная хрустальная люстра со множеством горящих свечей и со всего размаху летит вниз, летит с бешеной скоростью прямо на Мусоргского, Преображенский встает, отчаянно жестикулирует, кричит, но ничего поделать уже нельзя, люстра с грохотом валится в оркестровую яму…            

Всю последующую неделю Преображенский провел за чтением взятых из библиотеки писем Мусоргского. Рисунок, конечно, важен и необходим, но это внешняя, изобразительная сторона, рождающаяся из внутренней жизни души, и потому следовало обстоятельно изучить натуру человека, понять его характер, усвоить образ мыслей. Без этой работы портрета не написать и психологической схожести не достичь. Читать романы и повести о композиторе – скучное занятие,  Мусоргского там значительно меньше, чем самого автора, преследующего свой взгляд на судьбу композитора. И только в письмах правда. В них вся жизнь рус-ского музыканта, от 1858 года, времени первых серьезных музыкальных занятий, и до 1881-го, последнего, угасающего года жизни.