Старик

         Далеко на горизонте, из-за возвышающейся над долиной горы, медленно выползал красный шар стареющего Сорна. Мгновенье назад долина, сверкавшая синевой своих снегов, игравшая  блеском  ярких звёзд  и  отражавшая  вспышки  метеоритных  потоков,  погасла. Сорн укутал мир  краснотой, туманной и угрожающей, дряхлеющий мир пробуждался после лютых ночных морозов. Сорн ласкал планету лучами, как старик холодными и трясущимися руками - заботливо и жалко, пытаясь отогреть то, что каждую ночь прихватывала стужа. Сорн старел, и долина всё больше сковывалась морозом - на три-четыре месяца впадая в полную спячку зимой, когда морозы особенно нестерпимы. Поверхность планеты под ледяным панцирем, вымерзала, но жизнь продолжалась, прячась в изъеденной ходами планете.
Недра долины, и опоясывающих ее гор, опутанные сложной, почти хаотичной, системой пещер и ходов их связывающих, когда-то напоминали суетливый муравейник. Но Сорн старел, старела и планета, ветшая и дряхлея, теряя суету и многолюдность. И, как и древняя старушка, она спала и спала, лишь изредка пробуждаясь в красном старческом мареве, едва помня кто она.
Ветра бродили по скованному морозом телу, хлеща его бичами вьюг. В глубинах планеты шуршало и скрипело, посапывая и повизгивая, то немногочисленное и уже не суетливое, спящее и ещё живое, но с каждым витком старушки отдаляющееся от прекрасного и светлого прошлого; планета кружилась в предсмертном танце, проваливаясь в холодную и угрожающую бездну безграничного...

Старик всегда предчувствовал приближение утра, первого утра после долгой зимы, он пробуждался с первыми лучами красной звезды. Лучи Сорна не могли проникнуть под крепкие своды пещеры, но старик, будто слившись душой со старым светилом, всегда чувствовал, как в глубине его души зарождалось ощущение тепла и света - красного комка  нарастающего и  пульсирующего.   Старик  заворочался под грудой старых шкур и истлевшего тряпья, только и пригодного, что для зимней спячки.
         Из груды показалась всклоченная бородатая голова. Обведя подслеповатыми гла-зами своды пещеры, старик тяжело вздохнул, тёмных пятен на стенах стало больше, они образовывали огромные массивы черноты зиявшие бездной на фоне стен подсвеченных плесенью. Фосфоресцирующей плесени стало меньше, ночь была холодной и долгой, что грозило полным вымерзанием плесени и непроглядной темнотой холодными ночами.         Эта  зимняя  ночь  была  особенно долгой,  голод хищной когтистой птицей терзал тело. Выбираясь из зимнего логова, старик с кряхтеньем произнёс: Эх, Озим, Озим - твой дом станет тебе могилой, холодным и темным склепом, где даже плесени не будет места.
Старика неудержимо влекло наружу, вон из пещеры, туда, где глоток воздуха пья-нит, туда, где рваные лохмы облаков виснут, цепляясь за кромки гор, туда, где глаза не натыкаются на заплесневелые стены пещеры и где - свобода!

Ещё не отошедший от зимней спячки и то, и дело, натыкаясь на едва видимые предметы, старик подошёл к высеченному из камня столу. Пошарив на нем, нашёл что-то и, положив в рот, принялся, закатив от удовольствия глаза, жевать, одновременно продол-жая поиск на столе. Не найдя и с разочарованием оглядев свои владения, направился вы-ходу из пещеры. Сорвав наросты мха. С усилием отворотил несколько валунов, приоткрыв не высокий лаз, пролезть в который можно было, только согнувшись и почти на четвереньках. Старик собравшийся было выходить, что-то неожиданно вспомнил и почти бегом кинулся к своему логову. Нервно разгребая шкуры и тряпьё, старик едва слышно что-то бормотал, и, найдя, нечто замотанное в лохмотья в изнеможении присел, прижав обеими руками свёрток к груди.
-Моя ты милая, как же это я... Старый дурак, Озим совсем забыл о тебе! Как же...
Старик беззвучно плакал. Слёзы текли по его бледному морщинистому лицу, бесследно исчезая в бороде. Глаза, замершие на одной точке, были безучастны. Старик унёсся в видениях в глубины своего прошлого. Призраки толпились перед сознанием старика, пытаясь прорваться в растревоженную душу. Одни вежливо дожидаясь своей очереди, другие, врываясь и сметая мелькнувшее, не давали памяти ухватиться за образ...

       Старик с неимоверным усилием разгрёб толщу снега, смёрзшегося за долгую зиму, накрепко запечатавшего вход в пещеру, и, выбравшись наружу,  замер - мир был прекрасен! Над разогретыми снегами долины поднималась закручиваемая ветрами дымка, переливаясь от нежно-розового до бордового, она искрилась, дрожала и извивалась как живое существо. Всё вокруг жило обновлённой жизнью, мир наполнился звуками - шипеньем и шелестом оползающих с вершин снегов, редким грохотом увлекаемых оползнями камней. Пещера старика находилась на теневой стороне долины и потому его не беспокоила опасность оползней, но необходимо было торопиться - постепенно Сорн доберётся и до этой стороны.
        Озим пытался  вспомнить, где больше всего росло сладких корней марги прошлым летом.  Постарев, он перестал быть охотником, ему не угнаться за зверем, особенно за таким как коршы, небольшим, жирным и покрытым густой шерстью - необычайно юр-ким зверьком. Эти мерзкие коршы доставляют много хлопот старику - они не засы-пают на зиму и самое скверное - они, так же как и Озим любят корни марги.
Старик начал спуск по склону. Знакомая ему местность, за долгие годы жизни, в этом году была необычайно преображена - за зиму навалило много снега и льда, обрушив некоторые скалистые выступы. Старик, с трудом ориентируясь, добрался до ложбинки между двух скал, когда-то давно падавших навстречу друг другу и соприкоснувшись головами, как два сказочных великана, замерших навечно. Снег, схваченный коркой льда, плохо давался ослабевшим рукам, дышать было тяжело, кружилась голова, и наваливался приступами кашель. Превозмогая слабость, старик голыми руками разгребал снег, утаптывая его. Углубившись под наст, он добрался до промерзшей земли. Его спасение, что марга не пускала свои корни глубоко.
Замерзшая земля хранила  следы когтистых лап. Расчищая снег, старик натыкался все на те же  бороздчатые следы.  У него не было уже сил на поиски в другом месте. Не до конца  выеденные корни, свидетельствовали о том, что зима была особенно лютой – коршам не хватало сил на смерзшуюся землю, и они довольствовались тем, что на поверхности. Найденным по близости куском камня старик старательно расчищал землю, извлекал корни, складывая их горкой возле себя.  Периодически голод напоминал о себе и тогда старик  вычищая о снег ледяные корни, принимался жевать маргу.  Набравшись сил – продолжал. Время текло незаметно.
Собрав  достаточное количество и насытившись, старик стал выбираться из под ледяного  панциря. Долина, разогретая светилом, подернулась туманной дымкой. Сверкающие вихри, экзотическими живыми столбами, поднимались высоко в небо.  Под ногами змееобразными потоками двигались массивы ледяных кристаллов и снега. Порывы ветра сбивали с ног. Больно били по лицу. Тяжело дышать. Воздух, насыщенный парами влаги затруднял дыхание. То и дело льдинки, попадая в задыхающийся рот, обжигали горло. Старик спешил, с каждым шагом идти было трудней. Изнемогая от потоков ветра, бьющего со всех сторон, старик подумывал о небольшом привале.
Найдя укромное место между двух глыб льда, старик в изнеможении опустился на ледяной выступ.  Ветер выл, налегая на скалы. Глыбы льда опасно трещали от контрастов: теплых красных лучей и ледяного ветра, будто несущего в себе холод космической безд-ны. Все вокруг было в движении.  Ветер, пропитанный снегом и льдом, нес переливаю-щиеся массы.  Нес вырванные куски льда, вскрывая ими поверхность, и тут же вылизывая царапины и трещины. Старик решил переждать опасный период: час-другой и Сорн согреет всю долину - ветер успокоится.
Поставив перед собой свою заплечную сумку, старик извлек несколько корней марги и принялся с наслаждением их жевать.  Достав сверток, развернул его, из груды тряпичных лохмотьев показалось нечто серо-коричневое и прямоугольное. Это была  ста-рая с пожелтевшими и хрупкими листами книга. Озим погружаясь в воспоминания, с лю-бовью гладил страницы, рассматривал рисунки.  Озим вспоминал детство... Страницы былого, как в калейдоскопе сменяли одна другую...
   Что-то вспугнуло воспоминания старика. Сквозь вой ветра донесся дикий вопль. У старика похолодело все внутри: он давно уже не слышал ничего подобного – это был голос человека. Уже давно в этой долине старик соседствует со зверями. Он даже и не предполагал, что где-то еще... Сердце старика забилось чаще, наполняясь надеждой на встречу, о которой он уже и не мечтал.  Из розоватого сумрака надвинулась тень,  это был молодой человек, замотанный с ног до головы в шкуры, с острым цепким взглядом хищ-ного животного, замечающего каждую мелочь.  Его взгляд уперся в сумку. Угрожающе надвинувшись на старика взял сумку, запустив в нее руку извлек несколько корней. Про-буя на вкус корни марги, обнажил в улыбке острые зубы. Озим пораженный, молча на-блюдал: перед ним было нечто хищно-урчащее и… человекоподобное. В его движениях чувствовалась мощь.  Существо жевало, наблюдая за стариком. Озим почувствовал как холодок ужаса ползет по спине, охватывая все его существо. От куда-то, из далека, донес-лись крики... У Озима мелькнула мысль: холода пригнали их сюда. Старик в ужасе при-жимая книгу к груди сильнее вжался в угол.  Взгляд существа остановился на книге. От чего старик еще крепче прижал ее к себе. Это самое прекрасное, что у него было, связывающее с тем, померкшем миром.  Существо протянуло руку к книге.  Озим прижимая ее к груди, замотал головой.  Существо схватило книгу, но цепкие руки старика продолжали ее удерживать.  Тогда     существо второй рукой схватило старика и швырнуло на ледяную глыбу, старик ударился головой об острый выступ и сполз по по грани льда, оставляя кровавый след, едва различимый в красном свете Сорна.  Пришелец,  повертев книгу в руках, вырвал несколько листов, хрупкие листья ломались, рассыпаясь под его пальцами. Попробовав на вкус,  выплюнул и, бросив возле старика,  шагнул в снежный сумрак.  Его силуэт растаял в розовом хаосе.   Мгла поглотила его...

Ветер рвал листы книги, хрупкие страницы, ломаясь, разлетались вовсе стороны, кувыркаясь в искрящемся тумане, взмывали высоко в небо, в бездну. Старик с удивлением следил за ними, разбегающимися как дети, вырвавшиеся из-под опеки. Найдя  глазами,  красноватое пятно Сорна, старик улыбнулся.  Спокойствие и блаженство,  пульсируя, растеклись по замерзающему телу.  Непонятное умиротворение наполняло душу...  Веки, тяжелея опустились.
Ветер поземкой вплетался во взлохмаченную бороду и волосы, покрывая их  пуши-стыми снежинками и искринками льда.  Скрюченные пальцы старика плотно сжимали ком вырванных листов, испещренных не понятными знаками...
Шел снег, укрывая следы. Ледяная туманная взвесь скрывала очертания. И только красный глаз Сорна из последних  сил  пробивался  сквозь мглу, все так же переливаю-щуюся от нежно-розового до бардового. Она искрилась,  дрожала и извивалась как живое существо.  Мир когда-то им рожденный все еще жил.  Шел  снег...