Письма о советской школе-6
ГЛАВНЫЙ ВОПРОС
Дьявольски трудное дело – ученье. По количеству затрачиваемой в единицу времени энергии мозга оно не уступает самым интенсивным видам труда взрослых (я говорю об ученье добросовестном, каким мы его хотим видеть). Поэтому вопрос о стимуляции учебного процесса в педагогике всегда стоял остро.
Интерес ребёнка к знанию – великиё союзник учителя, однако его развитие фундаментально отстаёт от темпа роста материала, который предлагается «проглотить» уже ученикам начальной школы. Прежде учеников били, ставили голыми коленями на горох и т.д. и достигали определённых успехов. Многие педагогические дикости ныне канули в Лету, но кое-что осталось.
Отметка. В школьном журнале, в дневнике ученика. Какова её сила в качестве стимула? Для нормального ученика она играет ту же роль, что должность, успех в работе, положение в коллективе, зарплата, если их взять вместе, – для взрослого. Отметка определяет нравственное самочувствие ученика, его жизненный тонус, настроение и, в некоторых случаях, здоровье. Все психически здоровые люди жаждут успеха и страшатся неудачи, а дети – ещё более, ибо они по натуре – максималисты. Поэтому постоянно отстающие скоро озлобляются или впадают в апатию, а постоянно преуспевающие – наглеют, капризничают, требуют поблажек.
Как использует отметки современная общеобразовательная школа? Десятилетия процентомании поставили её в драматическую ситуацию. В результате перевода из класса в класс значительной части учащихся с «липовыми» тройками к восьмому классу они приходят с очень убогими знаниями: умеют небегло читать, писать каракулями слова и предложения без понятия о грамматике и производить кое-какие арифметические операции. Все школы стремятся дотянуть неспособных, запущенных, до «первой высоты» (8 классов) и вытолкнуть их в ПТУ с помощью фиктивного экзамена. Обесценение тройки девальвирует все отметки, гасит стимул учёбы средних и сильных.
Далее. В оценке знаний учащихся давно царит вопиющий произвол. Докладываешь ребятам об «урожае» за четверть – одни плачут, другие смеются: «За что мне тройка, – меня ни разу не спрашивали?», «Откуда у меня пятёрка, – я не ходил на занятия вообще?». Три отметки в журнале по устному предмету за два месяца – явление не столь частое. Обычно – две, чаще – одна. А перед итоговым педсоветом появляется целый набор. Откуда? – «С потолка». Иногда за какие-то примитивные письменные работы. Ребята приспосабливаются: сегодня спросили – месяц можно не учить урока.
Спорят учителя на страницах «Учительской газеты», напрягаются: ставить двойки – не ставить? Однако есть главный вопрос, в свете которого спор о двойках выглядит пустым препирательством, – как учить? В хранилище нашей педагогической литературы существует небольшая книжица – «Куда и как исчезли тройки». Её автор – В.Ф. Шаталов – предлагает школе испытанную им в течение четверти века методику, которая отдаёт предпочтение поощряющим стимулам. Её применяют сейчас с успехом, на свой страх и риск, тысячи педагогов у нас в стране и за рубежом. Даже в Китае.
Почему же основной массой наших учителей игнорируется опыт столь интересный? Первая причина: наша педагогическая власть не признаёт педагога и делает всё, чтобы дискредитировать его. Вторая причина: никто не хочет усложнять себе жизнь без особой нужды, тем более что фальшивые тройки легко пропускаются школьной «цензурой».
17 февраля 1985 года
П. 52
ЧЕМ ИЗМЕРИТЬ ДЛИНУ ПРОЙДЕННОГО ПУТИ?
В своё время физики создали модель атома. Не спится и обществоведам. И они жаждут создать «модель» исторического процесса, открыть свои «протоны» и «электроны», чтобы понять механизм общественной жизни и научиться управлять им.
Корень, ствол, ветви, листочки, цветочки, плоды. Здесь всё наглядно, хотя и непросто. А в истории? Из всех стремлений человеческих, основа которых в природе (однако вначале был импульс, импульс жизни, – как взрыв во Вселенной), – три главные: насытиться, защититься, иметь особь другого пола, чтобы продолжить род. Может быть, стремление раздобыть пищу признать за стержень исторического процесса? Однако защиту от себе подобного (себе подобных) на второе место тоже не поставишь, – убитому хлеба не нужно. Но чтобы удовлетворить потребность желудка и защищаться, надо сначала быть рождённым.
Выходит, что на первом месте – «святая троица»? Из первого стремления (хотения, желания, воления) развивается производство с его гармониями и коллизиями, нагромождениями материальных ценностей, с проблемой собственности, экономических и классовых отношений. Из второго – личные физические данные, а также общественные органы защиты и агрессии, то есть государство с его «приводными колёсами», правом, институтами принуждения и гарантиями свободы. Из третьего – семья с её институтами.
Далее. Есть второй ряд стремлений, специфически человеческих, который выходит из первого ряда и возвышается над ним. Это – стремления к истине, добру и красоте, которые порождают науку, нравственность и искусство. Человеку в одинаковой степени важны сытость, безопасность, любовь, истина, добро, красота. Можно дать ему хлеба, но отнять любовь – он озвереет. Можно дать ему любовь, но лишить безопасности – жизнь ему не покажется благом. История человечества есть история развития экономических отношений (собственность, классы и пр.), отношений безопасности (в этой сфере следует рассматривать проблемы личной физической силы, проблемы государства, права, свободы), отношений полов (семья, воспитание детей и т.д.). А также – история отыскания истины (наука), совершенствования нравственности (здесь проблемы веры, культа), развития художественного вкуса (красота, искусство).
Неравномерность развития линий прогресса – факт очевидный. Есть относительно сытые народы, но живущие в условиях духовного рабства (СССР, страны Восточной Европы), есть свободные, но голодающие народы (Индия). А славящаяся глубокими научными, философскими и религиозными традициями немецкая нация (отнюдь не из голодных) совсем недавно пережила приступ нацистского вандализма, абсолютной несвободы.
ЧЕМ ИЗМЕРИТЬ ДЛИНУ ПРОЙДЕННОГО ПУТИ? У Маркса она измеряется прогрессивной сменой способов производства материальных благ, у Гегеля степенью развития идеи, продвинутостью развития самосознания человечества. У каждого господствует что-то одно, а иные моменты остаются в тени как несущественные. Кажется, подобные гипотезы не оправдывают себя, ибо личность человека, при всей её цельности, плюралистична. Какая нелепость, например, – теория отражения, согласно которой духовная жизнь личности и общества есть всего лишь отражение её материальных процессов! Наука, искусство, религия сами являются субъектами развития. Природа образа в сознании, в отличие от образа в зеркале, – совсем иная.
НАЗЫВАЮТ МАРКСИЗМ ЭКОНОМИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛИЗМОМ И это справедливо. Всё содержание общественной жизни в марксизме сводится к производству, так называемым производственным отношениям и прочим вещам, вытекающим из потребностей желудка и тела. Нет независимой общественной морали. Нет автономного права. Религия названа опиумом для народа. Государство – орудием классового господства. Наука – служанкой («продажной девкой») господствующего класса. Есть что-то убогое в такой общественной философии, но, видимо, в убогости её и сила. Она стала новой разновидностью религии для большой части малообразованной интеллигенции и народных масс, жаждущих лёгкой и благополучной жизни.
ДЬЯВОЛЬСКАЯ СИЛА СКРЫТА В МАРКСИЗМЕ ПОД СЛОВОМ «СООТВЕТСТВИЕ». Экономический уклад – капитализм – должен исчезнуть с лица земли, потому что его производственные отношения не соответствуют новым производительным силам. Вся гражданская история должна быть переписана, потому что она не соответствует идеологическим установкам «благодетелей» человечества. Всё искусство должно быть перевёрнуто, потому что оно не соответствует теории соцреализма. Миллионы людей должны быть уничтожены, изгнаны за кордон или изолированы, потому что их образ мыслей не соответствует «единственно истинному мировоззрению». Целые народы должны были покинуть свою историческую родину и поселиться в строго указанных местах. Во имя соответствия. Собственность при социализме обобществлена, – мысли всех граждан следует обобществить. В действительности взаимосвязь явлений в общественной жизни бесконечно сложнее, чем это предусмотрено в марксизме. Уже в природе отношение причины и следствия не всегда однозначно, а там, где действуют, сознательно или бессознательно, миллионы, миллиарды активно действующих существ, угадать точный результат бесконечно сложнее. В общественной жизни связь между причиной и следствием многовариативна: причина одна, а следствия могут быть разные, причин много, а следствие может быть одно. Какие варианты можно вывести из факта технического обобществления средств производства? Следует ликвидировать частную собственность? Жизнь всё сама поставила на своё место. Капитализм не умер, а социализм испытывает великие затруднения.
БУДЕТ УСТРАНЕНО ТОВАРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО. «Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продуктов над производителями. Анархия внутри общественного производства заменится плановой, сознательной организацией. Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь в известном смысле окончательно выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие». Люди «становятся господами своей общественной жизни». Общественное бытие их становится «их собственным свободным делом». «И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в значительной и всё возрастающей степени те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы» («Анти-Дюринг», 1948, с. 267). Как, оказывается, всё просто и логично. С введением марксизма в действие на грешной земле вместо зверя появится человек, вместо анархии – план, вместо стихии – свободное дело, вместо черепашьего движения в условиях рабства – скачок всего человечества из царства необходимости в царство свободы.
Рассмотрим, однако, вопрос по порядку. Вступает ли общество во владение средствами производства с того момента, когда они отобраны у частных лиц и переданы государственным чиновникам? Формально – да. А фактически они с этого момента становятся собственностью чиновников, которые стремятся, в основном, к личному обогащению. И чтобы народ, отрешённый от средств производства, работал, пришлось ввести принудиловку и т.н. соцсоревнование. Чтобы он при этом не умер с тоски, пришлось его заставить петь и плясать.
Коммунизм устраняет товарное производство. Но устраняет ли он господство продуктов над производителями? – Да, но лишь в том смысле, что продукты исчезают с прилавков. Два меча повисают теперь над головами производителей – экономический (где что «достать») и административный (как угодить начальству). Все их права превращаются в голые обязанности. В этой ситуации им остаётся лишь одна привлекательная возможность – украсть, пропить, увильнуть от работы. Наиболее рельефно марксистская «сознательная организация» в последнее десятилетие выразилась в экспериментах истинного коммуниста Полпота, вождя красных кхмеров в Кампучии.
Свободный рынок – стихия. Но не анархия, не произвол, а важнейший экономический инструмент современного общества. Старания экономистов, даже самых умных и грамотных, никогда не заменят собой свободного рынка как измерителя цены товара, как орудия обмена и распределения, как стимула общественного прогресса. Единственная «опасность», которую рынок представляет, – он выводит на чистую воду всех бездельников, пристроившихся к государственному бюджету в качестве счётчиков, учётчиков, распределителей, планировщиков и пр. Много человеческих жизней унесло море – одна из великих стихий природы. Но никому в голову не пришло наказать его за это, иссушив до дна. Много неприятностей приносит людям стихия рынка. Однако стоит ли с ней расправляться по-марксистски?
КУЛЬТ НАСИЛИЯ. Насилие становится повивальной бабкой истории, когда общество экономически созрело для перемен, утверждает Энгельс. Война – бог прогресса, перекликаются с ним нацисты. Культ насилия – древняя тенденция в политическом мышлении. В марксизме его горючим материалом является социальное, преимущественно экономическое, неравенство граждан. В нацизме – то же «вещество», но окрашенное в национальный цвет: евреи сели культурным народам на шею и эксплуатируют их.
Десятки страниц исписывает Энгельс, доказывая тезис, что частная собственность первична, насилие вторично. Вывод мы должны сделать сами: только с исчезновением частной собственности исчезнет насилие. «Ведь ясно, что институт частной собственности должен уже существовать, прежде чем грабитель может присвоить себе чужое добро, что, следовательно, насилие, хотя и может сменить владельца имущества, но не может создать частную собственность как таковую» («Анти-Дюринг», 1946, с. 152). А звучит это так: «Ведь ясно, что яйцо должно уже существовать, прежде чем из него появится курица. Иначе откуда могла бы появиться курица, если бы не было яйца». Насильники отнимают не только имущество, они отнимают у человека свободу и достоинство, что несравненно более ценно. У нас в стране частная собственность ликвидирована, а насильники живут и процветают. Марксизм претендует на абсолютную истинность. Но главное зло марксизма не в теоретических амбициях, а в том, что его практическое осуществление приводит к власти политических головорезов, что под его знаменем совершаются величайшие преступления.
КОММУНИЗМ. «Злато» и «булат» свирепствуют в истории. Они сотрудничают и соперничают. Коммунизм, если отбросить рассуждения о бесклассовом обществе, всеобщем равенстве, изобилии, царстве свободы, есть абсолютная власть «булата». Самостоятельные экономические стремления граждан здесь подавляются, свобода превращается в познанную необходимость (если ты уразумел, что место тебе в тюрьме, ты свободный человек), наука, философия, религия, мораль превращаются в служанку партии («надстройку»). Свобода, наука, религия, мораль, философия, искусство, семья кажутся слабыми лепесточками на цветке в сравнении с могуществом острого политического ножа и экономического молота. Одно лишь обстоятельство даёт нам утешение: ни нож, ни молот не властны полностью над умом и сердцем человека – не всех можно запугать, не всех можно обмануть и купить. Вот тут годятся слова Л. Толстого, вложенные им в уста Пьера Безухова: «Вся моя мысль в том, что ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое».
ПИКАНТНЫЙ ВОПРОС В МАРКСИЗМЕ О ГОСУДАРСТВЕ, которое произошло якобы из потребности держать в узде угнетённые классы. Классики «легко обошлись» с фундаментальнейшей функцией государства – защищать племя, нацию, народ, общество от внешних врагов. Войны между народами всегда велись так часто, что Платон считал их естественным состоянием общественной жизни. Великая нужда в самозащите родила профессиональную армию (ополчение, призыв всегда играли вспомогательную роль). А классовое господство? Оно имело место. Однако любой бедняк предпочтёт домашнее рабство рабству иноземному. И господствующие классы, чтобы сохранить национальный суверенитет, вынуждены уступать народу, получающему оружие на период войны, часть своих материальных благ, часть своей политической власти, вынуждены припрятать свою корысть, чтобы нейтрализовать бунтарские тенденции недовольных. Следует добавить, что в истории политическую картину мира военные перевороты меняли чаще, чем возмущения масс и классов. Итак, государство – защитник нации (союза наций), защитник интересов господствующего класса. Но не только. Обществу всегда не давали спокойно жить уголовные элементы, количество которых во времена кризиса вырастало до опасных пределов. Для реализации своих функций государство создаёт армию, спецорганы, полицию. Государство, в лице чиновников, служит обществу и гражданам (отнюдь не господствует над гражданами), здесь у него широкий диапазон. Современное государство – многоплановый социальный институт, широко разветвлённое древо, основной корень которого уходит в первостремление коллектива защитить себя. Развитие цивилизации усовершенствует функции государства. Касты, классы, секты, корпорации и прочее видоизменяют его, приспосабливают. Наука, искусство, религия, мораль окультуривают, смягчают работу его механизмов. И процесс этот практически уходит в бесконечность. Реальный общественный прогресс связан, таким образом, не с заменой государства некой неполитической организацией, а с усовершенствованием его функционирования – с демократизацией.
СОЦИАЛЬНЫЕ СТРЕМЛЕНИЯ ГОМО САПИЕНС СКЛОНЯЮТСЯ К ДВУМ ПОЛЮСАМ – к свободе и жёсткой организованности. Где же лежит «демаркационная линия» между ними? Во всяком случае, марксистский вариант не прибавляет разумности к человеческой жизни, ибо, во-первых, сводит её к жизни желудка, а во-вторых, на всякую самодеятельность личности, её инициативу надевает вечные цепи партийной диктатуры. Буржуазная анархия – социальная болезнь, коммунизм – социальная смерть. Человеку предлагается «сознательно творить историю» «с полным знанием дела». На какой основе? На основе обобществлённых под эгидой политических вождей средств производства и задавленной духовной жизни. Иллюзия «сознательно творить историю» возникает вследствие примитивизма социально-политической концепции, сведения широкого фронта автономных целей общественной жизни к одной – удовлетворению потребностей тела путём развития способа производства материальных благ. Легко управлять оловянными солдатиками, но ведь войны с ними не выиграешь! Легко управлять гражданами, лишёнными собственности и права на автономную духовную жизнь, но с ними не создашь полноценного общества.
НЕТ МАРКСИЗМА БЕЗ КУЛЬТА СОЦИАЛЬНОГО СКАЧКА: из царства животных в царство человека, от рабства к свободе, из эпохи эксплуатации в эпоху равенства и справедливости, из царства бедности в царство изобилия, из царства невежества в царство всеобщего образования и расцвета науки. Кругом скачки. Скачет Россия вот уже 77 лет, кувыркается перед всем миром (попробовали и китайцы осуществить свой гигантский скачок в экономике и культуре). Наделано много ошибок, совершено много преступлений. Всё надо скрыть. А для этого надо держаться у власти всеми средствами. Скачки в общественной жизни противоестественны, исключительны, нежелательны, болезненны, ибо ведут к страданиям и гибели миллионов людей. Они всегда сопряжены с разгулом насилия.
Для осуществления беспрецедентного скачка нужна политическая партия нового типа, небывалого образца, особого порядка, спартанского режима, чрезвычайной дисциплины. Такая партия у нас была создана.
ЧТО ДЕМОНСТРИРУЕТ НАМ Т.Н. РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ? Вместо социальной многоликости, многоклассовости буржуазного общества мы имеем отношения весьма простые: номенклатура и народ – две противостоящие друг другу и сотрудничающие социальные группы. Первая (специфический класс властителей) обладает абсолютной групповой собственностью на политическую власть и, тем самым, абсолютной групповой собственностью на всё материальное и духовное богатство страны. Народ (класс трудящихся) только формально обладает всем, а фактически – ничем. Страх, ложь, изоляция, водка сделали его глупым, политически непритязательным и склонным к уголовщине. На первый взгляд, номенклатура блаженствует, упивается властью, однако можно заметить, что известная её часть недовольна хиреющим хозяйством страны, всеобщей бедностью, заметным отставанием от «гнилого» Запада. Ещё известная её часть, развращённая незаработанным материальным благополучием, тоскует по настоящему богатству, по настоящей собственности. Творческая интеллигенция (по крайней мере, часть её), была и осталась аккумулятором социального недовольства.
А ЧТО ЕСТЬ ДЕМОКРАТИЯ? Пожалуй, ни одно понятие общественной науки не было столь запутано «благодетелями» человечества, как «демократия». Именно они, оказывается, создают «истинно демократический» порядок на земле. Тут вам «организованная демократия», «органическая демократия», «национальная демократия», «социалистическая демократия», «рабочая демократия», «народная демократия», «мусульманская демократия». А сводится она во всех вариантах к тому, что от имени молчащего народа разной политической окраски вожди беспрепятственно осуществляют свои бредовые планы, прикрываясь демагогией, ложью, изощрённым насилием, идеологическим и проволочным огораживанием своих подданных. Демократии нет и не может быть там, где задавлена свобода как первейшее право личности, социальной группы, общества, рода человеческого, где господствует страх, неистовствуют опричники, а подставные лица создают видимость свободы. Где выборы сведены до пустой формальности, а фальсификаторы преподносят миру как свидетельство единства народной воли итоги голосования – 99,9%. Для дискредитации демократии как свободы открыватели «нового порядка» и «новой эры» назвали её «буржуазной», то есть демократией для избранных. Однако если один избранный смело поднимает голос против другого избранного и его за это не преследуют как клеветника, то «неизбранные» без страха развязывают язык, организуются и вырывают у богатых и власть имущих то, что им положено. С другой стороны, ни один «благодетель», узурпировавший право говорить и править от имени народа, от имени истины и справедливости, не позволит своему подданному и рта открыть, чтобы сказать «Хочу хлеба!». Вывод прост: без признания свободы в качестве одной из субстанций общественной жизни демократия как таковая существовать не может.
28 марта 1985 года
П. 53
БУМАЖНЫЕ ДУШИ
Всего лет двадцать тому назад в нашем городе и районе всеми школьными делами управлял один человек с двумя-тремя помощниками. Сейчас же в двух ведомствах – гороно, районо – «два полка солдат», и все на приличном жалованье (впрочем, выросли управленческие штаты и непосредственно в школах). Сегодня они у нас с «фронтальной проверкой».
За столом в учительской расположился наш новый инспектор Пётр Иванович Процентиков. Обложившись кипами классных журналов, дневников, ученических тетрадей, он вчитывается в записи, сопоставляет. Что-то записывает в свой блокнот. Рядом с ним сидит наш старый инспектор Вера Григорьевна Замшелова. Она проверяет воспитательные планы, подсчитывает, сколько раз учитель употребил имя Ленина. Молчит и хмурится. Вид у неё – следователя по особо важным вопросам.
Буквоедова Галина Семёновна работает в кабинете директора. Она читает протоколы педсоветов, партийных и профсоюзных собраний, заседаний месткома, методобъединений, комитета комсомола, совета дружины, документы, отражающие соцсоревнование, соцобязательства. И тут же записывает выводы о состоянии дела.
Свою специализацию имеет инспектор Иезуитов Семён Исакович, присутствующий на уроке у Марии Ивановны. Перед ним на столе – раскрытый журнал «История в школе». Отдельные места руководящей статьи подчёркнуты красным карандашом. Потом, после урока, состоится диалог с учительницей (диалог «в одну сторону») со ссылками на партийные постановления. Будут отмечены положительные и отрицательные стороны в работе.
Ходит по коридорам и рассматривает стены работник Дома пионеров Эльвира Верхоглядова. Её привлекли как специалиста по наглядной агитации. Её интересуют стенды, плакаты, стенгазеты, уголки и пр. Тут всё должно соответствовать линии партии.
Иногда приезжают к нам «бумажные души» из области, прожигая государственные средства. Иные учительского хлеба лишь «языком лизнули», а в «начальство» попали или по протекции или по слепому распределению. Есть среди них и сбежавшие из школы.
Чтобы проверить работу учителя, надо, как минимум, стоять вровень с ним. Это поможет хотя бы понять, что и для чего он делает. Но лучше, когда инспектор по опыту, образованию и уму стоит на голову выше того, кого он проверяет. Чтобы дать полезный совет.
Надо что-то предпринять на государственном уровне. Следует запрудить дорогу бездарности и открыть зелёный свет в это учреждение (если уж без него нельзя обойтись) лучшим учителям города и села, энтузиастам, творцам, способным видеть живое дело прежде всего, а потом – бумагу, инструкцию.
7 апреля 1985 года
П. 54
О РЕВОЛЮЦИИ И ЭВОЛЮЦИИ
«Старик» – неординарный роман (среди обилия издаваемой макулатуры) талантливого писателя Ю. Трифонова о военачальнике гражданской войны Миронове (здесь Мигулин). Вместо фальшивого героизма одной из сторон и исторической обречённости – другой, в нём показано то, что было – кровь, грязь и бессмысленная жестокость тех, кто заварил кашу и тех, кто защищался. Непрерывные убийства, трибуналы, казни – именно это наиболее прочно засело в памяти участника событий, пенсионера Павла Евграфовича.
А что мы имеем через 50-70-77 лет после кровавой вакханалии? Процветают мещанство, мелочность, эгоизм, пошлость, серость, жадность, угодничество, пьянство, карьеризм. Царствуют подлость, ложь, жестокость. Идеи нет, – она улетучилась, отлетела. И тут писатель оправдал надежды читателей – показал, что есть.
Революция обозначает комплекс радикальных перемен, прежде всего – политических. С применением насилия. Как революционеры действовали германские нацисты, русские большевики, полпотовцы в Кампучии. Революционерами называют себя все, кто стремится захватить власть. А кто творит контрреволюцию? Те, кто защищает общественный статус-кво, кто считает себя защитником традиционных, «святых» ценностей.
Революционеры жаждут скачка, скачков: от обезьяны к человеку, от нищеты к изобилию, от темноты к всеобщему просвещению, от социального неравенства к абсолютному равенству, от рабства к свободе и т.д. Медленное движение их не устраивает. А так как естественная и социальная природа человека консервативна, то его начинают переделывать принудительно. У нас по ускоренной программе воспитывали «нового человека», существо послушное и удобное для правителей. Создаются спецтеории (классовые, расовые), придумываются броские боевые лозунги: «Война – бог прогресса!», «Революции – локомотивы истории!», «Кто не с нами, тот против нас!», «Если враг не сдаётся, его уничтожают!» и пр. В скачках гибнут миллионы людей – медлительных, сомневающихся, неподдающихся, уничтожаются природа, богатства, созданные руками предшествующих поколений. Считается, что всё это – мелочи в сравнении с мировой революцией, в сравнении с гигантским скачком человечества к счастью.
Однако существуют и объективные причины революций. Острое недовольство, озлобленность народа. Если люди недовольны, то они чем-то недовольны. 1. Нация в опасности, а правительство беспомощно, вся система беспомощна. Разжигаются националистические страсти у обывателей. В ходу специфические лозунги, вроде: «Бей жидов, спасай Россию!», «Германия – превыше всего!». Переворот совершают политики или военные. 2. Экономическая неурядица, острые контрасты в жизненном уровне. Голод. И здесь на сцену выходят политики или военные. Иногда вместе. Кто из них возьмёт верх, тот поставит свою «печать» на весь процесс. Февральскую революцию совершили политики в единодушном и широком союзе с военными кругами. Октябрьскую революцию совершили бывшие политические узники (большевики, меньшевики, эсеры и пр.) при поддержке стихийного движения рабочих и солдатских масс, жаждущих скорейшего окончания войны, обещанного агитаторами, жаждущих хлеба, земли, измученных и забывших про честь, Отечество, воинский долг. Совершили без участия военных. Следствием большевистского переворота были раскол нации и жестокая гражданская война. 3. Нравственное разложение общества. Отсутствие идеала. Всеобщий цинизм. Царят пьянство, разврат, коррупция, воровство, разбой, хулиганство. Максимальная потеря доверия общества к правящей элите. Забастовки, дезорганизация жизни. Бунт. Переворот.
Порой толкают к революции вместе – поражение в войне, экономический провал, нравственный распад общества. И тогда приходят очень болезненные перемены.
Следует сказать, что в эволюции действуют те же причины, что и в революции. Эволюция есть революция, но без кровавых оргий. Нередко эволюционные изменения не менее глубоки, чем революционные. Метод эволюции – реформа. Политическая элита готова к переменам и знает, как их осуществить. В обществе всегда есть силы, в основном, из интеллигенции, которые скоро замечают малейшее несоответствие в какой-либо сфере, – они трубят во все рога, будят общественное мнение. Но это относится к политическому порядку, в котором разрешена борьба идей, борьба мнений. А там, где все клапаны духовного самовыражения закрыты, накапливается в душах людей горючий марериал и зреет взрыв.
Роман Ю. Трифонова «Старик» следует рассматривать как замаскированную (возможно, не осознанную самим писателем) попытку осудить политический режим, побудить властителей к необходимым переменам, чтобы реальность привести в соответствие с нуждами прогресса, с идеалом и предотвратить возможность наступления жестоких событий.
Извечно открытым остаётся вопрос, чем измерить длину прогресса. Могуществом государства? Величиной территории? Накоплением материальных богатств и их потреблением? Способом их производства? Могуществом человека над природой? Степенью развитости человеколюбия? Степенью развития науки и искусства? Развитостью тела? Продвинутостью духа? Семейным счастьем? Свободой? Любовью? Можно сказать: всем понемножку, а чем-то больше. А чем больше? Какое звено признать главным? Одно остаётся незыблемым – поиск, пробы, споры, реформы. И, на основе согласия элиты и лояльности масс, осуществляются эволюционные перемены. В противном случае, на сцену выйдут революционеры.
Обещали пламенные революционеры свободу, равенство, братство. Сдержали обещание? В смысле количества свобод у нас всяких много. Но вы не найдёте среди них тех, которые определяют качество социальной жизни, делают гражданина личностью. Свобода сведена к свободе ходить на работу и в гости, мыться в той или иной бане, стоять в очереди за молоком или колбасой, выбирать место за столом и т.д. Равенство. Головы срезают всем, кто мало-мальски возвышается в способности духа, кто творит, ищет, невзирая на авторитеты. «У нас все равны, но некоторые равны более, чем другие» (Джордж Оруэлл). Братство. Все умные и смелые «братья» были порублены, затравлены, задавлены, выкинуты за кордон – в период гражданской войны, репрессий, Второй мировой войны и после. Какое может быть братство в стране, где целые народы насильственно изгонялись из мест исторического проживания!
Ныне стране следует решить три важные задачи. 1. Отказаться от агрессивной внешней политики. Распустить империю и создать действительно добровольный союз народов. 2. Преодолеть экономический застой (особенно в сельском хозяйстве), обусловленный жестокой монополией государства на собственность. Допустить частную собственность и конкуренцию. 3. Раскрепостить духовную жизнь народа. Демократизировать общественную систему. Это всё и продвинет нас по пути прогресса.
2 августа 1985 года
П. 55
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС «ГОЛОЙ ОБЕЗЬЯНЫ»
Человек вышел из природы, является плодом её (вершиной?), потому и унаследовал её силы – созидательные и разрушительные. Социальные «землетрясения» (революции, войны) есть порождение этого наследства. Однако буйством природы мы мало-мальски научились управлять и даже использовать его. А собственной стихией? Собственной жизнью и деятельностью? – В известных пределах.
Как учит опыт, отдельный нормальный человек может поддаться сильнейшему приступу стихии, наплыву чувств и совершить акт самоубийства. А человеческий коллектив? Способен ли он к такому отчаянному шагу? – Способен. Город предпочитает исчезнуть с лица земли, чем сдаться на милость врагу. О том в истории мы тьму примеров слышим. А человечество в целом? – Гонка вооружений, накопление атомного оружия, разжигание антагонизмов, по-видимому, говорят за то, что и человечество, по крайней мере, продвинутая часть его, готовится прыгнуть в пропасть, умереть «с музыкой», эффектно.
Военная конкуренция сил толкает некоторые из развивающихся стран к исследованиям по созданию своей атомной бомбы. Прежде всего здесь нужно упомянуть Индию и Пакистан. На том же пути Израиль, ЮАР, Ирак, Аргентина, Бразилия. Бешеными темпами осуществляется накопление обычного оружия; для великих держав оно стало одной из основных статей экспорта. Как снежный ком с горы, растут военные бюджеты, особенно СССР и США. По всем направлениям идёт подготовка к разрушительной мировой войне. Какое чудо остановит это безумие, если, как мы убедились, даже страх смерти бессилен его остановить?
Изначально гонка вооружений идёт под прикрытием промышленного прогресса. Суковатую палку наш дальний предок использовал как для взрыхления почвы, так и для нужд защиты и агрессии. Огнестрельное оружие – цивилизованный вариант суковатой палки: с ним можно идти на охоту, чтобы добыть пищу, оно же есть и военное средство. Развитие орудий труда осуществляется параллельно с развитием орудий войны. Здесь теснейшая взаимосвязь. Промышленные изобретения легко становятся добычей «сословия стражников», а что выковано у последних, тут же находит применение в сфере труда. С небольшой переделкой.
Но мы ставим тревожные вопросы и хватаемся за соломинку. Так ли катастрофа неизбежна? Есть ли шанс? Вот ведь и для молнии изобрели громоотвод, против капризов моря поставили высокую и надёжную плотину, против жары и холода нашли средства. Даже раку, великому бедствию нашего века, частично преградили дорогу. Может быть, найдётся средство остановить скатывание к всеобщему разрушению?
Неоспоримый факт – мировую конкуренцию противоборствующих сил не остановить, не превратив исторический поток в стоячее болото. А нельзя ли и здесь придумать своего рода громоотвод? Узаконить открытую борьбу в сфере экономики, в сфере идеологии, науки, культуры, морали – по всем направлениям, где не требуется убивать людей? И этим ограничиться, договорившись о запрете производства и накопления оружия? И нужно для этого немного: каждая из сторон навсегда расстаётся с претензией – навязать всему миру свой образ жизни, свой «стиль игры». Навязать с помощью революции или контрреволюции, с помощью шантажа, провокаций, террора, войны, аннексии, выполнения интернационального долга. Путём насилия. Бьются двое в шахматы. Как ведёт себя проигравший партнёр? Проигравший партнёр пожимает победителю руку, а не затевает драки, не бьёт его доской по голове (впрочем, и последнее случается).
И всё же люди (а политики, если они не сошли с ума, – тоже люди) жаждут отодвинуть смерть. И чем «косая» ближе подступает, тем сильнее эта жажда. Начинает усиленно работать мысль, ведутся интенсивные поиски общих точек соприкосновения, общих интересов супердержав. Сильные мира сего вспоминают о добре и зле, о ценности человеческой жизни, о доверии, меньше ссылаются на идеологию, предлагают отказаться от стереотипов и мифов. Огромная планета Земля начинает казаться маленьким домиком, а разросшееся человечество – единой семьей. Разум, увлёкшись технической гонкой, завёл «голую обезьяну» в тупик. Игра с огнём зашла слишком далеко. Последний шанс, кажется мне, оставляет ей мудрость, порождённая сверхопасностью.
Примечание. В отличие от обычной, волосатой обезьяны, один психолог метко называет гомо сапиенс «голой обезьяной», сводя таким образом различия между ними до минимума, ибо в своей беспомощности перед собственными стихиями вторая недалеко ушла от первой.
15 сентября 1985 года
П. 56
Здравствуйте, Михаил Петрович!
Реакция на мой реферат? – Местный инспектор Карлова, вернувшись из Смоленска, доложила на педсовете (в моё отсутствие), что С.О., то есть я, чаще всего на лекции не ходил, (спал до часу дня, будила меня якобы комендант общежития), а когда на них присутствовал, то вёл себя скандально: спорил, перебивал, задавал провокационные вопросы. Курсанты якобы возмущались. Иных учителей это позабавило. Кто поверил, кто не поверил – цель достигнута: брошенный в спину ком грязи, если и не прилип, то оставил пятно.
Я действительно на многие занятия не ходил (демонстративно), на заготовке сена не был, не считая того, что уехал на три дня раньше финиша, чтобы провести экзамен и поприсутствовать на Олином выпускном вечере (29 июня). Организованы курсы были несерьёзно: иные лекторы не являлись, другие говорили банальности. Вместо реферата принимался один выезд в колхоз, – и большинство предпочло работу вилами и граблями. Однако справку мне выслали: окончил курсы и т.д.
С директором – отношения вежливые, часто здороваемся за ручку. Он работает последний год. Завуч – человек тихий, мягкий, начитанный. Стремится всем угодить, прежде всего – начальству. Организатору воспитательной работы (она же – бессменный парторг) до пенсии год-два. Присмирела. Бережёт своё драгоценное здоровье. В прошлом году смирилась даже с тем, что я не сдал т.н. плана воспитательной работы. 17 раз съездил в колхоз. А ребята мои – 21 раз.
Пока не забыл: Оля поступила в Смоленский энергоинститут, со стипендией. Сейчас работает в колхозе, в глухом районе.
Ваша статья в газете мне очень понравилась. Я даже прослезился, читая. Присылайте ещё. Главное – драться против Змея Горыныча за Человека. Не чахнуть, не останавливаться.
«Советская литература, настоящая, правдивая литература, существует. Не правда ли?» Как бы хотелось сказать: правда. Однако трудно всевозможные недомолвки и загадки принять за настоящую литературу. Когда в общественной жизни имеет место вопиющая несправедливость, а писатель делает вид, что не замечает её, то что правдивого он может сочинить? Тут всё очевидно. Но мы читаем сносную писанину, а порой восхищаемся ею. А что делать? Надо выжить. Однажды четверо, спасшиеся после кораблекрушения, провели много дней в океане на плоту. Чтобы выжить, они съели ремни и подмётки сапог. Не было выбора. Подобрали их американцы.
Искренне Ваш.
Корягин С.О. 13 октября 1985 года
П. 57
ГЛАВНОЕ – ХОРОШО ЖИТЬ
Мысли Н.И. Лобачевского очень интересны, хотя и не новы. Да, человека надо брать таким, каков он есть.
Три главные направления я вижу в человеческой жизни: воспроизводство тела, самозащита, воспроизводство себе подобных. Потому человек трудится в поте лица своего, закаляет свой организм и строит государство, защищающее его и гарантирующее ему права и свободы, любит (создаёт семью). Общественная жизнь развивается, варьирует, усложняет эти, вышедшие из естества, направления. Обнаруживается, что людям не в меньшей степени нужны истина, добродетель, красота, и потому они не могут обойтись без науки, морального Кодекса (в этой связи – культа божества) и искусства.
Разделение направлений развития человека, человеческого коллектива – дело условное, однако без него не обойтись: надо представлять себе, куда и сколько затрачивается энергии, куда и сколько желательно затратить энергии, чтобы определить оптимальный вариант жизни. Если общество все силы отдаёт производству, то может пострадать его безопасность (Орда ждёт случая). Если оно постоянно вооружается и воюет, это идёт в ущерб всем другим направлениям. «Не до жиру, быть бы живу!» – говорят в такие времена. Свою долю энергии должны взять любовь, семья, проблемы воспитания детей. Необходимый «заряд» в общественной жизни отводится культивированию и удовлетворению жажды знания, чувств добра, красоты. Перебор в любой сфере не пойдёт на пользу. Легко представить себе ситуацию, когда все заняты проповедью добра, но никто не хочет работать, защищать свой дом. Повсюду ханжи. Когда люди слишком много поют и пляшут, рисуют, сочиняют музыку и проводят жизнь в эстетических наслаждениях, возникает богемный дух, презрительное отношение к т.н. прозе жизни: мужчины не берут в руки оружия, не торопятся на работу, женщины не рожают детей. Насколько отвратительно рабство, у человечества есть опыт, но и свобода может стать для него пороховой бочкой. Итак, каждому направлению – свою порцию энергии из общего запаса.
Но вернёмся к педагогике. Тренировать разум наших питомцев мы кое-как умеем. А как воздействовать на их чувства и волю? Кто даст готовые рецепты? Кажется мне, что следует охладить пыл воспитателей-специалистов – надзирателей, нравоучителей. Первую роль в воспитании детей играют люди, которые хорошо живут и вдохновенно работают. Не напиваются, не объедаются, не лгут, не воруют, не убивают друг друга. Семейный, школьный, трудовой режимы – лучшие воспитатели. Плюс слово умного, доброго и авторитетного человека, прежде всего – родителя, слово, дающее совет, поощряющее или порицающее. Ребёнок живёт в семье, учится в школе, трудится, развлекается – и воспитывается. И одновременно воспитывает воспитателей.
14 октября 1985 года
П. 58
ПОВОД К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Национальное чувство – простое, всем понятное душевное качество, чрезвычайно глубокое, легко возбуждаемое. И потому культивировать его – дело перспективное, гарантирующее успех. В распоряжении интеллектуально и морально образованных политических деятелей оно есть благодатное средство для строительства сытой, безопасной и счастливой жизни граждан.
Однако национализм берёт это чувство в качестве основного конька для завоевания власти, для сооружения политической диктатуры. Здесь оно преподносится как основная, а порой единственная добродетель с разными названиями, оттенками и культивируется с детских лет до старости.
«Нация в опасности!» – провозглашает националистическая диктатура. Простодушные массы сжимают кулак, подтягивают ремень. Они готовы жертвовать. Настраивается на военный лад промышленность, растут штаты спецорганов и полиции, формируется мощная армия. Неистовствует пропаганда. Внедряется в сознание так называемая бдительность, разоблачаются внутренние «враги». Возбуждение обывателей, особенно молодёжи, достигает апогея, захватывает значительную часть социально инертных слоёв. С другой стороны, страх обуревает всех сомневающихся, несогласных (открыто протестующие изъяты без промедления), пронизывает их до мозга костей… И народ готов к войне. Он уже не хочет защищаться. Он хочет прыгнуть на врага первым.
В октябре я дважды присутствовал на сеансе массового гипноза. Смоленский маг искусно демонстрировал возможности человеческой психики. Засыпали подростки, наши ученики, и вытворяли по команде вещи невероятные. Я подумал: так «усыпить» можно и целый народ, «усыпить» обещаниями скорого светлого будущего (значительная часть народа хочет этого, потому что очень любит лёгкую и беззаботную жизнь). А потом управлять им с помощью знаков, сигналов, лозунгов, исходящих от вождя.
Внушение – пристрастное, необъективное, тенденциозное, бездоказательное навязывание мировоззренческих установок. Оно – не гипнотическое усыпление, но сродни ему. Внушение идёт от абсолютного авторитета – бог, пророк, вождь, наставник, отец, – от существа по духу близкого, всесильного, признанного миром или коллективом. В природе человека – опираться на силу, реальную или предполагаемую, ощутимую или мыслимую, которая защищает, облегчает жизнь, делает её понятной. Особенно легко поддаются внушению дети и малообразованные взрослые, ибо они беспомощны более других.
Внушение – односторонне, оно не рассматривает противоположных, противоречащих аргументов, а просто отбрасывает их, как априорно ложные. Внушение подаёт информацию однобокую, как если бы кто-то стал утверждать, что противоположного лика луны не существует, потому что его не видно. Внушению противостоит убеждение. Убеждать – значит, искать истину, опираясь на факты и аргументы прежде всего. «Я всё рассказал тебе об изучаемом предмете, раскрыл все причинно-следственные связи его, сделал окончательный вывод о нём. А ты примкни к моему мнению, если хочешь, а не хочешь – составь своё».
Формирование мировоззрения, научного, нравственного, эстетического (с помощью внушения, убеждения или комбинированным способом) напоминает собой строительство дома. Понятия укладываются, как «кирпичи», «цементируются» чувствами. И попробуй их «выбить», когда сооружение закончено, когда в него «вселилась» сама жизнь! Мировоззрение не снимешь, как перчатку или как волосяной покров. Я сравнил бы его с кожей, поверхностным слоем мышечной ткани. Кровоточит тело при отторжении живой материи.
Переработка и перестановка политических понятий в сознании людей задерживается не только консервативностью их душевного склада, но и искусственно созданным страхом перед хищной властью. Умные, образованные граждане часто стараются ни о чём опасном или сомнительном не думать, а жить, «как все», своими малыми радостями. Многие из них, вопреки своим затаённым убеждениям, даже устремились ввысь по служебной лестнице, – привлекают прибавка к зарплате, хорошая квартира в новом доме и пр. Однако червь точит, крот роет. Перестройка политических взглядов (одного из главных компонентов нравственного мировоззрения) у тех, кто жаждет освободиться от духовного рабства, медленно, но идёт. И остановить этот процесс, как бы сложен, извилист он ни был, невозможно. Его можно лишь задержать.
Какой вариант политических взглядов для личности предпочтительнее – тот, что построен на внушении или тот, что построен на убеждении? Во-первых, не все нуждаются в собственных убеждениях. Обычно люди обходятся тем, что им внушили, а если внутри осталось что-то своё, его можно припрятать (поверх своей рубашки одеть сверху казённую). Во-вторых, выработка убеждений требует большого душевного напряжения, мужества. Далеко не все готовы к этому, лучше взять убеждения «напрокат», чем рожать их в муках и испытывать страх. Но, конечно же, своё дитя всегда ближе, дороже. За свою истину социально зрелая личность может пойти на голгофу, а от чужой, бездумно и в опасной ситуации принятой, – легко отказаться.
В глубине души диктаторы заинтересованы в том, чтобы все думали так, как они. Думали по убеждениям, а не по внушению. Однако природа нормального человека (не бесхарактерного приспособленца, не труса) такова, что она постоянно находится в конфликте с властью, требующей единомыслия. И потому диктатура предпочитает иметь дело с гражданами, легко поддающимися внушению. И потому она торопится уже в юном возрасте внушить им свою идеологию, пока они не успели перейти на позиции личных убеждений.
30 октября 1985 года
П. 59
Здравствуйте, уважаемый Михаил Петрович!
Вспомните строки из Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан». А что делает писателя в нашем обществе гражданином? Прежде всего, мужество. Способность бороться за идею, даже если она не по вкусу правителям. Для писателя объектом атаки испокон веков является уродливость общественных отношений. Радищев: «Путешествие из Петербурга в Москву», Пушкин: «Товарищ, верь, взойдёт она,..!», Лермонтов: «А вы, надменные потомки!..», Гоголь: «Мёртвые души», Достоевский: «Записки из мёртвого дома», Толстой: «После бала», Солженицын: «Архипелаг ГУЛАГ», Зиновьев: «Зияющие высоты», Войнович: «Приключения бравого солдата Чонкина» и т.д. Немужественный писатель, каким бы мастером пера он ни был, лишь условно может называться писателем, ибо он творит для людей социально равнодушных, инфантильных, живущих ощущениями личного благополучия, ибо он санкционирует, маскирует общественное неблагополучие в утеху личному удовольствию определённых групп.
Быков неплохо пишет о войне. Но пора ему молвить правду и о доморощенных «немцах», иначе он духовно умрёт. На коленях бунтует Чингиз Айтматов («И дольше века длится день»). Сейчас читаю Распутина. Постараюсь осилить. Конечно, лучше крупицы, чем ничего. Однако так устроена душа человека, что во всём она ищет созвучия с собственной идеей. Я очень хочу найти такое созвучие в произведениях современной литературы, но… Бывает так: прочитал и обнаружил – попусту потратил время. Досадно. Отсюда моя категоричность.
Мои краткие статьи Вы, похоже, читаете через строчку. Я не писал «Долой воспитание!» У меня сказано: «Долой воспитателей-специалистов – надзирателей, экзекуторов, нравоучителей!» Я отвергаю не воспитателей вообще, а дурной метод воспитания.
Нужно ли «перетягивать» детей на свою сторону? Нередко рассказывают историю о двух матерях, притязавших на девочку. Одна родила, другая растила. Судил царь Соломон. Ребёнка поставили в круг, очерченный мелом, а матери должны были тянуть его за левую и правую руку в разные стороны. Настоящей матерью царь признал ту, которая отказалась это сделать. Мудрое решение, Соломоново решение. Не надо рвать тело ребёнка, но не надо рвать и его душу. Есть много прекрасных дорог на свете. Наша задача – открыть их перед питомцем, рассказать о них, чтобы он мог сделать правильный выбор. Воспитание – не игра в бильярд, и ребёнок – не шар, который следует загнать в лузу.
В чём состоит целесообразность в воспитании? Не в «перетягивании» детских душ на свою сторону, а в разумной и целесообразной организации собственной жизни, в постоянной бдительности (дискредитированное слово, но лучшего нет), как бы не сказать глупость, как бы не сделать пакость. Если речь идёт о специальном учреждении (школа, пионерлагерь и пр.), то и тут всё сводится, в основном, к режиму, к организации труда и отдыха. И менее всего «объект воспитания» должен подозревать, что его воспитывают.
Демократию Вы, мягко выражаясь, неточно толкуете. Демократия – не только цель, но и повседневное средство жизни, как воздух, вода, хлеб. И хотел бы я на первый случай совсем малого: чтобы власти не мучили в тюрьмах и лагерях по 10, 20, 30, даже 40 лет своих граждан только за то, что думают они иначе и осмеливаются не скрывать этого.
Осуществление идеала не приведёт к общественной смерти. Потому что в жизни дело обстоит так, что не успел осуществиться один идеал, как из него вырос другой, более высокий, – и гонка начинается снова. К стагнации, остановке движения (не к смерти), приводит насильственное внедрение абсурдных, противоречащих человеческой природе, не вышедших их души народа, политических схем. Демократия останется вечным идеалом развития, постоянно обновляемым, как и вечным средством развития.
Талантливый журналист Е. Богат. И, уважая его талант, хочу сказать о нём пару слов. Интересна приведённая им мысль: «В нашем – порой излишне «юридическом» – понимании виноват лишь человек, совершивший явно или тайно зло. Но мы не склонны усматривать виновность в поведении человека, не совершившего добра, когда он мог (подчёркнуто мной – С. К.) его совершить». О всеобщем чувстве вины есть у Достоевского. Теперь я хочу спросить: «Почему автор книги «Ничто человеческое…» не поднял голоса против политической жестокости, когда он мог это сделать?» Многие писатели и журналисты лицемерно вопрошают: «Откуда детская жестокость?» Знают ведь они, что наша система родилась из жестокости и стоит на ней теоретически и практически, – а яблоко от яблони недалеко падает! Знают ведь они, что воровство и пьянство вышли из ожидания лёгкой и безответственной жизни, развал семьи – из безрассудной ломки традиционной морали, веками устоявшихся идеалов, индустриализации, урбанизации, фальшивой эмансипации! А иные искренне отождествляют коммунизм с гуманизмом, придумав версии об искривлении линии, о нелогичных и случайных ошибках руководителей, о неоправданном культе личности, о временных трудностях и временных суровых мерах. Обществу нашему предстоит колоссальная работа по преодолению лицемерия и ложных иллюзий (не говоря уже о страхе). Прежде всего, духовная работа.
Возможна ли атеистическая мораль? А почему – нет? Возможна. Даже разбойники руководствуются некими правилами, скрепляющими их сообщество. И у них есть свои идолы, кумиры, образцы. Атеисты создают свою мораль: всю мудрость тысячелетий они подгоняют под заповеди вождя и соединяют в Кодекс. И «церкви» свои строят – Дома и Дворцы культуры для торжественных заседаний, пения Гимна, единогласного голосования и торжественных выкриков. Строят площади для проведения митингов и демонстраций, Музеи, где хранятся новые святыни, Мавзолеи, в которых выставляют на всеобщее обозрение трупы своих «святых». Атеистическая мораль, в отличие от религиозной, подкрепляемой авторитетом высшего духовного существа, требует земной поддержки. Она не просто связана с господствующей политической силой, а является продуктом последней. Прежде она приносилась на штыках, а теперь, в век более совершенной техники, выстреливается из ствола автомата. В худшие времена религиозная мораль вырождалась в инквизицию, а атеистическая – есть по существу инквизиция, по природе своей, по происхождению.
Инженер Уваров последователен в своём атеизме и коммунизме, а Е. Богат пытается «раскулачить» религиозную мораль, «экспроприируя» её фундаментальные понятия: «святыня», «чудо», «любовь к ближнему», «сострадание» и пр. Но может ли быть святым нечто, что обречено на тление, за чем не стоит вечная жизнь духа? О каком чуде можно говорить, если всё объясняется законами материалистической диалектики? Как любить ближнего, если он, к примеру, инакомыслящий? И сострадать не могут истинные революционеры: надо бороться с оружием в руках, чтобы взять власть, надо постоянно заботиться об её удержании, постоянно бдить, чтобы подкараулить врага (из тех самых «ближних»), надо выполнить план хотя бы по валу, чтобы не отстать от заграницы. Не отстать в производстве пушек, танков, самолётов, ракет. Если атеистическая мораль заимствует истины из морали религиозной, то следовало бы признать: используем опыт ушедших поколений, опыт дорогой для нас, но требующий переосмысления. Однако революционеры в этом вопросе не признают закона наследования, а хватают из истории духовной жизни человечества произвольно лишь то, что им выгодно, что оправдывает их произвол и жестокость.
Всего Вам доброго.
Корягин С.О. 8 ноября 1985 года
П. 60
РОССИЯ – РОДИНА СЛОНОВ!
Есть качества, которые присущи личности не как таковой, а как члену семьи, члену трудового коллектива, нации, общества. Есть пороки, которые присущи гражданину или государственному учреждению не как таковым, а вытекают из сущности общественно-политической системы. К ним относится у нас страсть к хвастовству и высоким показателям, которая является следствием небывалой в истории централизации всех человеческих импульсов и бюрократизации жизни и деятельности каждого.
Централизовали всё – тело и душу гражданина. Как следствие, все индивидуальные стимулы его деятельности зажаты властью. Политическая энергия вождя (вождей) неукротима. Для реализации своих проектов он формирует армию чиновников, их задача – всех мобилизовать на выполнение грандиозных планов. Планы, планы, планы! Скорей, скорей, скорей! Да здравствуют великие стройки! Да здравствуют высокие показатели! Да здравствуют гигантские сооружения! Всех накормим, обогреем. И мир завоюем. Появляются броские лозунги: «Пятилетку – в четыре года!», «Пятилетку – в три года!», «Пятилетку – в два года!».
Прошли годы и десятилетия, первые страсти улеглись. Бесправный народ за голодный паёк работать не хочет (и страх не всесилен) – придумали искусственные стимуляторы: агитация, поощрения, соцсоревнование. Построили концлагеря для совершенно непослушных. Сочинили тьму патриотических песен и пели их, пели. «Пели песни и плясали, наши ноженьки устали».
У нас самая читающая страна! У нас самый образованный народ! «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин!» Ломоносов (а не Лавуазье) открыл закон сохранения энергии! Мы первыми полетели в космос! У нас лучший в мире балет! Мы чемпионы мира по хоккею! Мы чемпионы мира по шахматам! Россия – родина Пушкина и Толстого!.. «Россия – родина слонов!» – шутили злые языки.
Искусственные стимуляторы перестали работать, а чиновнику надо отчитаться перед начальством. Чтобы скрыть свою общественную бесполезность, хоть как-то оправдать свои привилегии, он вынужден пыжиться и, по-прежнему, раздувать цифры. Нет реального показателя – дадим формальный. Если бы муха, сидящая на рогах у вола, умела писать, читать, считать, подводить итоги и имела соответствующую власть, она занималась бы тем же самым. Не успели убрать картофельное поле? – Запахать его! И полетела телеграмма: урожай убран! Не построили дом к сроку? – Сдать и оформить! Недоучили ребят? – Всем поставить тройки и перевести в следующий класс! Каждый чиновник знает: он незаменим, потому что никто из порядочных людей на его место не сядет; он ненаказуем, потому что связан с такими же круговой порукой (не считать же наказанием переведение с одной номенклатурной должности на другую!).
Корягин С.О. 13 ноября 1985 года
Свидетельство о публикации №209120301083