Эдуард Раков Глава о наших дедах

Эдуард Раков               
Вводное слово

Только в зрелые годы начинаешь понимать, что ты – малая частица большой и непрерывной последовательности поколений, что «твое» – это продолжение  доставшегося от предков, что духовное наследство, оставленное твоими предками, бесценно и что твоя обязанность достойно этим наследством распорядиться.

Егор родил Валериана.
Валериан родил Никиту.
Никита родил меня.
А всё, что до Егора,
бурьяном шито-крыто –
ни имени, ни пня.

Как будто тот, родивший
Егора, был Иваном,
не помнившим родства…
Тишайшая водица
мой предок безымянный –
нижайшая трава.

А может, не Иваном –
Лукой, Матвеем, Марком
он звался – угадай:
всё заросло бурьяном,
райсадом, луна-парком –
и парк, и сад, и рай…

Как мог он беззаветно
купаться в той купели,
чтобы остаться не
в веках, а только в ветре,
в бурьяне, в карусели,
в Никите да во мне!..

Никиту все запомнят –
я сам не дам Никите
в безвестности пропасть.
Меня за то запомнят,
что я не дам Никите
в безвестности пропасть.
    Олег Хлебников, р.1956

Предки – тоже частица, частица уже гораздо большего, чем семья: частица народа. Вместе со своими соседями деды были жителями деревни Кабачино, вместе с другими кабачинцами и населением соседних деревень входили в состав прихода. Рождение и смерть каждого из них была записана в старинной – быть может, XIII века, – Никольской Звозской церкви (что в старых документах названа «Никола-в-Ывицах»). Над местными приходами главенствовала знаменитая Кириллова обитель, деды и бабушки были жителями не очень населенного Кирилловского уезда. Этот уезд – часть Белозерья, и предки с гордостью называли себя белозерами. Они вместе с другими восприняли быт и обычаи своего времени, своих мест и являлись своеобразной частицей населения Русского Севера и всего Русского народа.

Нет, умершие нас не покидают.
И дед, и прадед, и прапрадед мой,
Пока живу, за мною наблюдают,
Ежесекундно шествуя со мной.

Есть та волна в бушующем просторе,
Где души предков – кровь веков моих –
Разделят радость и спасут от горя,
Покуда сам я не забуду их.
Евгений Юшин

Семья деда значительную часть жизни провела в Ленинграде (Петербурге), оставив деревню в 1930 году. Но корневые связи с Белозерьем остались.
       
                Белозерье
Белозерье – вершина Европейской Руси. Здесь сходятся главные водоразделы бассейнов Белого, Балтийского и Каспийского морей, здесь были многочисленные волоки – перекрестки древних речных путей, здесь была проложена Мариинская водная система, ныне Волго-Балтийский канал. Поэтому один из летописных братьев-варягов и поселился у Белого озера.
Прежняя Мариинская система включала в себя 39 шлюзов. Задуманный Петром I, проект начал осуществляться лишь при Павле I.  При строительстве вдоль берегов проложили специальные дороги для бурлаков и для конной тяги судов. Какое-то время по дну реки шла особо прочная цепь, которую специальные буксиры выбирали на себя и таким образом тянули за собой караван. Этот величайший в мире канал общей протяжённостью более 1100 км много раз перестраивался, и после пуска в 1964 году новых шлюзов получил название Волго-Балта и до сих пор служит одной из важнейших транспортных артерий страны. Качнутся в тёмных трюмах грузы, вскипят под днищем струи вод, толкнётся боком в стенку шлюза Шексной идущий теплоход. За ним сомкнутся створки чинно, и вверх таинственно влеком, он, словно рыба из пучины, начнёт медлительный подъём. Отмечу узкими следами твердь меж раздвинувшихся вод. Пройду легко, как меж судами Шексной проходит теплоход. Свои преодолею шлюзы, спуск чередуя и подъём. И никому – про тяжесть груза. И взгляд глубокий – ни при ком. Татьяна Кузовлёва.

Главным занятием жителей края были сельское хозяйство, кустарный промысел и собирательство. Многие  белозеры  – прирожденные рыболовы. В этих местах издревле были государевы рыбные дворы, обслуживавшие Москву. Надо сказать о великокняжеских и митрополичьих езах –  особой форме ловли рыбы, существовавшей в cредние века. Каждую весну в половодье местные жители перегораживали реку Шексну деревянными плотинами, оставляя лишь ворота для прохода судов и окна для рыбы. Сторож, посаженный у  окон, по существу просто вычерпывал рыбу, подходившую сюда.

На Белом озере туман,
И всё так зыбко, так непрочно,
Как этот матовый, молочный
На Белом озере туман.

Там деревянный городок,
Где храмы каменные встали.
Особой светлостью хрустален
Тот стародавний городок.

Он долгой дамбой ограждён,
От волн озерных обособясь.
От княжеских междоусобиц
Он дамбой века ограждён.

На Белом озере туман.
Рыбачий бот идёт с радаром.
А было: парус  падал старый
На Белом озере в туман.

На Белом озере туман,
Но Русь шумит волной проточной,
И вдруг рассеялся непрочный
На Белом озере туман.
Юрий Оболенцев, р.1936, СПб

Леса и болота, окружающие деревни, изобиловали грибами и ягодами, и заготовки лесных даров находили свое время в  календаре крестьянина. Из грибов ценились белые, грузди и рыжики. Лисички, шампиньоны, опята и многие другие считались поганьками. Собирали малину, морошку, чернику, бруснику и клюкву. Проснулся лес от птичьих криков, и солнца гребень – в синеве… Какая крупная черника в омытой росами траве! Когда за триста первой кочкой родился день в рассветной мгле, тогда свернулась ночь в комочки и раскатилась по земле. Олег Кадкин.

Этот край в наименьшей степени подвергся иностранному влиянию и сохранил особый народный говор, многие старинные былины, песни и сказки. Белозерский, северный  диалект отличается своей близостью к древнерусскому языку и в некотором отношении ближе к современному украинскому, чем язык центральных областей России.
У многих местных жителей сегодня легко заметить особую тональность при произношении предложений, а у некоторых пожилых людей и особенности  произношения каждого слова. Букву «я» выговаривают как «е»: опеть, преник, хресьенин, не терей. В прошедшем времени глаголов окончание «л» передают как «у»: быу, куды ходиу, цево делау. Букву «щ» выговаривают как «шш»: ишши лешшей.

Из вечной бронзы выкован
извечный русский выговор,
чеканное, глубокое
то аканье, то оканье.
Слова в иной пословице
поются, а не молвятся.
Слова звенят звоночками,
то – ёлками, то кочками.
Вот палочка. И палица:
ударит – слон повалится.
Вот скрипка. Или скрипица:
играет - слёзы сыплются.
Люблю за ними следовать:
то сетовать над Сетунью,
то с Беседью беседовать.
Певучими – над ёлками –
соловьими прищёлками,
родная речь, вызванивай
из каждого названия!
Тобой, как речкой Речицей,
любая боль излечится,
твои слова, пророчица,
журчат и слушать хочется.
Владимир Гордейчев

Ученые выделили среди прочих особый белозерско-бежицкий говор, границы которого удивительным образом повторяют водоразделы: с севера кольцом охватывают Белое озеро и расходятся ножницами, спускаясь к югу.

                Северная Фиваида

После принятия Русью христианства  (988 год) стали возникать его своеобразные центры – монастыри. В Белозерье первые два монастыря появились в XIII веке. XIV век дал еще три монастыря: Кирилло-Белозерский, Ферапонтов Рождественский и Череповецкий Воскресенский. К XVI в. общее число монастырей в Белозерье достигало тридцати. Большая часть монастырей была связана с подмосковной Троице-Сергиевой лаврой и самым крупным и влиятельным на Севере России Кирилло-Белозерским монастырем. Эта связь, множество обителей и строгость монастырских уставов позволили  выделить их в особую группу, которую позднее стали называть Северной Фиваидой, напоминая о местности вблизи египетского города Фивы. Во времена Византии Фиваида прославилась обилием христианских монастырей и подвигами иноческой жизни. В Северной Фиваиде монастырей, основанных выходцами из новгородских обителей, в Белозерье не было.

Одно из подворий (своего рода посольство) Кирилло-Белозерского монастыря в Москве располагалось не где-нибудь, а в самом Кремле, вблизи Спасских ворот. Именно в Кирилловом монастыре хотел принять постриг Иван Грозный и трижды посетил его.  Само понятие Белозерье, Белоозеро чаще всего стали относить к этому монастырю.
В России очень почитают икону «Всех Святых в земле Российской просиявших». На ней выделена группа из 12 Белозерских чудотворцев, подвиги которых приобрели общерусское значение.

Почти все белозерские монастыри располагались на реках, озерах или поблизости от водных путей, в относительно густонаселенных по северным меркам местах. Иначе здесь, на вершине Руси, и не могло быть, поскольку для распространения своего влияния в местностях, лишенных всепогодных дорог, можно было использовать только водные пути.
К былой славе Северной Фиваиды можно прикоснуться и сегодня. Самый большой по периметру своих могучих каменных стен в России Кирилло-Белозерский монастырь – некогда неприступная северная крепость, опора Москвы – активно действует как культурный центр, привлекая многочисленных туристов, регулярно проводя научные исторические и искусствоведческие конференции, участвуя в издании научных трудов.

В городе Кириллове, там, за Белым озером,
где из тьмы истории Родина встаёт,
смысл поэмы каменной сообщает в прозе нам
тоненькая девочка – наш экскурсовод.

Подкупает речь её не умом – сердечностью.
Нас проводит девочка и уходит в ночь,
добрая от Родины, от общенья с вечностью,
тихая в безсилии прошлому помочь, -

этим фрескам радужным, гибнувшим от сырости,
той стене порушенной, что была крепка.
Строил это праздненство зодчий Божьей милостью
в те века, где строили храмы на века.

Двор, забитый мусором. Пруд, заросший ряскою.
Беглыми туристами разрисован скит.
Тоненькая девочка с тоненькой указкою,
словно образ Родины, сердце мне щемит…
 Николай Добронравов

Многочисленных посетителей привлекает Ферапонтов монастырь с его фресками 1502 года знаменитого художника Дионисия. С помощью петербургских специалистов удалось восстановить древние куранты работы русских кузнецов 1635 года. Добровольцами расчищен  остров Бородаевского озера,  который по преданию был насыпан самим патриархом Никоном во время его заключения в Ферапонтовом монастыре. А было так: в наш край лесов и рек в кафтане долгополом, в шапке лисьей пришёл с сынами добрый человек, искусный живописец Дионисий. Сам на леса вздымался он чуть свет, писал и пел, не ведая печали, и вот смотри, какой на сотни лет красою Ферапонтов расписали! Всеволод Рождественский +1977

Еще раньше, в 1990 году была передана местной православной общине церковь в селе Горицы.
Это село сейчас известно своей пристанью, куда приходят туристические теплоходы, следующие из Москвы в Санкт-Петербург и обратно. Однако в течение нескольких столетий оно было знаменито богатым и прославленным Воскресенским девичьим монастырем, ареной действия многих подвижниц, местом ссылки опальных цариц, царевен и княгинь. Обитель связана с именами Марии Нагой, Прасковьи Соловой, Ксении Годуновой, Михаила Романова и многих других известных исторических лиц. С 1995 г. Горицкий женский Воскресенский монастырь начал возрождаться, и сегодня можно убедиться, что под началом игумении Евфалии (Лебедевой) и нескольких насельниц былое запустение постепенно сменяется хорошо организованным хозяйством.

                Деревня Кабачино
 Кабачино – деревенька некрупная, расположена не на большой дороге, километрах в полутора от Ивицкого озера и ничем особенным не знаменита. Деревне больше 600 лет. Она была основана до 1397 года, когда на берегах Сиверского озера монахи московского Симонова монастыря Кирилл и Ферапонт основали монастырь и были составлены первые купчие грамоты с упоминанием местных деревень. Можно с уверенностью предполагать, что Кабачино существовало и в начале XIV века, во времена Ивана Калиты, который завещал дочери Федосье расположенный чуть севернее на реке Шексне Городок (Федосьин городок) и прилегающие пять волостей. Правда, первые документы с упоминанием Иваша или Ивашко Кабачина относятся к периоду между 1428 и 1434 годами.

Деревня сначала принадлежала наследникам Ивана Калиты, но в конце XV века была подарена Кирилло-Белозерскому монастырю. Первая перепись жителей деревни состоялась в 1559 году. Проследить по последующим переписям родословные деревенских жителей невозможно: довольно частые недороды хлеба, «мор силен» и «литовское разорение» во время смуты приводили к полной их смене.   

Отец вспоминал, что даже до его отъезда из деревни по окончании школы-девятилетки (1930 или 1931 год) сюда раз в год приезжали монахи собирать с крестьян  дань.

И зимою, и летом чуть не в каждом окне
Расцветали герани в старом Кабачине.
Сколько мест есть красивых, но мне снится одно:
Дорогая деревня – наше Кабачино.

Много мест есть прекрасных, но мне снится одно:
Небогатая родина – наше Кабачино.
Только, видно, не помнит уж никто обо мне
В окруженном лесами старом Кабачине.

Горько мне, что не помнит уж никто обо мне
В дорогом и знакомом нашем Кабачине.
Только где бы я ни был, я вернусь все равно
В эту вот деревушку – в наше Кабачино.

Обещаю: где б ни был, возвращусь все равно
В родовую деревню – наше Кабачино.
Ведь в любом русском сердце сохранилась струна,
Что порою напомнит радость Кабачина.
                1996 г.

Из окрестностей Кабачина открывается вид на Ивицкое озеро. На снимке – мой брат в 1981 году.

О Кабачине сложена песня, причем одна мелодия подобрана И.П. Лебедевым, другая написана Г.Л. Параничевым.

Песня о Кабачине
Навсегда позабыты стародавние даты,
Время прадедов скрыла невозвратная даль.
Но остался их выбор, что был сделан когда-то:
На горушке деревня – красота и печаль.
               
И в каждом доме на окне
Цвела герань в Кабачине.
Есть много  мест прекрасных, но
Милее всех Кабачино.

Жили деды небедно, в том краю, где озера,
Где у самых околиц начинались леса,             
Где былые скиты еще радуют взоры,
Где в лугах заповедных не звенела коса.

Есть много мест прекрасных, но
Милее всех Кабачино.
Навряд ли помнят обо мне
В моем родном Кабачине.

Посмотрите, какие деды избы рубили,
Без мудреных расчетов, лишь по сметке своей.
Что построены после, те давно уж прогнили,
Эти, век простояли, но хоть завтра в музей.

Жаль, что не помнят обо мне
В моем родном Кабачине.
Но где б я ни был, все равно
В конце вернусь в Кабачино.

И, объездив Россию от столиц до окраин,
Я приеду в деревню вместе с внуком моим
И ему покажу я то, что сызмальства знаю:
Вот – земля наших предков, вот  на чем мы стоим.

И где б я ни был, все равно
В конце вернусь в Кабачино.
Есть в сердце каждого струна
Для своего Кабачина.

1997 г.
                Фамилия - Раков
Дворян с фамилией Раков на Руси, судя по гербовникам, не было,  хотя С. Герберштейн, австрийский посол в Московии (1516 – 1517 и 1525 – 1526 годы) упоминает в своей книге «Записки о Московии» боярина Федора Рака. Этот боярин был послан великим князем Василием III в Суздаль, чтобы выяснить, действительно ли беременна разведенная и сосланная в Покровский монастырь бывшая царица Соломония Сабурова.
 
Одним из самых известных государственных деятелей первой половины XVI века, когда правили Василий III и затем Елена Глинская, был дьяк Третьяк Михайлович Раков. Его прозвали Колтырь («колотырить» – значило бедствовать или сплетничать). Он обладал огромным политическим  опытом, пользовался полным доверием великого князя, неоднократно участвовал в важных переговорах с Литвой и другими державами и был довольно богатым человеком. Интересно, что его сподвижником был Елизар Цыплятев, – потомок Ивана Калиты и бояр Монастыревых, владевших землями в округе нынешнего города Кириллова. Иван Ципля – отец Елизара – был основателем и владельцем большого села Иванов бор.

Первый митрополит Новгородский архиепископ Александр в 1578 году подписал послушную крестьянам Михайловского погоста, пожалованным в поместье боярскому сыну Якову Никитину Ракову: И вы бы все крестьяне тех деревень нашего сына боярского Якова Ракова слушались во всем…

В материалах комиссии, раследовавшей дело о погибели царевича Димитрия в Угличе, содержатся показания городового приказчика Русина Ракова. Тот утверждал, что Михаил Нагой взял у него два ножа, купленных у торговых людей. Нагой приказал слуге зарезать курицу и вымазать ножи куриной кровью. На очной ставке слуга Нагого, тот, что резал курицу, подтвердил показания Ракова. Все это делалось для того, чтобы обвинить в убийстве царевича людей, к гибели Димитрия не причастных: Михаила Битяговского, его сына Михаила, Осипа Волохова, Диниила Третьякова. Уже после того, как этих несчастных растерзала толпа, окровавленные ножи положили у их трупов как доказательство участия в убийстве.

В марте 1615 года воевода Белозерска, до которого дошел слух о незаконной торговле вином, послал сотника стрелецкого Динила Ракова, да с ним стрелцов пять человек, чтобы вино то выняти, что будет найдет. Сотник привел троих виновных и две насадочки вина … в обеих всего ведра с четыре.

На листе вытной книги Кирилло-Белозерского монастыря 1559 года есть дополнительная зачеркнутая запись: 128-го (1620) августа в 28 день при житнике старце Аврамье Ракове Уломские волости хрестьянин Горяша Максимов перенес с собою из деревни из Формушина в деревню Обанино на никитинской жеребей на полвыти ржы 3 чети, овса 3 осмины, пол-осмины ячмени поземных семян.

В отписной книге Воскресенского Горицкого девичьего монастыря от 31 мая 1661 года (акт передачи от одной игумении к другой с подробной описью имущества и документов) под рубрикой крепостеи есть запись: Памят межевая Кирилова монастыря старца Аврамия Ракова меж Кирилова монастыря деревни Трофимова и Горицкого монастыря землею, 151 году (1642) октября в 11 де; писмо Кирилова монастыря дьячка Максима Поморца за его Аврамиевою печатью. Завещание некого Кирилла Живлякова Кириллову монастырю в копийной книге монастыря помечено надписью Подлинная крепость сего списка послана к Москве с строителем Аврамием Раковым в 151 (1642) году декабря в 16 день.

В примечании к главе «осьмой» своей «Истории Пугачева» среди убитых до смерти в городе Пензе Пушкин упоминает капитана Григория Ракова.

В книге «Путешествие по Северу России в 1791 году. Дневник П.И.Челищева» (СПб, 1886. – 313 с.) среди перечисленных чиновников Великого Устюга записаны два брата Раковых: В Верхней расправе в 1-м департаменте председатель секунд-майор Дмитрий Ильич, во 2-м департаменте поручик Иван Ильич.

В петербургском Новодевичьем монастыре у Воскресенского собора (освящен в 1861 году) до марта 1924 года был склеп Ракова-Сущевских

В энциклопедиях советского времени упоминаются герой гражданской войны А.С. Раков (был похоронен на Марсовом поле в Петербурге) и генерал-майор авиации В.И. Раков. О них написаны книги «Товарищ Раков» (Г.Л. Шидловский), «Александр Раков» (И.И. Слобожан), «Сердце комиссара» (И.И. Слобожан), «Рассказы о полковнике Ракове» (К.Я. Левин), «Крылья над морем. Записки военного летчика», «Над сушей и над морем. Записки военного летчика», «В авиации – моя жизнь. Записки военного летчика».
 
В Зале славы на Поклонной горе в Москве на мраморных досках золотом написаны имена Героев Советского Союза. Кроме В.И. Ракова там есть А.В. Раков. Прототипом героя книги В. Катаева «Сын полка» был Иван Раков. Историк Л.Л. Раков сидел во Владимирском централе (политизоляторе) в первые годы после Великой отечественной войны вместе с писателем Д. Андреевым и академиком В.В. Париным.

МНОГО НАС, ПЕТРОВЫХ, НА РУСИ
Жить хочу я по большому счёту,
Много видеть, и любить, и знать.
С солнцем подниматься на работу,
Ежедневно что-то создавать.
И – улыбок, неподдельно чистых,
Искренних в беде не скрою слёз.
Только фальшь не подпущу на выстрел
До души, до дум моих и грёз.
Может, и не следует гордиться?
Кто я есть? – У Родины спроси.
Рядовой среди однофамильцев,
Много нас, Петровых, на Руси.
И не надо лишних славословий,
У всего, у мира на виду:
Не пойдёшь в атаку без Петровых,
Не взлетишь на дальнюю звезду.
Михаил Петров, Новая Ладога

             Прапрадед Григорий, прадед Иван и прабабушка Фёкла

В одном из писем отец писал автору заметок: Твой прапрадед (и мой прадед) был наполовину мужиком, наполовину – мастеровым. Мне рассказывал дед, что мастеровщина в Кабачине очень процветала: хлеба от бедной земли, при обработке сохой и отсутствии удобрений хватало мужику только до «Миколы-зимнего».  А потом гложи кору с дерев. Вот и занимались рукомеслом: гармони делали, тес пилили продольной пилой, столярничали, а летом по Шексне баржи таскали (бурлачили), а позднее – на плотах и баржах в Ленинград ходили. О прадеде своем я немного знаю: молод был и глуп, не расспрашивал…

Ты лучше меня знаешь историю и ответишь на вопрос – были или нет среди русских племен – кривичей, вятичей, полян и т.д. – также и ларичи? Может, и были, так как в нашей деревне почти все поголовно носили фамилию Ларичевых. И наши предки (прапрадед) тоже. Но так как они были рыболовами и носили в подарок начальству раков, были переофамилены: «Ты будешь называться Рачков», а потом – Раковы.

Отец, я вынес речь твою.
Я вырос в мысль твою.
Тебе я память отдаю,
А значит – жизнь свою.

Я повторяюсь на земле,
Чтоб повторился ты.
Мы не пылинки на земле,
Не праздные мечты.
Владимир Скурихин
 
На старой фотографии, прочно приклеенной к картону, с пятнами и следами чисток, – восемь человек. Четверо сидят, четверо стоят позади, причем каждый стоящий чуть отступил вправо от сидящего и положил свою левую руку ему на правое плечо. Четверо мужчин, четверо женщин. Двое мужчин  с окладистыми бородами, а двое, что помоложе и стоят сзади, – с усами.

Все нарядно одеты. Мужчины в фуражках с козырьком и высокой тульей, в светлых косоворотках навыпуск, передние – в жилетках, а один из них – с часовой цепочкой. Верхняя одежда – двубортные или однобортные пиджаки-пальто: длиннее и тяжелее современных пиджаков, но короче пальто.

Женщины одеты более разнообразно, только юбки и платья обязательно длинные – до самого пола, а шея непременно прикрыта до подбородка. Блузки без пояса и в пояс с большой пряжкой. Есть и темный кружевной платок, и кружевной нагрудник-воротник, и брошь на украшенной вышивкой блузке, и бусы в один или в три ряда, и модное пальто с большими пуговицами. Кружева – у сидящих старших, бусы – у тех, что стоят позади, младших. Молодицы держатся за блестящие ручки сложенных и строго отвесных зонтиков. Кажется, что поблескивают сережки, но показать их яснее было просто выше искусства фотографа, который и так сделал свою работу добросовестно, на века.

У одного бородатого и у молодых женщин на правой руке поблескивают обручальные кольца. Лица и позы немного напряженные: фотограф наверняка все детали отрабатывал тщательно, подолгу, а фотографироваться надо было ехать в город, а до города пришлось добираться на телегах и через реку на пароме – путь не столь далекий, но туда и назад занимает целый день. Да и процедура фотографирования для большинства, если не для всех, кто на снимке, – первая в жизни, раньше фотографии в уездах не было.

Лица разные: и красивые, светлые, и выдающие тяготы жизни, и говорящие о безпокойном характере. А вот руки – руки у всех похожие: большие, натруженные, крестьянские.
На фотографии семья Раковых из деревни Кабачино. Сидят Фекла и Иван, брат Ивана Федор и Анна. Стоят дочери (которые – кто теперь скажет? Александра? Ольга? Полина? Елизавета? Анна?) и зятья. Одного сына (Ивана Ивановича) на снимке нет – то ли потому, что еще не был женат, то ли по причине отъезда.
Снимок мог быть сделан в конце XIX – начале XX века, между 1890 и 1910 годами в городе Кириллове.

Прабабушка Фекла – властная и сильная, работящая и заботливая – была и выше, и плотнее прадеда Ивана. Тот был пониже ее, посуше, да и характером не слишком ровен. Это он сидит в сапогах с цепочкой для карманных часов (часы, конечно, тоже были) и с зажимом для карандаша в нагрудном кармане пиджака. Плотник и столяр должен всегда иметь с собой карандаш.

У него нет мизинца на правой руке, что позволяло ему по-своему шутить с малыми детишками: положит ладонь на стол и спрашивает – где палец, найди! Малыш и лезет под стол искать.

Прадед, как многие в Кабачине, слыл отменным рыболовом и хорошо знал Ивицкое озеро: его каменные гряды, ямы и мели, а также места, где были заложены хвойники – затопленные елки для удобного нереста рыбы. Наверняка он  и сам такие хвойники закладывал. Конечно, у него на озере была не одна лодка, а сам он умел и сети плести, и грузила из глины обжечь, и бересту для поплавков выбрать, и хорошую вересину (длинную можжевеловую жердь с частью корней) вырубить для ботания рыбы.

Из сетей чаще всего использовались мережки – и верховые, и придонные. Но он наверняка  имел навыки ловли неводом и рюсями. Скорее всего, видел и белозерские езы. Неводами ловили зимой из-под льда и летом на особых речных тонях. Рюси – двольно сложные придонные сетчатые сооружения лабиринтного типа, куда, как в верши, рыба заходила, но выйти уже не могла. Езы – сложное сооружение типа бревенчатой плотины, которой перегораживали реку.

Был прадед не из бедных: в деревне Кабачино всего четыре – пять рядов домов и только одно место похоже на уличный перекресток. На этом перекрестке стояли четыре дома, и два из этих домов (один – наверняка) в самом центре деревни принадлежали братьям Раковым. Дом у прадеда Ивана – единственный в деревне и во всей кирилловской округе – был покрыт черепицей.

Мой отец вспоминал: С дедом я до 16 лет жил, имею впечатления. Был маленького роста, с пышной бородой и волосами, подстриженными «под кружок». Обладал звонким голосом, если закричит – на всю деревню слышно. Бабушку (высокая, стройная и умная) под конец жизни звал «онучей». Но дед был горласт, да и головаст. Помимо прилежного полевого хозяйства, занимался с успехом столярничаньем, резал кирпич, отменно клал печи, в молодости работал в артелях по кладке церквей и церковных оград.

Под старость, когда полевая и другая физическая работа стала не под силу, целые зимы высиживал за плетением сетей. И была у него сеть (единоличная) длиной в 70 саженей. С этой сетью с весенней полой воды и до заморозков ловил он рыбу на Ивицком озере. Еще брал трех мужиков, имел два ворота – веревки накручивались на барабан и вытягивали сеть из глубины на берег. Знал Иван Григорьевич каждый камень на дне озера и все крупные коряги. Владел немножго грамотой. За жизнь свою прочел три романа («Иван Выжигин» Булгарина, «Князь Серебряный» А.Толстого и еще что-то), читал «Крестьянский календарь» издания царских времен и святцы.

Одна сажень – 2.13 метра, а 70 саженей – это 150 метров. Ого! Календари за 1908, 1912 и 1918 годы сохранились в моей библиотеке, хотя и утратили первые и последние страницы. Эти издания, насыщенные статистическими данными и всякими полезными сведениями, были по сути небольшими энциклопедиями. Вернемся к письму моего отца о его деде.
По воскресеньям напевал псалмы, а чаще ходил играть в карты – в «тушку» и очко. Играли мужики сначала на «николаевки» (отмененные в 1917 году), на «керенки», а когда убедились, что они полностью обесценились, переключились играть на серебряные Георгиевские кресты. И хотя И.Г. никогда на войне не был, этих крестов у него лежало около дюжины.

Бывало, многие людишки
И молодые и в годах,
Безпечно резались в картишки
В любых российских городах.
И мы уже со школьной парты
Идеями начиненены,
Всю жизнь не брали в руки карты
Ни после и ни до войны.
Глеб Глинка +1979

В 2009 году в телесериале «Апостол» был показан эпизод с обучением разведчика при подготовке к роли уголовника карточной игре в «тушк;»; так что игра, видимо, называлась не «т;шка», а «туш;к», сохранилась до наших дней и была любима в уголовном мире.
Помню, что в далеком детстве нашел на чердаке целый лист «керенок». Тогда не знал, что это карточный выигрыш прадеда.

Летом 1995 года мне рассказали про прадеда историю, еще не забытую в деревне Кабачино. Хозяин необычной сети, он сам делил пойманную артелью рыбу по принципу: тебе рыбину, мне рыбину, лодке рыбину, сетке рыбину… Приглашенные на лов мужики-артельщики за это обижались, но он от своей манеры никогда не отступал.

Похоронены прапрадед и прадед, скорее всего, в Шуклине, где с XIII века была церковь Святителя Николая Чудотворца. От древней деревянной постройки остались только валуны, на которых ее возвели. Новую кирпичную взорвали в 1930-х годах: понадобился кирпич. Кирпичные обломки оказались непригодными для дела и все еще лежат горкой, постепенно зарастая. Поднятие в 1964 г. уровня воды вызвало подмывание берега и разрушение кладбища. По Шексне не один год плыли гробы.

У ВЗОРВАННОЙ ЦЕРКВИ
Кресты кованы в Шуклино
Взрывом погнутые давно.
Ни имен, ни могил, ни дат, —
Мои прадеды здесь лежат.
Давит сверху кирпич горой,
Снизу кости моет Шексной…
Боже праведный! Не прощай               
Их неведомую печаль,
Несмываемый наш позор
За безпамятство и разор,
За всплывающие гробы,
За невзгоды после судьбы.               
Незатейливый ваш погост               
Буйной травушкой позарос,
А вокруг разлились поля —
Вами вскормленная земля —
Ей кормиться, в нее и лечь
Ширью крепких усталых плеч:
Упадает одно зерно,
А взойдет колоском оно.
Так вершилось все испокон…
Я отвесил земной поклон,
С занемевших встаю колен.
Слышу стоны сквозь прах и тлен!
… Да, работа была нелегка—
Кресты кованы на века!   
 Александр Раков

Автор стихотворения считает его неумелым, но в строчки  вложены его чувства.
Вероятно, что в Кирилловском уезде (районе) у Раковых были родственники. В 1910 или 1911 году некто В.К. Раков подал прошение в Кирилловское уездное земское собрание о назначении пособия на образование, но прошение отклонили.

В Книге памяти района, где перечислены погибшие в Великую отечественную войну, – три Раковых.

В районном телефонном справочнике 1970-х годов значилась Н.А. Ракова, жившая в селе Топорня.

                Дедушка  Иван Иванович
               
До конца, До тихого креста,
Пусть душа останется чиста!
Николай Рубцов
               
Иван Иванович родился в феврале 1883 года и, кажется, в пору детства и юности обещал превратиться если не в рядового  деревенского мужика, то во всяком случае – в полностью подчиненного традициям крестьянства средней руки работника.
Деревни издревле объединялись по приходам, а деревенские парни одного прихода – в шатии. Обычай сохранился до 1950-х годов, когда между шатиями по праздникам или на беседах случались кровавые драки, а мода требовала, чтобы атаман носил черный костюм и тросточку, имел серебряные часы и заправлял брюки в сапоги с немного подвернутыми голенищами.

Церковь была рядом с деревней Шуклино, но приход (и долгое время сельсовет) называли Звозским. О составе нашей шатии, когда церковь в Шуклине уже взорвали, а дом попа продали на вывоз, в частушке пели так:

А Воробьево, Сосуново, дом попа и Шуклино,
Мыс, Пробудово, Быково, Ивицы, Кабачино.

Рассказывали, что в молодости Иван Иванович был атаманом. Выпивал, курил и в непотребных выражениях не стеснялся. В феврале 1904 году ему исполнился 21 год, но в армию, как было положено по тогдашнему российскому закону, его не призвали (Россия в 1904 году вступила в войну с Японией). За два или три года до этого он резко переменил свою жизнь и все последующие годы воздерживался от винопийства, курения и сквернословия. Лишь по праздникам он позволял себе выпить рюмку красного вина, а самым бранным словом у него было "дрянь!"

Такое преображение никак не было связано с религией. Он был крещен, перед смертью по воле бабушки причащен и соборован, после кончины отпет в церкви, но с молодости принадлежал к атеистам, хотя и не воинственным. В избе перед Казанской иконой Богоматери бабушка часто зажигала лампаду.

Из письма отца: Иван Иванович до 19 лет был необразованным деревенским парнем и первым драчуном в районе. Ходил с гирей, с тростями железными, (в драках) орудовал подсобными предметами. В 19 лет (в 1902 году? – Э.Р.) поссорился со своим отцом и укатил в Питер. Поступил на завод столяром-краснодеревщиком. Рассказывал мне, как на заводе посадили на санки нелюбимого мастера и выкатили за ворота. Днем работал, вечером занимался самообразованием, учился в воскресной школе для рабочих. Окончил ее, сдал экзамены на учителя начальной школы и после революции 1905 году вернулся в родные места. Не пил, не курил, не матюгался и стал атеистом.

Много читал, хорошо знал сельское хозяйство, ввел много новшеств: первый отказался от горбуши и стал косить косой-литовкой, первый ввел восьмипольный севооборот, стал сеять клевер. Имел пасеку, развел сад,  более 100 яблоней в саду.

В 1930 году я закончил школу-девятилетку, годом позже кончал ее брат – Евгений. Чтобы помочь нам получить высшее образование, Иван Иванович преодолел «силу земли», передал все свое хозяйство в колхоз и уехал в Ленинград – сначала на завод, потом учительствовать. Это был коренной поворот в истории нашей семьи. Отец мой, да и мама, отдавали все силы и средства, чтобы выучить нас.

Провинция любит потом.
Сначала глядит – и не видит.
Ей кажется: в люди не выйдет
Из провинциалов никто.
Ей кажется: мир не дорос
До чеховских этих историй,
Где Волга – в Каспийское море,
Где кушает лошадь овёс…
Неправда, что мутен родник,
Но мутен бывает, однако.
Неправда, что легче в селе,
Ну, разве что навеселе.
Провинция любит потом,
Когда на щите золотом.
Надежда Мирошниченко, Сыктывкар

Следует сказать, что в России того времени всеобщего образования не было. Лишь в 1909 году Министерство народного просвещения сделало представление в Государственную думу «Основные положения для введения всеобщего начального обучения в Российской империи». Значит, в семье все же была атмосфера, способствующая проявлению стремления к образованию.

На групповой фотографии – добротное деревянное здание, у крыльца которого – почти 70 человек разного возраста. Все довольно нарядно одеты. Половина – девушки или женщины, есть миловидные. У некоторых – веточки рябины, книга, свернутые трубочкой газеты, у деда – пачка газет, перевязанная тесемкой. На фотографии в следующем за дедушкиным ряду стоит девушка, круглое лицо которой кажется мне знакомой. Возможно, что это Мария Федосеевна Смоленцева (Федотовская) – старшая сестра бабушки.

Не в хоромах, совсем не в хоромах,
Нас волнуют сильней и сильней
Фотографии в старых альбомах
Сохранившихся русских семей.
Анатолий Краснов,СПб 

Другая фотография  – тоже коллективная – сделана у крыльца каменного дома. Крылечко – с кованой решеткой, окна – с полукруглым верхом: дом, стало быть, богатый. Разница в возрастах здесь еще больше (смотрите, какие бородачи стоят позади; хотя, наверное, это обслуживающий персонал), наряды богаче, выражения на лицах более одухотворенные и улыбчивые. Две дамы запечатлены в пенсне: показывают интеллигентность.  И здесь у некоторых в руках газеты. Иван Иванович здесь во втором ряду крайний справа.
Дедушка на обеих фотографиях сосредоточен, даже несколько напряжен, смотрит прямо. Видны его светлорусые усы и небольшая аккуратная бородка. Одет в косоворотку, на первом снимке с вышивкой, на голове – соломенная, не деревенская шляпа.

Есть и еще один групповой снимок, но он большой, прочно вставлен в рамку, что не позволяет его скопировать.

Что объединило этих людей? На рабочих одной фабрики они не похожи. Остается предположить, что это снимки каких-то курсов.  На них  люди, называвшиеся в то время разночинцами. Если присмотреться, можно увидеть, насколько интересны эти интеллигенты в первом поколении, насколько они отличаются друг от друга, какими ясными глазами смотрят они на нас.

Никуда нам не деться от прошлого.
В гуще дел иль в ненастной безсоннице
С фотографии старой, заброшенной
Светлый взгляд неожиданно вспомнится.

Никуда нам не деться от прошлого,
От мечты, что хранила нас в юности,
От всего, что в нас было хорошего,
От отцовской и дедовской мудрости.

Никуда нам не деться от прошлого,
От счастливого и от печального, –
Так реке с полноводною ношею
Не уйти от истока начального.
Екатерина Шевелёва

Какое и когда было окончено Иваном Ивановичем училище – неизвестно. Ясно только, что на звание учителя он сдавал экзамен экстерном. В «Журналах Кирилловского уездного Земского собрания» за 1911 год имеется ссылка на документ 1910 года. Не прошедшим специальной учительской подготовки можно было стать «учащим», то есть получить должность учителя, только после утверждения Училищным Советом. Среди 16 окончивших епархиальные училища или получивших звание учителя по экзамену 12 были допущены к учительству временно, а четверо, и среди них Раков сразу утверждены в звании учителя.

Случайно попало в руки письмо некоего А.Е. Гоголева. Маленький конверт с надписью Передать Ивану Ивановичу Ракову. На сложенном вшестеро и вдобавок согнутом несимметрично еще раз можно прочесть: 11/1-10 г.  Представь, Ваня, целых полгода не мог узнать твоего адреса. Осенью Королев сообщил, что ты куда[-то], чуть не на северный полюс, назначен, а куда – не знает, да так и не узнал. Узнал я неожиданно от Грошева. Съехались мы на Рождестве в Новгороде, навестить семинарию, тут он и  сообщил мне, что ты на его месте, в проклятом Фатьянове…

Значит, отправили молодого учителя в некое Фатьяново. В конце письма просьба: Пиши, как ты проводишь время и доволен ли своей судьбиной. Как твои дела по школе? Значит, в Фатьянове была школа.

Сохранилась почтовая карточка, датированная 24 сентября 1911 года и адресованная так: Олонец. губ. Станция Тоболкино Хотеновское Вол[остное] Правл[ение]. Учителю Фатьяновской земской школы Ивану Ивановичу Ракову. А.А. Косулин пишет, как доехал в Петербург, где там устроился. Другъ Ваня, сердечно благодарю тебя за ласку и ваше радушие, которым я пользовался гостя у васъ.  Ни Тоболкина, ни Хотенова на старых и новых картах мне разыскать не удалось.

К 1 сентября 1914 года было постоено Ивицкое земское училище, куда он, через несколько лет вернувшись в родное Кабачино, и перешел учителем арифметики. Его жена Анна Федосеевна, а затем племянница Нина Ивановна учили там чтению и письму.

Училище построили на берегу Ивицкого озера, между деревнями Кабачино и Ивицы, которые расположены в полутора километрах друг от друга. Этого просторного по деревенским меркам здания давно уже нет, но место школы легко узнать по выровненной площадке и ряду елок, когда-то посаженных с северной стороны. В Ивицкой школе в советское время было четыре класса, а комнат для занятий – две. Поэтому первый и третий класс, а также второй и четвертый занимались вместе.

Интересное сообщение датировано 1913-м годом. Агрономическое совещание (видимо, уездное) согласилось поставить опыты по применению минеральных удобрений. Общество томас-фосфатных заводов разработало программу (контрольное поле, удобренное P-N-K (фосфор-азот-калий), только P-K, только P-N и только K-N) и прислало удобрения. Губернское земство оплатило раходы. Среди пяти добровольцев, которые заложили удобрения под озимые хлеба, был и Раков из Кабачина.

В тех же «Журналах» за 1914 год говорится о деревне Кабачино: Показательный участок площадью в 200 кв. сажен (около 1 сотки – Э.Р.) заложен на диком лугу крестьянина И.И. Ракова. Почва и подпочва участка – суглинок. Летом участок разборонен бороною Аураса и посеяны многолетние луговые травы по калифосфатному удобрению. Урожай по расчету на десятину получен в 180 пуд. Благодаря засушливому лету и холодной сухой весне некоторые травы по времени укоса очень плохо развились. Впоследствии, надо надеяться, урожай трав увеличится.

Сохранился конверт, уголки которого сзади были скреплены синей печатью для пакетовъ с надписью по кругу 9 РОТА …ПЕХОТНАГО ЗАПАСНАГО БАТАЛИОНА и такой лицевой частью: Съ вложен. фотограф. карточки Никольский Торжок (Нов. губ.) учителю Дер. Дитятево Ивану Ивановичу Гну Ракову (изъ Дейст. армии) и почтовой печатью на двух языках RIIHIM;KI –7.II.16.12а РИИХИМЯКИ. Это значит, что в 1916 году семья жила в Дитятеве, там же в 1914 и 1915 годах родились сыновья Григорий и Евгений.
Жительница деревни Ивицы У.А. Самутичева говорила, что ее мама была служанкой у Ивана Ивановича.

Перед революцией 1917 года дедушка был уже членом Земской  управы города Кириллова. После 1917 года он был членом правления Волокославинской районной учительской организации и работал, по всей видимости, в Талицах. Есть  документ, отпечатанный на пишущей машинке: Члену Правления Волокослав[инской] Район[ной] Учит[ельской] Орган[изации] И.И. Ракову. 1 апреля с.г. в помещении женского уч. состоится районный Учительский съезд для обсуждения следующих вопросов: 1. – Организация волостного Совета по народному образованию. 2. – Отношение учащих к вопросу о переизбрании педагогического персонала. 3. – Окончание учебного года. 4. – Выборы членов Правления Районной Уч. Организации, взамен выбывающих за вступлением в другой уч. союз.

Рассказывали о двух случаях его столкновения с «политикой». В неспокойном 1905 году Иван Иванович участвовал в маевке, которую разогнали конные казаки. Где это было – неизвестно, скорее всего – еще в Петербурге. Вероятно также, что это случилось не в 1905, а в августе 1914 году, когда в Кириллове произошли события, похожие на бунт. Власти быстро нормализовали положение, хотя несколько человек было убито.

Значительно позже у деда в деревне при обыске (видимо, не обошлось без доноса) нашли пачку запрещенной политической литературы, принадлежавшей его знакомому или родственнику, тоже учителю. Два или три дня его держали в остроге – городской тюрьме, однако поскольку пачка оказалась не развязанной и не прочитанной, а репутация учителя как человека вне любой партии была безупречной, дело на него местными чекистами не было раздуто.

Весной 1918 года пришло письмо с дореволюционной маркой и таким адресом: Горотъ Кирилловъ Вземску управу Ивану Ивановичу Ракову очень нужно. В нем печник, сложивший несколько печей в школах и училищах и в 1916 году призванный в армию, просил доплаты за работу. Он обращался, зная общественную активность деда.
В изъеденном мышами рукописном предписании, датированном 13 VI  9 (июнь 1919 года), говорится:
Члену Кирилловской районной
ком[… …] миссии  дер.
Кабачино Ракову Ив. Ив.
16-го июня вам необходимо
явиться в помещение Рик’а к 10 ч
утра на заседание Комиссии по
разбору об”ектов обложения по
с/х налогу ваша явка обязательна.
Пр[…] Н.Фом…
Секретарь с/с Васи…

Дедушка владел многими ремеслами: плотницким, столярным, стеклорезным, немного гончарным (во всяком случае, грузила для сетей в виде своеобразных дисков с отверстием  обжигал сам) и другими. Хорошо знал растительный мир и пытался передать свои знания внуку.
       
         ДЕД
Он строил крепко, не спеша,
сам выбирал для стройки брёвна,
и потому его душа
была за дело так спокойна.

Он ошибаться не любил,
и оттого семь раз он мерил
и после этого рубил,
и в то отрубленное верил.

Он и меня тому учил,
но, видно, жизни не хватило…
Я  только сгоряча рубил,
где долго мерить надо было.
Александр Шевелёв +1993, СПб

В Кабачине рядом стояли два дедовских дома – старый и новый. Новый, как я его запомнил по 1950-м годам, был целиком отдан под столярную мастерскую. Там стоял верстак – главный станок столяров, к которому имелся набор различных вставных инструментов. Многие столярные инструменты пришли в Россию из Германии, о чем говорят их названия: шерхебель (Schrupphobel), зензубель (Simshobel), стамеска (Stemmeisen),  цинубель (Zahnhobel), рейсмус (Streichma;), рашпиль (Raspel), циркуль (Zirkel) и др. Но были инструменты, судя по изученным мною немецким руководствам и словарям, неизвестные в Германии. Два таких инструмента с деревянными винтами и гайками хранятся в моем деревенском доме, причем назначение одного из них разгадать пока не удалось.

Иногда дедушка поручал мне крутить ручку большого круглого точильного камня, нижняя часть которого смачивалась водой. Но мне особенно нравилось, когда он работал фуганком с длинной колодкой: из-под верхнего выреза над железкой выходила тончайшая длинная стружка, а доска или брусок становились необычайно гладкими.

Иван Иванович хорошо знал лес и Ивицкое озеро. По словам уже упомянутой У.А.Самутичевой, он строго запрещал ей ходить на Кабачинское болото, когда видел, что она с подругами-девчонками направлялись туда: Это наше болото. Уходя в лес, брал с собой мешки, наполнял их грибами, оставлял в лесу, а потом на лошади забирал добычу.

У него было много самодельных сетей для ловли рыбы с ячейками разного размера (на разную рыбу): верховые и донные мережки. Имелись снасти для плетения. Грузилами служили аккуратные глиняные чечевицеобразные диски, поплавками – туго свернутые вокруг верхней веревки куски бересты: береста в воде не гниет. Я как-то из детского любопытства хотел развернуть поплавок – и не смог. Не знаю, как бересту делали такой прочной.

Дедушке была свойственна правильная речь. Видимо, сказывалось образование, полученное в Ленинграде. Этот город долгое время – даже после блокадных страданий – сохранял петербургский выговор и не принимал московской нормы с таким произношением, как булошная, конешно, четверег, рубель и др. Однако Иван Иванович часто употреблял и бытовавшие на Севере слова и выражения. От него, например, можно было услышать: Что ты! Льзя ли? Эти выражения встречаются и в текстах архангельского писателя Б. Шергина. А вот современные редакторы (как у них водится, не спрашивая автора) эти слова в моем рассказе меняли на нелепые; один – на можно ли, другая на нельзя ли.

В деревенском доме Ивана Ивановича имелись такие книги, как «Экономическое учение Карла Маркса» К. Каутского, «Краткий курс экономической науки» А. Богданова (очень поучительная книга, и сегодня способная ясно показать многие ошибки тогдашнего коммунистического учения), «Антирелигиозный крестьянский учебник».  Вообще его дом  – наверное, единственный в деревне – был наполнен книгами и журналами. Большинство в нескольких местах имели фиолетовый штампик Из книг И. РАКОВА. Много было природоведческой литературы типа «Жизнь и ее дети» (А. Беклей), «В царстве лесов и полей» с надписью Милому Эдику от дедушки для наблюдений и изучения окружающей природы. 18/V 49 г. ИР (вместе с этой книгой переплетена и другая: С.А. Порецкий  «На воле и дома. Наблюдения природы на прогулках и въ комнате»), «Среди вод и болот» (И. Аржанов), «Человек, животные и растения. Начальное природоведение, изложенное с биологической точки зрения. Вып. первый. Человек и животные» (О. Шмейль), знаменитая книга «Жизнь растения» (К.А. Тимирязев), «Растения и человек» (А. Кернер-фон-Марилаун), «Путешествие на корабле Бигль вокруг света (Ч. Дарвин), «О преподавании естествознания» (К.П. Ягодовский). Были книги по педагогике, сельскому хозяйству, сборники задач, народные календари, различные журналы («Нива», «Огонек», «Сельскохозяйственный вестник Новгородского губернского земства» и другие).

В Кирилло-Белозерский музей-заповедник переданы «Программы и объяснительныя къ нимъ записки для одноклассных и двухклассных народных училищъ» (Новгород, 1910) со штампом Инспектор народных училищ Кирилловского уезда и надписью чернилами Ивицкому земскому училищу, а также брошюра «Дифтеритъ. Общедоступное изложение для братьев и сестер милосердiя, родителей и др.» доктора Г. Каменева, изданная в С.-Петербурге в 1882 году и имеющая наклейку Кирилловской центральной школьной библиотеки.

Интересные для историков сведения можно почерпнуть из сборника статей «Вопросы и нужды учительства», изданного Товариществом И.Д. Сытина в 1909 году и сохранившегося неполностью. Представляет большой интерес и 21-е издание «Учебника теории словесности» И. Белоруссова, вышедшее после 1903 года. Кто из семьи по нему занимался, – неясно, по многочисленным карандашным пометкам можно судить, что это было до реформы языка, устранившей букву ять и твердый знак в конце слов. На обложке чернилами детская рука вывела Ракова. 

Об учебнике И. Белоруссова могу сказать, что можно восхищаться его краткостью, простотой и полнотой изложения. Моя внучка (в 2009 году восьмиклассница) два года назад с удовольствием и интересом записывала из него то, что не дают в современной школе, но что необходимо знать каждому грамотному человеку.

Дедушка был очень образованным для своего времени человеком.
В 1930-х годах он переехал с семьей сначала в Детское село, затем в Ленинград, вернувшись в деревню только на время войны. В Ленинграде его домашняя библиотека содержала тома знаменитого Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, книги Э. Реклю, «Историю географических открытий» Жюля Верна, первое издание Малой советской энциклопедии. Могу признаться, что долгие годы я мечтал о том, чтобы словарь Брокгауза и Ефрона стоял на моей книжной полке, и только в зрелые годы она осуществилась.
Видимо, во время войны, когда Иван Иванович с семьей жил и работал в Кабачине, была приобретена книга «Внутриколхозное землеустройство» (1940).

На снимке, сделанном весной 1945 г.: Иван Иванович, мама, Елизавета Федоровна Окунева (урожденная Ракова) и я у дедовской лодки.

Иван Иванович, похоже, никогда не пел, но его любимая песня – «Коробейники»: "Ой, полна, полна коробушка, есть и ситцы и парча. Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча!..."      

Шутливая фотография Ивана Ивановича, его жены Анны Федосеевны и сына Евгения сделана в 1950-е годы во время ремонта дома в Лисьем Носу.

Несколько сохранившихся писем Ивана Ивановича внуку написаны четким почерком чернильным карандашом – такой карандаш любят плотники и столяры – на тетрадной страничке в линейку. Одно было послано в начале 1950-х годов. "Здравствуй, милый Эдик! Письмо твое получил – спасибо. Как мы живем и что нового, узнаешь из письма папы. Бандеролью я посылаю тебе две книги – Удивительный квадрат и О грамматическом разборе. Я думаю что и та и другая будут тебе полезны. Грамматический разбор очень помогает в письме и понимании рус. языка. Удивительный квадрат – часть материала поможет тебе в геометрии.

Милый Эдик! Я очень недоволен тем, что ты не можешь себя держать – беречь свое здоровье. Папа пишет, что ты успел уже похворать – это непростительная небрежность. Запомни, что самое ценное в жизни человека – здоровье, а ты его не бережешь. Больной человек вреден обществу и самому себе. Я не помню, чтобы папа болел маленьким, а я болел 5 – 7 лет от купания (по 20 раз в день), а брат Саша и умер от купания пяти лет. Чтобы укреплять здоровье – нужно терпение, выдержка, постепенный режим, и не наскоком. Физкультура – лучший друг здоровья.

Кончается 1Я четверть, наступает великий праздник Октября. Помни, что праздник не только для развлечения, но главным образом для отдыха и укрепления сил. Напиши, как закончил четверть и как провел праздник. Люда учится неважно, хотя отметки и хорошие, готовится к празднику – выступает в постановке школы «Я хочу домой».
Что ты читаешь? И когда? Приучи себя строго соблюдать порядок, т.е. режим дня, в первую очередь изучать литературу школьной программы.
Целую тебя ИР".

Письмо от 14 октября 1952 года: "Здравствуй, милый Эдик! Письмо твое и папы получил – спасибо. Я очень рад и очень доволен твоими успехами в учебе и надеюсь, что ты не только закрепишь свои успехи, но еще их увеличишь во славу Родины и на радость родителей и друзей. У меня в жизни без изменений, только чувствую, что все слабею и слабею (в 68 лет – ЭР.) и остановить изношенный организм никто и ничто не в силах. Нигде не работаю, уроков нет, пробовал рыбачить на  Неве, но ничего не выходит. Кое-что читаю и решаю задачи по алгебре и геометрии – припоминаю и тренируюсь на случай занятий с отстающими…
Милый Эдик! Математика – это важнейшая дисциплина, при помощи математики познается почти все в нашей жизни – это ключ жизни и знаний… Все законы природы, достижения техники основаны при помощи математики".

Письмо от 2 ноября 1953 года: "Дорогой Эдик! Сердечно поздравляю тебя с праздником 36ой годовщины  Октября! Прости, что долго не писал, изленился, ложусь в 10 час. И встаю в 10,  а иногда и позже, лежа читаю газеты и книги, некоторые дни из комнаты никуда не выхожу – настоящий лежебок.

Как ты успеваешь в занятиях? Что у тебя нового, интересного в жизни? Чем больше всего увлекаешься, что затрудняет тебя? Приучил ли себя к строгому режиму в занятиях и развлечении? Занимаешься ли физкультурой?..

Ждем новогодних каникул и твоего приезда к нам. Будь здоров! Целую тебя. ИР".

Из письма 4 мая 1954 года (в 70 лет) моему отцу:" …мне кажется, что я уж ни на что не гожусь, что ни начинаю делать, получается наоборот, да и приняться не могу ни за какую работу, и это меня расслабляет… Помышляю поступить на работу, но и боюсь – не выдержу, так и не смею… У нас в деревне можно получить только хлеб и молоко, а остальное нужно везти, но хорошо то, что водой довезут до Гориц. 2й класс до Гориц стоит 145 руб., III – 75 р., с билетами как будто затруднений нет.

Если Эдик не уехал на 10 дней, то я прошу тебя достать ему туристскую путевку куда он хочет, здесь я  видел только в Москву 10-ку – 350 руб. Устрой, пожалуйста, для Эдика – ведь он хорошо занимается, да и изучать природу и Родину нужно".

Нужны ли комментарии к письмам? Они очень правильные и назидательные, суховатые; в них – характер Ивана Ивановича, который, без сомнения, любил старшего внука, но не умел вызвать тогда ответной приязни.

В 1955 или 1956 году он был частично парализован и ранней весной 1957 года упокоился на петербургском Серафимовском кладбище.

Сохранились три тома прекрасного классического издания «Жизнь животных» Брема с надписью фиолетовыми чернилами "Милому Эдику на добрую память от дедушки. 20/IV 47 г." Добрую память об Иване Ивановиче я храню.

                Бабушка Анна Федосеевна
      
О, память сердца! Ты   сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью своей
Меня в стране пленяешь дальной.
К.Н.Батюшков

 Анна Федосеевна родилась 7 декабря 1889 года в красивой деревне Горки, что находится на левом берегу Шексны между старинными и прославленными в истории деревнями Звоз и Родино, в очень бедной и многодетной семье Смоленцевых. У нее в послевоенные годы оставались две сестры и брат.

Училась она, скорее всего, в Звозской церковно-приходской школе, а затем в Кирилловской женской прогимназии. Школа работала при церкви, что на другом берегу Щексны, прогимназия действовала с 1897 года (четыре класса), в 1907 году стала гимназией (семь классов). Там был восьмой, педагогический класс, окончание которого давало право на сдачу экзамена на место учительницы.

До меня дошел один из трех исписанных с обеих сторон листочков письма некоей Л. Сибиряковой со ст. Тоболкино Хотеновской волости. В то время Иван Иванович работал именно там. Чернила выцвели, некоторые слова разобрать нвозможно, но прочитаем то, что писала подруга Анны Федосеевны.

…Я до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю нашу встречу нынче осенью! Боже, сколько горечи и обиды ко мне, наверно столько презрения и отвращения в тебе. Еще к счастью мне вышло место, а то … (зима) была бы для меня настоящей пыткой. Да и тебе лучше. По крайней мере, я теперь ушла с твоей дороги, не мешаю тебе особенно близко сходиться с подругами. Да еще, Анюта, прости, что затрудняю, но задам вопрос: почему нынче на святки не захотела со мной встретиться. Если не для меня, то по крайней мере для Ракова, ты должна бы это сделать. Ведь онъ просил тебя. После того, как не видались 3 месяца, вышел случай увидаться и ты оттолкнула меня, сама съ ужасом и съ презрениемъ отвернулась. Нынче опять пишешь Ракову, и мне хоть бы что, хоть бы строчка. Конечно, требовать не могу; может ты охотнее будешь переписываться съ ИР, но может он больше близок тебе, чем я, но все же обидно, грустно. Раньше я все-таки надеялась, но теперь вижу, что между нами все покончено. Между мной и тобой создалась какая-то преграда, которую  при  взаимном согласии и желании мы могли бы уничтожить, но …

Не надеюсь, прочитаешь ли, захочешь ли выслушать меня до конца. А если прочитаешь, то какое это на тебя произведет действие. Ты, наверно, еще больш возненавидишь меня, но повторю, Анюта, что мной руководит одно желание высказать, что я такой осталась для тебя, как была годъ тому назадъ. Я буду твоим верным другом, которым ты можешь располагать по-своему и требовать посильной помощи. Но къ сожалению, наверно, из самолюбия ты не захочешь исправить этой …ру…

Прощай, прощай! Помни, что что бы ни случилось, я всегда рада протянуть руку ПРИМИРЕНИЯ И ПОМОЩИ, которую ты можешь взять или оттолкнуть……
Ст. Тоболкино, Хотеновской вол. Харлушинская школа.
Прощай …. ЛСибирякова».

Вот такие эмоции. Можно полагать, что Анна Федосеевна вышла замуж за Ивана Ивановича между 1910 и 1912 годами. Их первенец Дмитрий умер младенцем (в деревне была его посмертная фотография в гробу).

Рассказывали, что однажды, уже будучи замужем, бабушка задержалась на гулянке или беседе, где ее мужа не было. Дед вызвал ее на серьезный разговор. О чем и как они говорили, неизвестно, но после этого всю жизнь она звала супруга только Иваном Ивановичем, а он ее – Анютой.

На фотографии, сделанной, судя по всему, в конце 1915 года, – вся тогдашняя молодая семья. Иван Иванович носит благообразную «чеховскую» бородку и зачесывает волосы по-городскому, назад. Он стоит, положив левую руку на спинку стула. Выражение лица доброе. Анна Федосеевна сидит, обнимая левой рукой младшего сына и держа правой рукой старшего. Ее светлоголубые глаза смотрят внимательно и тоже по-доброму.

У ребят светлые головки и глаза. Взгляд старшего, Григория (родился 25 марта 1914 года) удивленный, у Евгения (родился в 1915 году) – маловыразительный: фотографу, видимо, пришлось его успокаивать и усаживать дольше других. Обеими руками младший вцепился в свою маму, а правой ногой все-таки качнул, и на снимке она получилась нечеткой.
 Вся семья одета по тем временам шикарно: у Ивана Ивановича черный двубортный сюртук, черные брюки, аккуратный темный галстук, из кармашка торчит остро заточенный карандаш (привычку так носить карандаш он сохранил до старости) и полоска блокнота. Анна Федосеевна – в белой блузке и темной длинной юбке с застежкой чуть выше левого колена. На Григории бархатная курточка типа косоворотки и бархатные брючки. В правой руке – какая-то игрушка. Иван Иванович тоже сжал правую руку, как бы держа в ней что-то.
Обращает на себя внимание обувь: все, даже самый младший, одеты в тщательно начищенные ботинки. У Анны Федосеевны туфли на каблуке. Примечательно и то, что никаких украшений у взрослых нет.

Фотографию несколько портит несоответствие стиля ампир на заднем фоне и шикарной скатерти простому загнивающему деревянному полу. Но на это можно не обращать внимание. Фотография сделана А.Н. Семеновским, который имел павильон со стеклянным потолком и стеклянной стеной и за десятилетия работы в Кириллове запечатлел на века большую часть жителей города и окрестных деревень.

К своим пятидесяти годам бабушка сохранила красоту и привлекательность.

В кабачинском доме висела икона Богоматери, перед ней была лампадка, которую не часто, но зажигали. Анна Федосеевна ненавязчиво, незаметно, только для себя в Бога верила. Внучку Людмилу летом 1950 или 1951 гг. сводила крестить в Никитскую церковь. Свою Библию отдала Вере Георгиевне, а мама поручила хранить ее  мне. Передам своей внучке Ане на память о ее прапрабабушке Анне и прабабушке Вере.

Бабушка двоюродную сестру, которая моложе меня на два года, и меня водила в лес. Возьмет с собой бутылку воды и говорит, если мы  заметили запас: ноги заболели, положу на муравейник, потом буду муравьиным спиртом растирать. А со временем дает нам по глоточку. Назад идем – бутылка пустая. Если бы не ее хитрость, то мы бы не утерпели и выпили всю воду уже по пути за ягодами. В лесу глубокой осенью везде, где мох растёт, краснеет клюква-ягода по кочкам средь болот И видимо-невидимо той ягоды лесной, и тут и там положена она на мох сырой. Раскусишь и поморщишься – уж так она кисла! А всё же эта ягода нам с детских лет мила. Вс. Рождественский +1977

На фотографии – первая послевоенная весна в Кабачине. Бабушка держит внучку Люду, мама с медалью «За оборону Ленинграда» – меня. В темном платье – престарелая соседка тетя Анна, в белом платочке –дедушкина сестра Ольга Ивановна.

В деревне бабушка чего только не готовила. По традиции в латке подавались всякие каши с верхней пенкой и овсяный кисель. Зачерпнешь кисель ложкой (черпали все по очереди) и запиваешь молоком, а иногда молоко наливали понемногу сверху. Бабушка сама пекла ароматные караваи хлеба. Какой был хлеб! Но самое главное ежедневное кушанье – пироги, которые пеклись с ягодами, с яблоками, с морковкой (тоболки), с картошкой (рогульки), с капустой, с маком, с творогом, с яйцами, с луком, с грибами и еще Бог знает с чем. Главный пирог, конечно, – рыбный. Полагалось сначала снять и съесть суховатую верхнюю тонкую корочку, потом – рыбу, а под конец – самое вкусное: толстую нижнюю корочку, которая впитала в себя и рыбьи соки, и лук, и что-то еще.  Ее мазали самодельной горчицей – объедение! Русская печь, ухваты для горшков и латок, лопата для пирогов, противни, – вот и все кухонное «оборудование». А какое разнообразие пирогов.

       РУССКИЙ ДУХ
Воспеваю огонь русской печки!
Если дни холодны и пусты,
Я сдираю с поленьев колечки,
Словно порох сухой бересты.

А поленья щеплю на лучины,
Всё сгребаю в беремя потом
И гоню возле топки причины,
Застудившие сердце и дом.

Заряжать её – чисто искусство!
Не растоп созидаешь, а храм,
Чтоб твоё первородное чувство
Возвратило к начальным кострам.

Чтобы вспомнил ты, кто и откуда.
Чтобы память собрал у огня…
Этот первый дымок, это чудо,
Как нигде, здесь волнует меня.

Вот пошёл. И, набравшийся духу,
Протянулся до самой трубы.
Регулируй теперь поползуху
Да следи за прогревом избы.

Наливай в чайник воду из речки
И готовь свою душу к мечтам.
Воспеваю огонь русской печки!
Русский дух, обитающий там.
Сергей Семянников, Челябинск

 Пироги сверху смазывали топленым маслом, окуная в него птичье (петушиное?) перо. Чай пили из большого самовара, наливая его сначала в стаканы или чашки, потом по блюдечкам, а сахар откалывали от больших кусков специальными щипчиками и употребляли вприкуску. Сахара было мало, поэтому никакого варенья не варили, а собранные в лесу малину и чернику сушили, бруснику парили.
На зиму сушили и мелкую рыбу, сущика – так называется этот продукт – набиралось с целый мешок.

Помню, какая у нас была баня. Небольшая кирпичная топка, а над ней каменка, через которую проходил дым, нагревая камни. После того, как печь протопилась, дверь закрывали и мылись. Стояли деревянные кадки с холодной и теплой водой, теплую получали, бросая специальными деревянными щипцами с железными «губками» в кадку горячие камни. В войну не было и мыла, поэтому использовали «щелок» –  раствор (экстракт) золы.

Необходимо сказать, что электрическое освещение пришло в Кабачино очень поздно – после 1964 года, а  до этого времени, в войну освещались керосиновыми лампами.

Бабушка вспоминала: "В школу мы по  льду на коньках бегали. Под юбкой ничего не носили – и не мерзли: молодые!"

Как-то рассказала: "Родила семерых, да мы же глупые были, понимали мало. Перед родами – в поле, и потом через день-два – снова на работу. Не умели беречь ребят". Особенно переживала из-за смерти первенца Димы, у  которого солитер пошел горлом.
Работала учительницей 35 лет. 

Бабушка вела ежедневные записи семейных расходов: многие годы ей приходилось жить очень экономно. В деревне был еще один обычай: не выбрасывать письма и даже ненужные документы. Все это складывалось на чердаке в нежилых помещениях рядом с мезонином. По одну сторону от мезонина – дедовы рыболовные снасти, по другую – разнообразные бумаги.

Кое-что из архивов, не до конца разоренных новыми хозяевами дома, попало ко мне. Должен сказать, что привычка сохранять бумаги не только дала мне многое, но и была оценена сотрудниками Кирилло-Белозерского музея-заповедника, куда я передал некоторые документы.

          НА ЧЕРДАКЕ
Я дверь, как печальную книгу открою.
Здесь время уже никуда не спешит.
И сумрак не тает, он будто иглою,
Лучом из оконца к стропилам пришит.

Вот старая прялка в седой паутине,
Как серая птица, попавшая в сеть.
Вот птицы, которым не петь, на картине,
Которой уже никогда не висеть.

Вот тихо коробится жесть керогаза,
Стреляя чешуйками краски, а то
Блестит в полумраке булавкой от сглаза
Покойного деда пальто…
Николай Зиновьев, Краснодар
 
По старой традиции в семье поддерживались тесные связи с многочисленными родственниками: бабушкиными и дедушкиными сестрами и братьями, племянниками и племянницами, более дальней родней. На праздники ходили из одной деревни в другую в гости. В Ленинграде собирались человек по 20–30, хотя квартир ни у кого тогда не было. Дальним родственникам и знакомым к каждому празднику слали письма и открытки.

О характере Анны Федосеевны, о ее языке и стиле лучше всего рассказывают ее письма. С некоторыми из них в 1990-х годах меня познакомила Зоя Ивановна Ромашкина.

Июнь 1958 года: "Милая Зоя Ивановна!
Сейчас прочитала твою записку и заплакала. Как я хотела видеть тебя! Как хотела приехать и не могла – это одно, а другое что надеялась, что ты вспомнишь и приедешь ко мне… Я только спустилась в магазин в молочный, а потом сидела в своем дворе, т. к. мне дома трудно дышится. Как жаль, что так все получилось, а сегодняя особенно хотела поговорить с тобой. У меня был в гостях Гриша, он только что уехал и мне очень грустно, да и др. есть неприятность и я не могу найти себе места…"

Ноябрь 1961 года: "Милая Зоя Ивановна!
Сейчас услышала очень печальную новость! Не стало нашего дорогого Николая Ивановича. Скорблю вместе с тобой. Утрата тяжела не только для тебя, но даже и для нас. Я так волнуюсь, что вся распала (?), и дома ходить не могу. Я приеду к тебе, приеду, когда ты будешь одна, а теперь у тебя много родных. Себя береги. Николая Ивановича не вернуть. У тебя двое детей. Всеми силами старайся переносить утрату стойко…"

Весна 1963 года: "Дорогие, милые мои Зоя Ивановна, Таня и Люся, здравствуйте!
Оч. виновата перед вами, и прошу меня извинить. Как и приехала от вас, никак не могу собраться написать вам и поблагодарить вас за ваш теплый, сердечный прием. Встретили меня, как мать родную, и девочки тоже были очень ласковые, как к своей бабушке, а я все не напишу. Зоечка, были на то очень веские причины. Не сидела я так, много писала и все не вам. Дело в том, что у меня оказалось много больных близких родных, и всем нужно было ласковое, ободряющее слово. Ездить навещать я не могу, а писать пока еще могу и пишу.
Очень болела моя сестра – Мария Федосеевна, три недели … Ей я писала почти каждый день … и через день она мне писала, что очень рада письмам.

Болела … Ракова, лежит в больнице и у нее никого (здоровых) нет, кроме нас. Григорий … а я поддерживать … только письмами  …

Страдает, горюет сестра Ивана Ив. Ольга Ивановна, у нее умер муж Кирилл Тимофеевич, и опять осталась она одна, и надо ее поддержать. Очень жаль Кири, был он хороший, и жили они хорошо; редко, очень редко встретишь, чтобы так хорошо жили муж и жена. Живет она одна, но дочери вышли все взамуж, всех у нее 6 дочек, три из них живут рядом и ее навещают.

Взяли в армию Сашу, моего внука, первое время ему привыкать трудно, после своей жизни, и тоже все мы ему пишем…

Так, думаю, что вы простите меня за столь долгое, невежественное молчание, да ко всему этому, ведь я очень устаю, брожу еще в магазины и готовлю обеды…

Вспыхнула мысль.
Не прогнать, не унять её.
Только сегодня – сейчас! поняла:
самое женское в мире занятие
хлебные крошки сметать со стола.

И караваи, заботливо пестуя,
ни на минуточку не забывать –
в мире занятье не менее женское
детские слёзы в подол собирать.
Диана Кан, Новокуйбышевск

В декабре 1971 года прислала нам в Москву поздравительную открытку:

Новый год-то високосный,
Говорят, коварный он.
Там, где ссорятся, не ладят,
По головке он не гладит.
Где любовь и мир царит,
Тех он счастьем наградит!

Из письма 16 августа 1973 года: "Здоровье мое на даче (во Всеволожске под Петербургом – Э.Р.) заметно улучшилось. Меня привезли сюда чуть живую, ходить не могла. Теперь я хожу по участку без палочки; правда, далеко не хожу. Выращиваю огурцы, хочу своих намариновать и вас угостить. Собираю ягоды, варю варенье, готовлю обеды…
Ты пишешь «нашел плантацию рыжиков». Я тоже, как из Вологодской приехала, не видала их. Здесь их почему-то нет. Гриб очень нежный и вкусный –  и соленый и маринованный. Собирай побольше и соли в ведро, тут ничего не получится, все будет хорошо, с горячей картошкой, да со сметаной, губки оближешь, слюнки текут, лучше всякого деликатеса. Растут они долго, до поздней осени, и для тебя прогулка хорошая".

Ее последнее письмо:
"Дорогие мои!
Прими последнее «прости»!
Мой внук, и правнук, и Елена!!!
Дни моей жизни сочтены,
И в дальний путь идти готова.
Любила больше всех я вас
За доброту, за простоту, сердечность.
Теперь завет я вам даю:
Любите вы мою Людмилу.
Хитрить и льстить она не может,
«Хамелеоном» не была, все молчит.
За то не любит ее Вера,
А вы любите и ласкайте.
Она одна и любит вас.
Я правнука благословляю!!
Пусть будет он таким, как вы.
Большого счастья и здоровья
Всем вам желаю.
Привет большой Марии Васильевне.
Целую и обнимаю, и крепко,
Крепко к больной груди прижимаю.

Ваша бабушка, прабабушка
           Ракова А Ф
Подробности расскажет Вера.
  3/II – 74 г. 85 лет"

Через месяц с небольшим Анна Федосеевна скончалась. Ее отпевали в той же церкви на Серафимовском кладбище, откуда свой последний путь семнадцатью годами раньше проделал Иван Иванович.

Было что-то в небе потревожено –
Словно пламя вспыхнуло в раю.
Отпевали в церкви, как положено,
Бабушку усталую мою.
Будто своды пламенные рушило
“Боже, со святыми упокой…”
И в пследний раз молитвы слушала
Бабушка за призрачной чертой.
И под это праведное пение
По лицу, лохожему на лик,
Разливалось умиротворение,
Словно в это самое мгновение
Сам Господь к ее устам приник …
Александр Суворов

В XX веке большая часть русских семей не имела (не сохранила) семейного наследства, даже если оно было. Взять Англию: из века в век накапливалось и передавалось по наследству семейное достояние. Его хранили и умножали (хотя иногда и теряли). В СССР построили социализм, дворян выгнали, зажиточных крестьян «раскулачили», бывших крестьян-середняков поселили в бараки при заводах. Какое вам еще наследство?

Когда скончался Иван Иванович, бабушка спрашивала меня, своего старшего внука, не переписать ли на меня дом в Кабачине. Что мог ответить ей семнадцатилетний студент первого курса, воспитанный на принципах социалистического общежития? Одно: мне, бабушка, дом не нужен.

Сейчас, по прошествии полувека, думаю, что поступить иначе было нельзя. Добраться до деревни было нелегко; следить за домом некому; наследников, имеющих равные со мной права (брат, двоюродные братья и сестры), шестеро; противоречия и споры неизбежны… Отец к деревенскому дому равнодушен и всегда высказывался против работ на грядке.
Жаль родового гнезда. Дедовскую дачу поблизости от Ленинграда (город Всеволожск) родственники тоже не сумели сохранить за собой, хотя бабушка в свое время распределила, кому из детей и внуков какая комната принадлежит.

В 1975 году отец согласился пополам со мной купить дом в соседней с Кабачином деревне Ивицы. Сейчас от того строения ничего не осталось, на его месте сначала появился летний дом, многое в котором сделано моими руками, а в последние годы сын достраивает зимний брусовой. Главное – то, что мои внуки тоже полюбили эти края.

                Александр Фёдорович Раков
 
По моему предположению, на фотографии с прадедом Иваном – Василий Раков, о котором мне ничего не известно. Был он, судя по фотографии, моложе, спокойнее и дороднее брата Ивана. Его сын, Федор Васильевич жил с женой Анной в Кабачине в доме, расположенном по направлению к Ивицам от центрального перекрестка деревни (по левой руке, если смотреть на Ивицы).

У Анны и Федора были дети: Александр, Елизавета, Полина.
Александр Федорович в послевоенные годы работал в городе Коломне главным инженером Конструкторского бюро. Он увлекался охотой, имел набор первоклассных ружей, включая тяжелое дальнобойное ружье, которое использовал для стрельбы по уткам с катера. Любил и держал охотничьих собак.

Позже мне случайно попало в руки сообщение о том, что в конкурсе на конструкцию боевого пистолета, призванного заменить устаревший «Токарев», участвовали Токарев, Симонов, Коровин, Воеводин, Раков и Макаров. Инициалы не были указаны, но скорее всего, это был Александр Федорович. Тогда победил пистолет Н.Ф. Макарова (ПМ), который и был принят на вооружение Советской Армии и внутренних войск в 1951 году. Он заменил пистолет Ф.В. Токарева – известный ТТ, который находился на вооружении с 1930 года. Справка: Автоматический 9-миллиметровый пистолет, разработанный в 1948 году Николаем Макаровым. Благодаря простоте устройства, надежности конструкции и удобству в использовании пистолета его производство продолжалось более 50 лет, только в СССР за это время было выпущено более 2 миллионов экземпляров.

В 1950-е годы, когда мы общались с Александром Федоровичем (два года наша семья летом снимала дом в деревне Белые Колодези на реке Оке, а ехать туда можно было пароходом из Коломны, он бывал у нас в Москве), я не знал, чем занимается Александр Федорович. Но он был хорошо известен в Ленинградском Военно-механическом институте и в 1955 г. предлагал мне поступать туда учиться. Придешь туда, назовешь свою фамилию, – учил он, – тебя спросят, не родственник ли Александру Федоровичу. Отвечай правду, и тебя примут.

В 1993 или 1994 году по телевизору была передача, только малую часть которой я ухватил. Речь шла о директоре Коломенского конструкторского бюро или завода Непобедимом. Судя по передаче, в Коломне разрабатывали и выпускали первые советские ракеты.

Осенью 1996 года журналист В.Н. Литовкин опубликовал в «Известиях» статью о С.П. Непобедимом, который в коломенском Конструкторском бюро машиностроения занимался разработкой ракетных комплексов. Я разыскал В.Н. Литовкина, передал через него письмо С.П. Непобедимому с просьбой рассказать об А.Ф. Ракове. Но тот ничего не помнил. В марте 1997 года из самого КБ я получил ответ: Раков Александр Федорович работал на нашем предприятии с мая 1942 г. по март 1959 г. В архиве имеется его личное дело, с которым Вы можете познакомиться в удобное для Вас время…

Детей у Александра Федоровича и его жены Анны Николаевны не было. Елизавета Федоровна (по мужу Окунева) во время войны жила в Кабачине, с ее сыном Николаем мы дружили. Полина Федоровна замужем не была, жила в Ленинграде.
               
                Послесловие
Не знаю, какие мысли и чувства оставят у читателя непритязательные заметки, помещенные выше. Заметки эти о простых русских людях, которые в нелегкие переломные годы жили честно, были талантливыми и трудолюбивыми, заботились о детях и внуках, старались поддерживать многочисленных родственников, бережно относились к друзьям и знакомым и всей своей жизнью стали нам примером.

Они были небольшой частицей России, любили свою страну, свою малую родину – прославленное Белозерье, вершину Руси, свои деревни. Они своим трудом бескорыстно умножали богатства страны, несли знания, передавали опыт молодым.

Звуки плывут и плывут.
Звукам названия нет.
Плавно качая, несут
В тихий сиреневый свет.

Родина! Светлый покой.
Синяя тень на глаза.
Это не тронуть рукой,
С этим расстаться нельзя.

Долгим забудешься сном,
Горький почувствуешь дым,
Если склониться лицом
К древним одеждам твоим.

И проследить длинный путь,
Словно над бездной скользя.
Как это больно вдохнуть!
Выдохнуть это нельзя…
Анатолий Пашнев

Автор заметок чувствует перед Анной Федосеевной и Иваном Ивановичем, перед другими старшими родственниками свою вину: поздно понял деда и бабушку, с запозданием осознал то, чт; они сделали для его отца и для него самого, не расспрашивал их, не записывал их рассказы, когда они были живы. Да и родословной стал интересоваться уже в зрелые годы. Молодость, увы, эгоистична, занимается собой и мало внимания обращает на близких. Остается надеяться, что короткие воспоминания послужат моим запоздалым извинением.

Глава (с некоторыми вставками А.Г. Ракова) написана Э.Г. Раковым. Фотографию последнего «Вологодская энциклопедия» (Вологда, 2006, стр. 399) сопровождает таким текстом.

Раков Эдуард Григорьевич (14.09.1939, г. Ленинград). Во время блокады вывезен в деревню Кабачино Кирилловского района на родину отца. Окончил Московский химико-технологический институт (1962). Работал инженером (1962–1964), научным сотрудником (1964–1979), доцентом (1979–1984), профессором РХТУ им.Д.И.Менделеева (с 1984). Доктор химических наук (1982), профессор (1984), лауреат Премии Совета Министров СССР (1991). Диссертация на степени кандидата (1967) и доктора химических наук (1980). Обе по технологии урана и редких металлов. Научные интересы связаны с нанотехнологией, функциональными материалами, технологией редких металлов и неорганических фторидов. Автор 9 учебников и 4 монографий, 4 научно-популярных книг: «Процессы и аппараты производство радиоактивных и редких металлов» (в соавт., 1993), «Монастырь опальных княгинь» (1995), «Вещества и люди: заметки и очерки о химии» (2003). О нем: «Кто есть кто в российской химии. Справочник» М. 2001.

из книги "О жизнь, нечаянная радость", планируется к изданию в 2010 году