Король мотылек

1
            Солнце медленно опускалось за горизонт, спокойный и радостный мир таял и уплывал куда-то, скрываясь в удлиняющихся тенях. Маленький Георг проснулся от лучей уходящего небесного светила, которое словно хотело с ним попрощаться, и из-за этого было вынуждено его разбудить. Отца в хижине мальчик не обнаружил, скорее всего, тот отправился за хворостом в лес, чтобы они могли разжечь спасительный огонь. Ныне  стояли холодные  ноябрьские ночи. Но главной опасностью был не холод. Огонь стал бы их ночным защитником, охраняющий их убежище. А в сумерках все искали убежища. Вороны с последними криками прятались в густых ветвях деревьев. Тревожно мычащие коровы, позвякивая колокольчиками на шеях, тянулись в хлева. Старушки загоняли гусей в сарай.  И звучал сигнал – призыв ко сну.  Был ли то церковный колокол или звук рога, люди гасили свет в домах и затихали.  Лорды и дамы запирались в своих крепостях и замках. Крестьяне, их жены и дети забивались в свои хижины. Двери закрывались, запирались на засов, на защелку, задвижку, замок.
Тьму, которая укрывала мир тех далеких дней, сейчас трудно даже вообразить. Ночное небо нависало тогда над землей непроницаемо черно-эбеновым пологом в игольных проколах звезд и туманной рекой Млечного Пути. По мерцавшему гобелену неба медленно проплывала луна. Под полной луной даже самая крохотная травинка сияла. Шла на убыль луна, превращаясь в тонкий серпик, или скрывалась за облаками, и человек уже не мог увидеть и собственной руки.
Это царство ночи не мог развеять свет, зажженный человеком. Птица, летящая по ночному небу, могла бы увидеть лишь неподвижные черные и серые тени, покоящиеся на безлюдной, замершей до утра земле. Лишь прибрежные маяки неверными, мигающими точками пробивались сквозь плотную тьму.  Изредка в глубине городов мелькала редкая цепочка факелов, обозначавшая путь ночного шествия.  Ни уличных фонарей, ни освещенных окон.
А что же люди делали своих жилищах? В королевских дворцах и богатых домах зажигались свечи из пчелиного воска или из быстро тающего сала – прозрачного животного жира, чаще всего бараньего. Жир этот плавился и быстро обнажал фитиль, который очень часто приходилось подрезать. Но у бедных людей не было и этого. Они пользовались маленькими коптилками – полыми глиняными или бронзовыми сосудами, наполненными рыбьим жиром, оливковым жиром, в котором плавали фитили из скрученной пеньки. Коптилки эти дурно пахли, чадили, закапывали все вокруг жирными брызгами и быстро гасли по мере того, как кончалось масло. Встречались и тростниковые лампы. Устраивались они просто – очищенную трубочку тростника окунали в жир и укрепляли в неком подобии клещей.
Все эти приспособления и слабые светильники дарили лишь ничтожные блеклые язычки пламени, которые  легко поглощала обширная, всеобъемлющая ночь. И большинство людей, как только гас естественный дневной свет, предпочитали бессмысленной и бесполезной борьбе с ночью – сон.
 Отец Георга, ученый, некогда потерял, чуть ли не всё: жену, прежний дом, работу, друзей. Его жена была сожжена, по обвинению в колдовстве, на костре инквизиции. Его  друзей, товарищей постигла таже  участь. Опыты проводимые ими, по мнению святых отцов признали проделками дьявола. Отец, Лоренц, был вынужден быстро прекратить свои исследования. И вот, находясь на руинах жизни, потеряв прежний дом, статус уважаемых людей, их новый дом стала старая хижина, когда-то принадлежавшая некому старику. Его имя не помнили, да был он как тень, постоянно куда-то пропадал, из-за чего многие люди просто не знали об его существовании. Лишь старожилы разговаривали с ним, тосковали по нему, он был их другом, но и они мало что знали о нем. Для несчастного ученого настала горькая пора, в его  новой жизни. Всё это казалось ему диким,  человек, никогда ранее не знавший о хлопотах повседневной жизни, привык к умственному труду, нежели к физическому. Лоренц был вынужден работать рыбаком. Проводя весь день не на суше, он не мог заботиться о своём сыне,  и о домашнем хозяйстве. Работа была невыносимой, но она позволяла Лоренцу и Георгу не голодать. Рыбы всегда было много. Её приходилось удить с восхода солнца, до его заката. В эту холодную ноябрьскую ночь Лоренц был вынужден отправиться в лес за хворостом. В его доме не было ни щепки, чтобы разжечь спасательный огонь, а он боялся, что его сын может простудиться.  Но это казалось в его глазах мелочью, перед царящей в эти дни чумой. О, это были воистину ужасные дни! Черная смерть, прибывшая в Европу в октябре 1347,  собрала плодородный урожай людских жизней.  Ах, эти чертовы крысы! Ах, эти проклятые мыши! Эти, призраки ночи. Высока смертность была среди священников, проводивших много времени с умирающими. Все боролись с ней по-своему. Кто-то пытался уехать, но лишь увозил чуму с собой. Кто-то тратил деньги на лекарства, которые делали либо шарлатаны, либо люди искренне желающие помочь.  Кто-то просто старался весело прожить остаток жизни. Кто-то обращался к свету, а кто-то к тьме.  Её то, Лоренц и боялся. Он не боялся умереть сам, он боялся смерти сына. Он не хотел повторить судьбу его соседа Франца. Тот утверждал, что фиолетовые бубоны на коже его дочери только-то прыщи. И вот, теперь её тело лежит где-то в общей могиле. Да, могил  было мало, оттого и приходилось в одну яму сбрасывать по пять трупов, а порой могли за день закопать, и целую семью. Вот чего Лоренц точно не хотел.
В ту ночь, он был одним из тех людей, которые отваживались в ночные часы путешествовать по пустынным дорогам.  Это были купцы, солдаты, священники. Были это и пилигримы в красочных плащах, трубадуры, а может и гонцы. Все эти путешественники пересекали суровые, отдаленные страны, горы, пустыни, лес. Они попирали в день своими ногами по несколько десятков миль. Приют всегда можно было  в церкви. Но не везде и не всегда на пути можно было найти церковь. Случалось, ночь заставала путника среди болот, поросших вереском, или в горах. Солнце скрывалось, а воздух становился неподвижным и холодным. Путнику приходилось, натянув на голову капюшон, устраиваться на ночлег под открытым небом.  Маленький костерок – вот и вся защита путника. Если он был мудрым, то непременно запасался в дорогу талисманом. Это мог быть и рябиновый посох, маргаритка, четырехлистный клевер, даже корка хлеба – основа жизни, которая охраняла от опасностей ночи не хуже чем и другие амулеты.  Но Лоренц был атеистичен по натуре, он не был суеверен. Зайдя в лес, он решил направиться в глубины чащи, где росла целебная, по его мнению, трава.  Решив стать одним из тех, кто хотел победить черную смерть, создав против нее зелье, странник поднял фонарь повыше и устремился по старым, давно забытым тропам.  Кроме дрожащего лучика своего дорожного фонаря, он ничего не видел. Лишь с восходом луны, он заметил серебристые листья деревьев, и неподвижные ветки, и вьющуюся впереди тропу. Но стоило ему дойти до развилки, как таящейся в глубине его души страх выплеснулся наружу. Распутье, всегда было как бы местом неуверенности и раздвоенности, когда вполне ясный и прямой путь раздваивался лукавыми дорожками, и неизвестно было какую из них выбрать, и что они несли за собой. Как гласили суеверия, распутья, всегда были тем местом, откуда тёмные силы проникали в наш мир, где жили мы. Чтобы это не случилось, люди часто ставили на развилке небольшой столб, наподобие алтаря, где они оставляли подношения: черные венки, яйца, молоко, мёд, мясо животных и даже зубчики чеснока. Считалось, что эти дары должны были умиротворить любых  даже самых страшных ночных существ. Именно такой алтарь и стоял перед Лоренцем. Суеверный страх еще глубже закрался ему в душу. Медленно он подошел к столбу и к своему ужасу он обнаружил его пустующим. Лишь пустота и затухающий блеск луны, которая постепенно исчезала с неба, а густая тьма поглощала всё вокруг. Стало казаться, будто бы это все и не было, что всегда была лишь эта тьма. Бедный путник уже успел усомниться в своем решении.
-Надо было просто набрать хворосту…
Внезапно ему на плечо опустился маленький мотылек, затем еще один, еще. Никогда ему не было так страшно, потому, что он увидел, откуда они летели. Разум его отказывался признавать видимое им. Он не верил, он не хотел верить в то, что он видел. Подумать только, наше взгляды, наше мировоззрение способно меняться за считанные секунды. Даже атеист, способен начать верить, и начать молится… Бедный Лоренц… Жалко его….
2
 
Стук в дверь заставил мальчика вновь проснуться. Лежа на кровати в кромешной тьме, он начал думать, что стук попусту ему послышался, а проснулся он из-за чувства голода. Новый стук в дверь развеял его мысли. Подумав, что это отец, Георг быстро вскочил с кровати, подбежал к двери и открыл засов.
Внезапный свет, как меч перо, разрезал мрак, и перед мальчиком предстала высокая фигура в длинном рваном плаще, с факелом в руках. Георг в изумлении сделал шаги назад, тем самым позволив незнакомцу войти в хижину. Лица его не было видно, так как маска, изображающее лицо птицы (наверное, сороки) с длинным клювом, где-то пол фута длинной. Огромный, буквально гротескный серебряный крест висел на шее неизвестной фигуры. Кто это мог быть? Снова инквизиция? Нет. Они пришли бы огромной, кричащей толпой фанатиков. Так кто же это… Ночной гость поднял руку и снял маску, показав своё лицо. Это было принадлежащее старику, покрытое глубокими морщинами и шрамами. Трудно было разобрать, где начинались морщины, а где начинались шрамы. 
-Кто ты?- спросил Георг.
-Как грубо,- ответил старик – ты в моем доме и смеешь спрашивать меня кто я? Но я прощу тебя за твою юность, я Карл Септим, хозяин этой хижины, а кто ты, незваный бродяга?
-Я Георг, я со своим отцом живу здесь.
-Твоим отцом?- спросил тот, запирая дверь. – Я вижу только нас двоих.
-Он пошёл за хворостом, последние несколько дней мы были вынуждены сидеть в сплошной темноте.
-Вот как, - сказал старик, достал из кармана свечи, поставил на стол и зажег. – А твоя мать?
-Она мертва, её сожгли на костре…
-Эти глупцы, сжигают все, чего они не могут объяснить, все, чего они боятся. Так вы одни с отцом?
-Да. А вы?
Старик усмехнулся горькой улыбкой.
-Один, была жена, да умерла. Как-то шла через лес, а ее Bogart подстерёг, прыгнул на шею, вцепился в лицо когтями и ездил так на ней, пока та не испустила от страха дух.
Георг, несмотря на свои малый возраст знал, кто такой Bogart, кто такие тролли. Потому, что он был ребенком. Дети хорошо знали все ночные страхи. Только родившись, они уже становились будущими жертвами призрачных сил ночи. И что самое удивительное, именно дети будто бы знали и чувствовали это больше самых умных и осторожных взрослых. Возможно, потому, что они еще помнили ту все обнимающую тьму, из которой пришли в этот светлый мир человеческой жизни. Их уши более четкие, их взгляд острее, чем слух и зрение взрослых. Они могут услышать малейший ночной шорох, заметить слабое, неясное движение – все, что предвещает опасность, выдает её присутствие. Легкий сквознячок  из-под  кровати мог подсказать им, что жестокие глаза высматривают и выжидают, когда маленькие ножки ступят на доски пола. Шелест простыни, шуршание одеяла или тихий вздох мягкой подушки мог означать, что где-то в постели скрываются острые зубы, волосатые руки, кривые когти, готовые рвать, душить, кусать. Дети знали, что нужно быть начеку, не доверять замерзшему в ночи буфету или крутой лестнице, где затаились и бродят коварные тени. Они знали наизусть все трещины в стенах,  потолках и полах и всегда помнили, что оттуда может высунуться мертвенно-бледная рука, холодная, как снег, и цепкими пальцами ухватить за лодыжку или край ночной рубашки. Маленький Георг знал это. Он знал, что любопытство не всегда вознаграждается. Он до сих пор помнил тот день, когда он спускался в подвал старого дома, когда длинная, тощая рука схватила его за маленькую ножку и потащила во мглу с диким восторженным улюлюканьем. Он помнил, как острые зубы вонзались в его детскую ляжку, как больно это было. Что могло бы быть дальше, если бы его не спасла его няня. Старая чернокожая Грэтта, как он её любил. Как тогда она кричала, чтобы Георг бежал оттуда за помощью. Те длинные когтистые лапы душили её, а она, хрипя, просила его, чтобы тот убегал. В дальнейшем его отец говорил ему, что это все был сон, что Грэтта уехала в Африку к своим детям, а за ногу его укусила собака. Но малыш, то знал правду. Он знал, та тварь сидела под лестницей, а косточки его няни лежали где-то обглоданные вместе с костями других, попавшихся в ловушку людей.
-Мой отец тоже мертв?
-Я не знаю сынок. - на самом деле тот почти уверен, что бедняга стал жертвой нечисти. 
Его поразило то спокойствие, с которым говорил этот ребенок, в столь юном возрасте, где-то десяти лет отроду, кроха была столь безразлична к смерти. Это одновременно порадовало и расстроило старца. Он не даст пропасть такому таланту, он позаботится о нем, а тот возможно станет его приемником. Септим снял с плеча большой мешок. Положил его на пол, раскрыл и достал большой молот. Что он делал им, трудно было догадаться, хотя запекшаяся  на нем кровь выдавала  назначение.  Подняв орудие Септим повернулся к ребенку спиной, открыл дверь и сказал Георгу через плечо: « Пойдем малыш, поищем твоего отца».

3
Лоренц сидел на поляне и наблюдал  дикое зрелище:  люди, страдающими недугами и чумой ползали на коленях перед созданием, которого нельзя даже описать, ибо оно не  поддавалось описанию и не  имело конкретную  форму. Существо, чье тело составляло множество мотыльков,  восседало на  троне смерти, на троне сделанного из человеческих костей.  Люди называли Его – Королем Мотыльком. Они свято верили в Его совершенство и боялись его гнева. Он дал им обещания об исцелениях от их болезней, их уродства, или просто обещания вечной жизни и богатства. Чума в виде худой, бледной женщины лежала у его ног, как ручное животное, ожидавшее приказания его хозяина.  Медленно встав со своего трона, Король, паря по воздуху приблизился к Лоренцу. Как он был отвратителен, и как он был в тоже время прекрасен. Он был высок, тело его , белое как снег было цельным и одновременно пульсировало тысячами жизнями.  Голова лишенная глаз, была наделена лишь тонкими губами.  Он протянул руки, которые были соединены с телом при помощи крыльев, и заговорил. И голос его раздавался в мозгу Лоренца, словно выстрелы тысячи пушек.
-Я дам тебе все, что хочешь, ты будешь счастлив в Новой Жизни!
- Что ты?
-Я то, что существует отдельно от этого мира, я не имею возраста, ибо вселенная не имеет возраста. У меня миллиарды глаз, но живу я в темноте. У меня нет ушей, но я слышу весь этот мир и другие миры. У меня нет мускулов, но я управляю своим телом. Я – твоя новая жизнь, твой новый смысл жизни. Ты получишь все. Лишь встань на колени и поклянись что будешь служить мне, что ты станешь моим рабом.
-Ты не реален, исчезни, твоё существование – миф, легенда!
Внезапно Король выпустил множество щупалец, схватил Лоренца, приблизил его к своему лицу и открыл рот. И тогда Лоренц увидел бездну.…  Во тьме, скрывавшейся в пасти чудовища, на него смотрели глаза, число их не поддавалось счету. Миллиарды. Миллиарды глаз. Они источали ужас и столь мощную ненависть ко всему живому, что Лоренц в панике не справился со своим мочевым пузырем. Теплый поток стекал по его ногам, но он этого не чувствовал, он не был в этом мире, он был на дне бездны. И тут он услышал голос снова.
-Скажи еще раз, то, что ты сказал. Скажи, что я не существую.
-Ты.… Существуешь.
-Ты признаешь себя моим рабом?
-…
4

Выйдя на поляну, старик и ребенок стали свидетелями победы  человеческого существа. Лоренц лежал мертвый, один единственный. Он предпочел смерть во имя свободы, чем жизнь во имя рабства. И более никого.
-Георг послушай меня. – Обратился старик к ребенку. – Не всякий тролль или другой ночной пришелец из иного мира бродит лишь по лесам, полям, дорогам, бегущим вдалеке от человеческого жилья. Многие из них, голодные и беспокойные, шатаются от деревни к деревне, с хутора на хутор в поисках новых жертв. И ни один даже самый крепкий дом, из прочных бревен и с надежными запорами на дверях, не остается для них недоступным. Достаточно лишь щели между камнями стены, прорехи в соломенной крыше, печной трубы, чтобы умеющие стать струйкой дыма или клубом пара ночные существа проникли в дом. Затененные и укрытые от солнца прохладные углы комнат приятны в жаркие дневные часы. Но лишь приходит настоящая, ночная темнота, когда погашены огни и добрые люди ложатся спать, как эти существа начинают  заполнять те места, где при свете дня люди находили уютное прибежище. Безмолвные, как тени, они скользят между спящими людьми, своими будущими жертвами, и касаются их костяными пальцами, дышат чумой и заразой, нашептывают заклинания, приносящие дурные сны. Да, силы ночи так отвратительны, что могут погубить не только человеческое тело, но и человеческую душу. Беспокойные, скверные сны являются самыми невинными шутками ночных духов, самыми малыми ужасами, что они творят. Смерть- вот самое худшее, что они несут.
С потерей отца, для Георга, Септим стал единственным близким человеком, и теперь он слушал его, запоминая каждое его слово.
-Георг, ты, как и я,  отличаешься от людей. Говоря о нас, я говорю об охотниках на нежить. Мы являемся исполнителями воли священной Инквизиции, некоторые и называют нас инквизиторами, но это не так. Мы живем ради уничтожения ночных тварей, а не уничтожения мирных людей. Стать одним из нас твоя судьба, защищать веру, людей, и своё право на месть за смерть твоих близких. Ты – моя смена и я научу тебя всему, что знаю сам.
С криками петуха взошло солнце, а к деревне, в которой царил пир чумы, направлялся старик, бережно держа спящего ребенка на руках. Город казался вымершим, просто мертвым. Не пустынность олицетворяла его, а тела людей болеющих чумой. И ни звери, ни птицы не смели к ним приближаться. Вороны восседали на церкви и наблюдали за разрухой, которая постепенно угасала. Люди в масках птиц ходили по городу и загружали трупы в телеги, чтобы в дальнейшем похоронить их. В легком тумане они были словно призраки, уносящие души в иной мир. Септим оставил Георга в своей хижине, а сам, надев маску, отправился на пристань деревни.
Опустив молот на землю, он оперся на него, достал трубку и закурил. Он не нашел убийцу отца мальчика, но может это и к лучшему, все слабее и слабее становился он. Пока у него находились силы для защиты этого человеческого мира, но он прекрасно знал, что в один день он не справиться и дух его отправиться к праотцам. Он не боялся смерти, это делало его превосходным оружием в руках инквизиции, это он увидел и в своем маленьком друге. Он знал, что из него выйдет отличный охотник, чье лишь произнесенное имя будет убивать порождение тьмы.
Карл Септим стоял на краю пристани, пуская клубы дыма, а на плече у него сидел маленький мотылек…