Неведомое было везде

        Маленький червячок, не зная ни дня, ни ночи, ползал по огромной планете,  прячась в опавшей листве,  в перегнивших остатках бурной жизни леса. Он не знал ни ночи, ни дня, потому, что никогда не покидал безопасные толщи листьев и перегноя, потому, что и дом и пища – едино. А что ещё нужно для счастья маленьких червячков?! Из поколения в поколение протекала их жизнь, стабильная и наделённая своим смыслом, смыслом не понятым, но принятым. Была ли эта жизнь безопасной? О, конечно, нет! Каждый, кому не лень норовил раскопать и растерзать, а то и просто склевать червячка. Так и проходила их жизнь полная сумрачных тревог и не менее сумрачных поглощений,  собственной среды.

          Как-то маленький червячок, потеряв бдительность, покинул безопасные пределы своего обиталища и был поражён: нечто светлое ослепило, пронизывая всё его тёмное, землистое существо. Он осознал неведомые ему ощущения, и с тех пор любопытство вело червячка всякий раз к этому неведомому и непознанному миру. Он научился различать качание ветвей деревьев, бегущих и снующих зверей, перелетающих с ветки на ветку, птиц. Он наслаждался. И завидовал! Всякий раз, возвращаясь в безопасные и тёмные глубины рода своего, он завидовал существам населявшим, тот, не ведомый ему мир.
          И ничто ему больше не доставляло такого удовольствия, как мысли об этом пре-красном и светлом мире. Ползая в толще, оставляя за собой изъеденные туннели, червячок страдал. Всё существование его казалось никчемным, жизнь бесцельной и пустой. Мрачно переваривая очередные порции продукта, он размышлял о времени теряющемся в сумрачных глубинах его прошлого. Безрадостного прошлого, не озарённого Прекрасным Светом. Все существо его стремилось к соприкосновению с новым и неведомым ему, вновь и вновь.  Червячок мечтал о новом мире и себе в нём.  Он призывал народ, извивающейся в тёмных толщах, пойти и соприкоснуться со Светом. Смельчаки, последовавшие его призыву – не вернулись. И тогда червячок решил, что их мрачному сознанию не дано это соприкосновение. Он отверг свой род, забыл обо всех, кого любил. Он избранный и своим озарённым сознанием принадлежит новому миру. Там он, червячок, будет наслаждаться прекрасным...
           Червячок молил пославшего ему Свет о преображении в существо, порхавшее с ветки на ветку, издающее непонятные, но прекрасные звуки. Он был один. И страдал…

           Первые, едва пробивающиеся, лучи светила разбудили пернатую стаю. Мир наполнялся щебетанием и трескотнёй. Стайка воробьёв сорвалась с ветвей и лишь один пушистый, серый комочек остался на месте, встревожено озираясь по сторонам. Но через мгновенье и он кинулся за своими собратьями... 

          День, наполненный суетой и страхами, пролетел быстро. Птицы располагались в ветвях, готовясь к сумеркам… Солнце, клонилось к горизонту, усмиряя суету крылатых. Красно-оранжевые краски, захлестнувшие полнеба, тревожили сознание, будя непонятные воспоминания. Испуганный и растревоженный воробей жался к собратьям, на краю стайки  затихающих птиц. Потянулись наполненные однообразием дни. Унылое существование наполнялось мечтами о новом образе, вселявшем страх в птичье сообщество: грозном, парящим в вышине орле. Мольбы были услышаны...
          
Гортанный крик, ворвавшийся  в дремотное, утреннее оцепенение, сорвал остатки сна, сбросив его туманной дымкой в ущелье.
Расправляя и хлопая крыльями, чувствуя свое невероятное могущество, грезил новыми открывшимися его сознанию просторами...
Радость и восторг его были не долгими. Цепь многих преобразований затмила его сущность, бросив в объятия безграничной, но мелкой для него и его разума, вселенной. Вселенной вобравшей в себя   мириады галактик и более мелких вселенных. Вселенной закованной в скорлупу непознанного.

Одинокий и злой он метался от одного края скорлупы к другому, в досаде сметая  вселенные и галактики. Угрожающей сумрачной тенью, он кидался в скопления энергий.  И только затухающие всполохи и меркнувшие искры  обозначали его след.  Его голос  больше не слышим. К его мольбам – глухи.  Шло время  и мир, когда-то данный ему, мерк...  Редкие скопления едва наполняли мир безумного, призрачным, угасающим светом. Холод и тишина заполняли пространство. В безумии своем, устав метаться, он принимался скрести стенки скорлупы. Мир гас, и силы покидали его. В его сознании отчетливо вспыхивали картины и ощущения прошлого, когда он был не один, и слышим. Когда чувства заполняли все его существо... Он с усилием вглядывался в свои умирающий мир и чувства сожаления содрогали его существо. Чувство вины перед теми, мелкими и ему уже не видимыми ему существами обостряли его тоску. Он грезил запахами, он вспоминал ветер, он помнил прикосновения и те, неожиданные восторги и умиления миром. Мир который он покинул...
Повинуясь единственно оставшейся страсти, погоне за сокрытым, он сотрясал стены скорлупы, рвал ее и корябал.  И уже почти лишившись последних сил, он заметил струйку  света, пробивавшуюся в треснувшей скорлупе. Теряя остатки разума он расковыривал разлом...  хлынул свет, обжигая сознание: там было неведомое...
Неведомое было везде.