разговор по душам

Уже годам, эдак, к пяти я вполне осознавала, что родители совершили ошибку, произведя меня на свет, потому как каждый мой шаг им с неимоверным фанатизмом хотелось исправлять. Если я садилась играть, то играла не теми игрушками, не с теми детьми или не там, где должен играть любой «нормальный ребенок». Писать я научилась неподобающей левой рукой, спать не ложилась допоздна, мешая всеобщему «послеужинному» покою и умиротворению громогласными беседами с самой собой.
   Чем старше я становилась, тем больший масштаб приобретала ошибочность моего существования: равнодушие к школе и людям её населявшим, двухсот процентный нигилизм, повлекший за собой отречение от питания и здорового подросткового общения.
    После долгих вечерних домашних демагогий и воспитательных моментов, не имевших положительного результата, мама опустила руки и свела свои обязанности до кормления и одевания моего никчемного тельца, а папа, в свою очередь, минимизировался до строки в свидетельстве о рождении и  домашнего банкомата (часто ломавшегося и зажевывавшего купюры).
    Немудрено, что моё поступление в институт соседнего города N было расценено домочадцами как Божественное чудо и принесло всеобщее удовлетворение. Я на удивление сносно училась и прилежно себя вела. Филологический я закончила с отличием и третьим месяцем незапланированной беременности от испарившегося спермодонора.
    Опасность возвращения домой брюхатой, хоть и с дипломом о высшем образовании, осознавала даже я. Поэтому я стремительно, пока живот был еле заметен, устроилась на пол ставки преподавателем в местную школу и, спустя шесть месяцев, благополучно ушла в декрет…
      Дочь, родившуюся с весом отменного богатыря, я назвала Александрой.
    В убогой комнатенке общежития для педагогического состава, в узких темных коридорах, увенчанных общей кухней и санузлом, мои мечты подарить ребенку счастливое детство быстро рассыпались. Среди этого убранства Санька была единственным собранием молекул на планете, дарившим мне радость.
Знакомство с бабушкой и дедушкой состоялось самым нелепейшим образом: на похоронах последнего. Отец умер от сердечного приступа, так и не узнав, что его бесполезная дочь породила себе подобное существо. Когда я приехала на похороны с ребенком на руках, мать, обессилившая от слез и постсмертных хлопот, только и смога что удивленно поднять брови, округлить глаза и закатить их к небу в безмолвной мольбе, так и не обнаружив взглядом недостающего в моём семействе кормильца.
     Поговорить мы смогли только на следующий день, когда меня разбудили крики Александры, ошалевшей от прикосновений истощенных бабушкиных рук. Мать предложила нам остаться с ней. Теперь, когда не стало отца, она могла позволить себе любить кого-то другого…например меня и мою дочь. От оказанной чести я отказалась, пообещав лишь, что мы ежегодно будем приезжать на смотрины и горячие пироги.
    Дочь, не чета мне, вырастала в спокойного и очень рассудительного человека. Я редко что-то ей запрещала, старалась дать развивающемуся организму максимум свободы, когда-то недоставшейся мне.
    Может быть, поэтому я не знала с ней проблем ни в детском саду, ни в школе, ни позже в институте.  Сказать, что мы жили, душа в душу, было бы непростительной недоговоркой. Мы были друзьями, самыми близкими друзьями какими только могут быть мать и дочь. Подраставшая Саша часто спрашивала про отца, за исключением того, что он погиб, мои слова о нем были чистой правдой…
    К нам, вернее к Александре, часто  захаживали гости. Она знакомила меня со всеми и никогда не просила уйти в магазин или к подруге, чтобы оставить ей больше личного пространства. Из-за недостатка места, когда она подросла и уже не умещалась на детской кровати, нам пришлось купить раскладной диван и спать вместе. Тогда же появилась традиция «разговора по душам на ночь». Сколько было проговорено тайн, секретов, переживаний, радостей на этом диване…
     Я не знала, что такое краснеть за своего ребенка. Я только гордилась  непрерывающейся цепочкой её успехов.
…Моя мать умерла, когда Шуре исполнилось 16 лет. Мы продали родительский дом и купили себе настоящую квартиру с собственным туалетом, просторной кухней и балконом. Друзей захаживало ещё больше. Мы часто устраивали посиделки допоздна: ребята играли на гитарах, девочки пели уже непонятные мне песни, а я готовила для всех экспериментальные блюда из того, что они приносили в наш дом.
     Традиция спать вместе и вести доверительные беседы сохранилась и при увеличившейся квадратуре места обитания…
      После окончания школы Александра решила уехать поступать в Москву. И поступила. Это было самым тяжелым после моего рождения испытанием для меня. Чтобы не сойти с ума, я научилась пользоваться электронной почтой, что значительно облегчило общение. Почти каждый день я получала письма от нее и писала на них ответы. Я, казалось, так же знала о ней все: её успехи в учебе, новые знакомства, конфликты с преподавателями, проблемы с соседями по комнате, здоровье…она писала обо всём…и обо всём спрашивала меня…
    Как-то летом, после окончания третьего курса, она позвонила мне и сообщила, что встретила свою судьбу и хочет выйти замуж. Я приехала на их студенческую свадьбу год спустя. Мою дочь забрал под свое крыло щупленький немного прыщавый Андрей с большими амбициями и, как уверяла Саша, с огромным творческим потенциалом.
    После учебы они, естественно, остались жить в столице: там больше возможностей и разнообразнее жизнь.  Они приезжали ко мне раз в год…на смотрины и горячие пирожки.
…Неделю назад мне позвонили с Сашиного телефона:
«Здравствуйте, Валентина Андреевна. Меня зовут Лена. Я звоню Вам, чтобы сообщить, что Саша умерла сегодня. Приезжайте в Москву, как приедете, позвоните мне».
     В абсолютной панике я купила билет на первый же рейс и прилетела в Москву. Сразу из аэропорта я позвонила Елене. В трубке  отозвался женский голос, поприветствовал меня и назвал адрес, по которому мне нужно было приехать.
     Дверь открыла молоденькая худощавая заплаканная девушка, представилась Леной и пригласила меня войти. В маленькую московскую хрущевку набилось много народу: юноши и девушки, молча, опирали стены, кто-то плакал, кто-то шептался. В воздухе стоял терпкий запах валерьяны. Лена провела меня в зал, где лежало обесцвеченное тело моей дочери. Кучами лежавшие цветы источали множество ароматов, как будто стараясь перебить дух смерти. Глазами я искала Андрея, но не нашла его в этой массе скорбящих. Что-то не давало мне плакать, что-то осушило мне слезы. Голова была трезвой, моё дыхание - ровным. Громче всех плакала Лена, стоя на коленях у Сашиного изголовья.
      Я никогда не думала, что могу пережить свою дочь. И никогда не думала, что если это случится, я не смогу плакать. Среди этих людей я чувствовала себя невероятно чужой и хотела, но не могла, задать вопросы, которые с геометрической прогрессией возникали у меня в голове…
   Несколькими часами позже, когда люди ушли, а тело увезли в морг до похорон, в квартире остались только я и Лена.
    Мы долго сидели в разных комнатах. Я не знала, что мне делать. Я не понимала ровным счетом ничего из происходившего вокруг. 
    Когда она вошла в комнату, я невольно вздрогнула и почувствовала комок слез, подступающих к горлу. В руках у неё была большая картонная коробка, разрисованная цветными маркерами, с надписью «МЫ». Она бессловесно поставила её передо мной и вышла…
     В коробке было 15 свертков, датированных разными годами, начиная с 1990, когда Саше исполнилось 13 лет… В каждом свертке были письма, фотографии, открытки, маленькие сувениры…внутри были вещественные доказательства того, что, разговаривая на ночь по душам, дочь никогда не была откровенна со мной…
      Я вспомнила Лену, найдя школьную фотографию. Они вместе учились. Ни слова о ней я никогда от Александры не слышала.
      Их отношения длились 15 лет.
      Они вместе уехали в Москву, вместе жили. Вместе хранили молчание.
      Андрей никогда не был тем, кем считала его я…
      Я читала трогательные письма, записки. Разглядывала фотографии, на которых моя дочь была той, кого я никогда не знала. Я дала волю слезам. Я кричала. Я звала Александру, Сашу, Шуру, Сашеньку...звала на разговор по душам…
    В последней коробке за 2005 год был только один альбом с фотографиями из отпуска на море…На всех фото они были вместе…
…на всех, кроме того, что она выслала мне…
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
      В тот вечер я так и не решилась выйти из комнаты…
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Мы поговорили с Леной только после похорон.
…Александра умерла в палате Центра Репродукции Человека. Она решила беременеть первой, чтобы я порадовалась за внука.
   Во время одной из процедур медсестра, вероятно, поранила ей влагалище…
Инфекция развилась очень быстро. Спасти Сашу врачам не удалось…


Рецензии
Как часто мы совсем не знаем своих детей... Жаль. Всего доброго!

Татьяна Беклемышева   19.10.2013 18:29     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.