Голь на выдумки хитра

               
 
   Генка был продувной бестией. В любой ситуации он оставался хозяином положения. Он обманывал и дурачил. Но так, что никто ничего не подозревал.
   Если, например, перед железнодорожной кассой выстраивалась очередь, у Генки даже мысли о том, чтобы пристроиться в хвосте, не возникало. Он, как Остап Бендер, с воплями: «Минуточку, минуточку, граждане!» просто пробивался к окошку и говорил, засунув в него  голову:
- Девушка, я тут отошёл на минутку и вспомнил, - мне ещё один билет до Н. нужен! С меня банкет в «Метрополе» на три… ста рублей.
   Или на почте. Ему ничего не надо там было, он просто хотел разменять пятисотовую купюру. Любой дилетант начал бы мямлить: »Извините, мне бы 500 рэ разменять», или еще чего-нибудь в интеллигентском духе. И получил бы, наверное, не менее вежливый ответ: «К сожалению,…». Генка действует иначе. Он выкладывает банкноту и говорит: « Мне марочек почтовых на три рублика, пожалуйте! А сдача – ваша беда. Вы оперируете деньгами? Извольте соответствовать». И получал желаемое – разменянные деньги.
   Таким был Генка – бескорыстным проходимцем.
   Но лучшая идея осенила его в конторе по найму жилья в одном курортном городке, когда царила неразбериха и никто не знал, чей Крым, кому принадлежит Черноморское побережье, не говоря про смежные территории и флот. Ему не смогли предоставить комнату для ночлега – ни частную, ни в гостинице. Да-да, было такое, вспомните…
- Ну, а что же мне теперь делать? – спросил он конторскую даму («рисипшэн», по – задорновски).
- А я откуда знаю? – не по-европейски ответствовала она. – Идите на вокзал, там есть комнаты отдыха. Можно поспать в зале ожидания.
   На вокзалах уже нет роскошных, широких лавок с высокими спинками и буквами «МПС» (в детстве я слыхал расшифровку: не «Министерство путей сообщения», а «Можешь поспать стоя»). Сейчас их заменили ряды скованных воедино кресел, обеспеченных трубчатыми подлокотниками, с фанерными сидениями и металлическими, прогнутыми  сидениями. У Генки желания провести ночь в изломанной позе, среди бомжей и мятых газет, не возникло. «Ой, сердце», - всхлипнул он вдруг, и, не имея даже начального медицинского образования, прижал руку к области печени, закачался и опустился на пол.
   Жилищная дама вскрикнула, вздрогнула, схватилась за телефон и вызвала «Скорую».
   Через десяток минут появились мужчины с носилками. Генку уложили и унесли.
   Он открыл глаза, когда оказался под опекой медсестры. Звали её Люся.
- Слава Богу! – сказала медсестра Люся, осторожно промокая его лоб бинтом. Генкин вожделенный взгляд упокоился на медсестре. Он не предполагал, что «Скорая» такая скорая и привлекательная.
- Где я? – пролепетал мнимый болезный.
- На «Скорой». Стационар переполнен. Я – медсестра Люся. Буду в эту ночь ухаживать за Вами, если оплатите услугу.
- Вы очень любезны, медсестра Люся. А я очень слаб. Утром я оплачу Ваши труды. У Вас покушать ничего нет? – Генкин голос напоминал лёгкое дуновение утреннего летнего ветерка.
- Само собой разумеется. Я ещё не ужинала. Но потом Вам следует поспать, обрести покой, набраться сил, - говорила Люся, вставляя снедь.
   Генка позволил поухаживать за собой. Он чувствовал себя сказочным принцем. Милая медсестра подала ему еду в постель, то есть на кушетку, а он гладил её милосердную ручку. Ему снились этой ночью феи и нимфы…
   Вот каким был Генка парнем!
   Ничего вечного в природе не существует. Моего друга раскусили. Однажды мы просидели с ним до позднего времени в каком-то питейном заведении, откуда ушли уже после полуночи. Около двух часов ночи мы распрощались около его дома, и он вошёл в своё жильё, где я давно не бывал из-за своих разъездов. Вскоре я услышал треск, и Генка вылетел из двери подобно артиллерийскому снаряду, а вслед ему послышался женский крик:
- Прочь отсюда! Где шлялся, там и ночуй!
- Э, дружище, - сочувственно протянул я, как только привёл Генку в вертикальное положение. – У медсестры Люси тебя принимали лучше, по-дворянски.
- Идиот, - простонал Генка, потирая подреберья. – Это и есть медсестра Люся. Мы поженились месяц тому назад.