Валька - москвичка

Маленькая повесть о малограмотной девчонке, приехавшей из глухой деревни в столицу в поисках счастья.

Заступив на дежурство,  нянечка тетя Маша подождала, пока все больные угомонились, в палатах погас свет, и в женском отделении старенькой одноэтажной больницы наступила тишина. Наполнив горячей водой ведро, тетя Маша вооружилась шваброй, обмотанной  большой мягкой тряпкой и старательно принялась за привычную свою работу. Пол в больничном коридоре был не кафель и не линолеум, как нынче делают, а хороший, деревянный, ходить по нему было приятно, и все хвалили тетю Машу за чистоту и порядок. Накинув на плечи теплый платок, она вышла на крылечко, чтобы выплеснуть  ведро и развесить на свежем морозце мокрую тряпку. Увидев на ступеньках нечто темное и большое, тетя Маша ведро уронила, и грязная вода опрокинулась на чье-то неподвижное и, может быть, уже замерзшее тело.
-Людмила Николаевна, вставайте скорее, - затормошила она дежурного врача, прикорнувшую на служебном диванчике, – пополнение прибыло. На крылечке лежит, может уж того…
Они вместе затащили женщину в приемный покой, за ней по чисто вымытому полу тянулась красная дорожка – значит живая. Еще живая.
-Сволочи! – Сказала Людмила Николаевна. – Тётьмаш, вызывайте Александра Яковлевича, скажите, я не могу отойти, она уходит…
Вальку спасали всю ночь. И только утром в нашу маленькую палату втиснули четвертую койку и занесли новенькую. Лицо ее было цвета зеленого лимона, глаза закрыты и  густые ресницы перечеркивали этот лимон черными полосками.
- Ну, где тут моя испаночка? – Громким и бодрым голосом спросил главный врач Александр Яковлевич, входя, вернее протискиваясь в нашу палату.
Он держал Валькину руку, слушая пульс, и что-то такое смешное говорил ей до тех пор, пока губы ее не дрогнули в улыбке, и она открыла глаза. Глаза темно-коричневого бархата с миндально изогнутыми уголками век.
И в самом деле – когда только доктор успел заметить – Валька была очень похожа на испанку. Просто чистая Кармен, как мы ее себе представляли по разным картинкам. И живучая, как кошка. Через какой-нибудь час зеленый лимон превратился в красивое смуглое лицо с высокими скулами. Валька попросила пить, съела пару ложек больничного супа и слабым голосом поздоровалась с нами.
После бессонной ночи пришла усталая Людмила Николаевна и тихонько, долго и упорно призывала Вальку сознаться, кто, какая сволочь чуть не загубила ее молодую жизнь. «Сама, я сама», - также упорно твердила Валька.
Врач ушла расстроенная, а Валька тут же охотно поведала нам про бабку, которая взяла с нее деньги, а потом, увидев, что дело плохо, дождалась темноты, на санках дотащила Вальку до больницы и положила на крыльцо, где об нее и споткнулась тетя Маша.
Кармен наша оказалась лимитчицей из ближайшего общежития строителей. Никого из родных у нее в Москве  не было, никто в больнице  ее не навещал, о здоровье не справлялся, и мы заботились о ней, как могли.
Валька рассказывала нам, семейным дамам, про «ночные десанты» в общаге, и от этих рассказов становилось очень муторно.
- Зачем же ты из своей деревни уехала? – Спрашивали мы.
- А там еще хуже, - отвечала Валька. - Дома в землю вросли. Люди как дикари. Парни пьют  да дерутся. Я как аттестат за восемь классов получила, сразу и уехала. Специальность теперь есть, штукатуром  работаю.
Покидая больницу, я оставила Вальке свой адрес и телефон: «Позвони, если что…»
  Месяца через два, проводив детей в школу, отправив на службу мужа,  сама, опаздывая на работу, я уже открыла двери и прямо на пороге столкнулась с Валькой.
- Я хочу спааать, - замедленным голосом произнесла Валька.
- Ну, так и ложись на диване. Приду в шесть. – И, убегая, я хлопнула дверью.

                +++

К шести часам Валька не только выспалась, но и навела  в квартире блеск и чистоту, заодно и себя привела в порядок, лицо посвежело, по спине  красиво вилась длинная черная коса,  цветастое платьице было выстирано и отглажено.
- Я ушла из общежития. Я поживу у вас, ладно? - Сказала Валька.
- Ладно, - сказала я, - поищем тебе какую-нибудь другую работу.
  Я представила ее мужу и детям. Бедные мои, они давно привыкли, что в нашей тесной «хрущевке», с легкой руки друзей известной как «Отель Лапоть»,  постоянно обитает кто-нибудь посторонний.
Через несколько дней сослуживица Алла Петровна сказала мне, что ее знакомому художнику требуется натурщица. Неплохая часовая оплата.
– Я пришлю Вальку к тебе, - обрадовалась я, - ты ей все растолкуй, дай адрес, а я заеду потом.
Спустя три часа я застала Вальку в квартире подруги, лениво перелистывающую журнал мод.
- Ну, как дела?
- Понимаешь, - потупила глаза Алла Петровна, - я постеснялась рассказать ей, что значит натурщица, она может неправильно понять…
- О, Господи! - С досадой за потерянное время отмела я ее сомнения. - Ну и чушь ты городишь, подруга. Послушай, Валька, один художник будет рисовать твой портрет. Во весь рост. Понимаешь?
- Да, - встрепенулась Валька.
- Но надо  раздеться. Совсем. Согласна?
Сонные глаза Вальки вспыхнули радостью, темный румянец  залил  лицо:
- А волосы?! – Воскликнула она вдохновенно. - Можно я распущу волосы? Это будет так красиво!
- Конечно, можно, - разрешила я и с презрением посмотрела на свою ошеломленную  подругу: ее интеллигентские комплексы были  совершенно неведомы  «смуглой леди деревни».
Валька подзаработала немного денег и купила себе голубую, всю в кружевах, немецкую комбинацию.
– Сима, посмотри, как красиво, у меня такой никогда не было, ну, смотри! – Вертелась она передо мной, словно аборигенка дикого острова..
-  А лифчик, Валька?
– Лифчик? – Её брови полезли вверх. – Зачем он мне? Потрогай.
Она была права, грудь ее была твердой, как зеленое яблоко, и в поддержке не нуждалась.
К большому сожалению, сеансы быстро закончились, художник побоялся держать натурщицу без постоянной столичной прописки, это грозило ему крупными неприятностями. Надо было искать другую работу.
. +++
В этот вечер мы были в театре. Во МХАТе, на Тверском Бульваре. Я, мой муж Миша и Валька, которая в театре не была еще ни разу в жизни, но кое=что о нем уже слышала –  это то, где поют и танцуют и где в буфете покупают вкусные пирожные и лимонад. Спектакль назывался «Идеальный муж» и такое название Вальке тоже понравилось.
Открылся занавес. На званый вечер в богатом доме съезжаются гости. Очаровательные дамы миссис Марчмонт и леди Бэзилдон ведут  изысканную светскую беседу, в которую неожиданно из первых рядов партера вплетается и восхищенный Валькин голос:
- Ах, Сима, какие красивые у них  платья!
- Тише, Валька, тише, - сжала я ее руку, - это англичане.
- Ан-гли-ча-не? – Изумилась она еще больше и еще громче. - А как хорошо они говорят по-русски! – Похвалила она мхатовскую «сценречь».
Кое-как мы дождались антракта, но едва закрылся занавес, как Валька вскочила на ноги:
- Бежим!
- Куда, Валька?
- В буфет! -  Удивилась она нашей тупости
- Бежите! - сказала я своему идеально терпеливому мужу, - лопайте пирожные, а потом пойдем домой.

+++
Под самый новый год, когда дети уже гостили у бабушки, нежданно-негаданно приехал из провинции дальний и полузабытый родственник. Пожилой, мрачный и больной человек, он приехал хлопотать о каких-то инвалидных льготах. Не предупредил, потому что боялся, что получит отказ, а так рассчитал, что в мороз не выгонят. Еще боялся, что вдруг кормить не будут, к столу не позовут, поэтому сразу занял теплый угол в кухне и жадно наблюдал, как жарится утка, как закипает в чугунке картошка.
- Мы  уходим в гости, а ты, Валька, за хозяйку остаешься. Накорми гостя, на диване ему постели. Себе возьми раскладушку.
Валька обрадовалась ответственному поручению и сразу же приступила к делу.
- Как вас зовут? – изысканно вежливо спросила она.
- Лев Павлович,  - тоже вежливо произнес небритый гость.
- О, какое красивое имя! Можно я буду звать вас Левон? Или лучше Лео!
 От смущения «Лео» даже поперхнулся и только слабо кивнул. Видно было, что он очень голоден.
Когда мы вернулись из гостей,  от утки остались только косточки, а Лев Павлович, побритый, веселый, помолодевший резался с Валькой в подкидного дурака и был красивой и ласковой хозяйкой совершенно очарован. А она действительно сотворила чудо, полностью проигнорировав недостатки внешности, одежды, выговора и, напротив, вытащив на поверхность все, что было в человеке интересного и привлекательного. И все это легко,  естественно и с удовольствием.

+++
«Подъезжая к станции, у меня слетела шляпа», то есть, она бы обязательно слетела, если б была у меня на голове, когда «подходя к своему подъезду, группа девочек лет  пятнадцати решительно преградила мне путь». Я поздоровалась, ожидая, что меня пропустят, ан не тут-то было.
- Скажите, Серафима Марковна, кто у вас живет?
- Ну, одна девушка, моя знакомая…
- Скажите этой девушке, что мы устроим ей темную. – Хором пообещали девочки и позволили мне пройти.
Поднявшись на свой четвертый этаж, я почувствовала запах сигаретного дыма, и поняла, что дыма без огня не бывает - на ступеньках сидела еще одна группа молодежи, на сей раз это были только мальчики. Они несли вахту возле наших дверей.
- Валька, - сказала я, - тебя ждет темная. Что ты тут вытворяешь?
- Я?!- Возмущенно воскликнула Валька. - Я ничего. Я просто вынесла мусорное ведро, а они за мной увязались.
Я представила, как «возмутительница спокойствия» в   короткой юбочке, с длинной черной косой, вьющейся по спине,  изящно и независимо идет  по двору с голубым мусорным ведром – Кармен да и только.
- Но ты все-таки того, будь поскромнее, хвостом не верти, а мусор выноси попозже, чтоб тебя поменьше здесь видели.
Выносить ведро с мусором для Вальки было равносильно выходу в свет. В отличие от окрестных жителей, в растоптанных шлепанцах и затрапезных халатах тащивших свои помойные ведра, Валька тщательно готовилась к предстоящей церемонии - охорашивалась, оглядывала себя в зеркало, проверяла, чтоб ведро было накрыто крышкой и выглядело опрятно. С ведром надо было пройти наискосок через весь большой двор, и это расстояние - метров сто туда-обратно -  Валька проходила за час-полтора.
- Оказывается, сегодня в парке фестиваль молодежи, - в радостном возбуждении докладывала она, вернувшись, -  а я и не знала!
- И как же ты об этом узнала?
-Так парень один сказал, тоже мусор выносил. Мы с ним познакомились, и он пригласил меня   на танцы. Вы мне дайте свою белую сумочку.
-Чтой-то ты вдруг «на Вы»? Не подлизывайся. А сумочку возьми и платочек носовой тоже не забудь.
На «Вы» в Валькиной жизни не говорили нигде -  ни в деревне, ни на стройке, ни в общежитии, ни даже в больнице, где мы познакомились. Для нее более естественным и привычным было отличное слово «ты».

+++
В почтовом ящике обнаружилось письмо, адресованное «девушке из квартиры 20». Почерк был корявый, разнокалиберные буквы расползались во все стороны. Валька смущенно вертела конверт, а я, чтобы не мешать, ушла на кухню. Оказалось, однако, что скромность моя была совершенно излишней.
- Сима, - сказала Валька, - прочитай мне письмо. Я ничего не могу разобрать.
-«Милая девушка, - продиралась я сквозь чащу грамматических ошибок и корявых строчек, - я не могу забыть нашу с вами встречу. Вы были такая красивая. А какая прекрасная играла музыка. Какая шелковая была трава. Помните, как листья падали с дерева…»      Послушай, Валька, да он просто поэт.
-Нет, он не поэт, - пренебрежительно махнула она рукой. – Он слесарь. Простой слесарь.
Почему-то именно в этот «поэтический момент» - с таким большим и непростительным опозданием -  во мне возникло ужасное подозрение. Я взглянула Вальке в глаза:
-Ты что же, Валентина, –  не умеешь читать?
Она отвела взгляд, покраснела, не произнесла ни слова.
-Но ведь ты показывала мне свой аттестат. За восемь классов! У тебя там все тройки, а по-английскому даже пятерка. Кстати, почему это по-английскому пятерка? Ду ю спик инглиш?
- Потому что у англичанки был маленький ребенок, и я сидела с ним у нее дома, когда она была в школе. А она мне за это ставила пятерки.
- Сдаюсь!   Сражена наповал! – Я подняла вверх обе руки..

+++
Да, очаровательная Кармен с пятеркой по английскому  была совершенно неграмотна, что при нынешнем прогрессе косметической и текстильной промышленности угадать было весьма затруднительно. Зато с арифметикой все было в порядке, деньги считать она умела. Считала всегда правильно и сдачу приносила аккуратно. Особенно она любила ходить на рынок. Я, между прочим, тоже, и частенько в конце недели мы появлялись на Бутырском рынке вдвоем. Тут я сразу отметила, что Валька в рыночной стихии - свой человек, хотя и очень она не хотела,  чтоб я видела разных молодых людей, то и дело приветствующих ее дружелюбными жестами и широкими радостными улыбками. Эти знакомства, видимо, тянулись из прошлой ее жизни. Один молодой человек, не замечая меня, был особенно настойчив. «Я вас не знаю!», надменно и гордо отворачивала голову коварная Кармен.
-Ну, что вы, девушка! Как же вы меня не знаете? Ведь вы же у меня на ковре сережки свои забыли. Помните…
-Ах, так вот где  твои сережки, которые тебе подарили на день рождения, - «грозно» вмешалась я, выручая Вальку из неловкого положения и переключив свое внимание с яблок и огурцов на молодого человека. Через мгновение он испарился.
И однажды вечером я все-таки спросила ее:
-А что – те сережки были красивые?
- Да. Золотые колечки.
- Валька, у тебя, наверное, было много мужчин?
- Много, - печально вздохнув, кивнула она.
- Десять, двадцать?
- Больше. Я не считала.
- И значит, ты никогда никого не любила?
- Любила!! И он меня любил!
- Кто он-то?
- Инженер, институт окончил. Красивый, умный, добрый. Он у нас на стройке прорабом работал.
- И что же случилось?
- Ничего не случилось. Не мог же он, единственный сын у своих родителей, привести в дом лимитчицу! Они на него все надежды возлагали и невесту ему нашли – и в  знакомой семье, и с квартирой, и с высшим образованием – учительницу. Я даже равняться не могла, ни на что не надеялась. Просто любили мы друг друга.
- И  расстались?
- Помнишь то утро, когда я к вам пришла?
- Еще бы! «Я хочу спааать…», - повторила я её интонации.
- Вот в тот день была у него свадьба. А всю ночь мы провели вместе. И на стройку  я решила тогда больше не возвращаться.

+++
 В один прекрасный день Валька решила навестить свою подругу Тамару, которая, выбившись из лимиты в люди, торговала пивом в маленьком павильоне возле гаража. Тамара очень обрадовалась, увидев Вальку:
- Слушай, подруга, мне как раз позарез надо отлучиться. Всего на два часа. Постой за меня, тут делов всего ничего. Наливай мужикам пиво, да не жди, пока пена сядет. Сама знаешь, в этой пене весь доход. Деньги вот сюда клади. Сдачу тоже не торопись отдавать. Ну,чао! – Тамара выскочила на дорогу, подняла руку и умчалась на попутной машине.
Валька очень обрадовалась оказанному доверию. Повязав фартук, огляделась вокруг, увидела полный непорядок , повесила табличку «Закрыто», быстро все вымыла, вытерла, пол заблестел, пивные кружки засверкали,  со столов исчезли круги от посуды.
- Заходите, - Валька распахнула двери, за которыми уже топтались нетерпеливые посетители.
- Новенькая? Молодец! - Похвалили они ее усердие.
Торговля пивом и пеной шла бойко, когда в павильончик вошла пожилая, скромно одетая женщина с бидоном.
-Здравствуйте, девушка. - Сказала она. - Мне три литра пива.
-Пожалуйста, - вежливо ответила Валька. Женщина ей понравилась, поэтому она подождала, пока сядет пена, и наполнила бидон до краев.
-Спасибо, - сказала женщина, - и вместо денег протянула Вальке маленькую красную книжицу. - Контрольная закупка, а я ревизор. Дайте мне книгу жалоб и предложений.
-Ну, как ты тут наторговала без меня? –  насмешливо и прямо от порога поинтересовалась Тамара.
-А вот как, - и Валька сунула подруге под нос жалобную книгу, где аккуратным почерком ревизора было записано, что контрольная закупка выявила честную работу продавца Тамары Зайцевой, что в павильоне чисто, а продавец  заслуживает поощрения.

+++
Честность, аккуратность, хозяйственность Вальки не подлежали сомнению, и я с чистой совестью  порекомендовала ее в одну знакомую семью без детей. Муж и жена были люди занятые и только радовались, что Вальке ничего не нужно объяснять, она все хозяйство быстро взяла в свои руки. Прожив полгода в хорошем московском доме, при хороших деньгах и доброжелательных хозяевах, но тем не менее нелегально, она пришла к выводу, что ее молодая жизнь  зашла в тупик.  Ей уже 20 лет, а что дальше?  Дальше на законных основаниях была только стройка с койкой в общежитии или возвращение в деревню. И Валька снова пошла  штукатурить московские новостройки.
-Я вышла замуж, - будничным голосом сообщила она мне однажды  по телефону.
- И кто он, твой муж?
- Маляр со стройки. На девять лет меня старше.
- Не пьет?
- Нет, не пьет.
- А характер у него какой? Чем интересуется?
- Ничем. Только «поесть и поспать». Культуры никакой. Но  квартира в центре. Комната в коммуналке,  большая, потолки высокие, лепные.
-Ну, что ж, поздравляю. Заходите как-нибудь.
Так Валька стала москвичкой и поселилась в большом и красивом доме. На площади Маяковского. По иронии судьбы, в том самом доме, где в далеком, далеком детстве жила я сама и ходила по утрам в 124-ю московскую школу, где на уроках математики учили, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Пребывая ныне далеко от Москвы, я сомневаюсь в этом.
Конец