Охота

  (рассказ Жуная Мавлянова, писателя Кыргызстана)




           …Эрмат до глубокой ночи не мог уснуть. Предстоящая охота с ловчими птицами пробудила в нем воспоминания далекого детства. А приглашал его сам председатель колхоза.
           …Судя по всему, охота завтра будет удачной. Целый день шел снег. К вечеру со стороны Кара-Байыра начал подувать ветер. Кара-Байыр – это отвесная гора на востоке от аила. Для здешних людей она словно метеостанция, ибо ветер, дующий со стороны горы, ветер, клонящий кроны тополей к земле, ворошащий на крышах домов стога сена и подметавший начисто дворы, будто аккуратная хозяйка, никогда не обманывает. Раз уж трепещет за окном развешанное белье, значит, жди скорой перемены погоды. В непогоду предсказывает прояснение и тепло, наоборот, в ясный солнечный день пригонит невесть откуда дождевые облака. Почти никогда ветер, дующий с Кара-Байыра, не обманывает. Ни зимой, ни летом.
           После окончания школы Эрмат поступил в институт. С тех пор в аил наведывался изредка. И вот, как и прежде, на зимние каникулы он приехал в аил. Из пятнадцати свободных дней Эрмат рассчитывал по крайней мере половину провести у престарелых родителей.
           Председатель колхоза, пожилой уже человек, знал наперечет имена уехавших из аила, совсем еще молодых ребят и девушек, - знал кто и где учится или учился, когда закончил и куда был распределен, вплоть до того, кем работает ныне. В его видавшей виды записной книжке хранились все эти сведения, помимо сугубо колхозных статистических данных о настриге шерсти, о площади земель под пшеницу, о количестве овцематок на год уходящий и предполагаемый приплод на будущий.
           Вечером председатель узнав, что Эрмат приехал на неделю, тут же пригласил на завтра на охоту. «Поднимемся на холмы. Нынче, по словам погонщиков, кекликов много. Рыскула знаешь, с верхней стороны аила? Так вот он – потомственный мунешкер. И отец его и дед обучали птиц. Правда, и они были вынуждены забросить это занятие с началом коллективизации.  К счастью, ненадолго. Опомнились скоро и, несмотря ни на какие трудности продолжили дело знаменитого мунешкера Кайыпа. Ты, наверное, помнишь его, после смерти этого человека совсем туго стало нашим соколятникам и беркутчи. Думали, вот и конец всему, - а нет, кровь Кайыпа снова заговорила в сыновьях и внуках. Третий год уже обучает птиц Рыскул, выйдя на пенсию. Их уже у него двое. Недавно заглянул ко мне, приглашая в поле…»
           …У Рыскула в самом деле было два сокола. Один крупный и сильный, другой несколько меньше и послабее. Когда Эрмат поздоровался с бородатым человеком в желтом лисьем тебетее на голове, ему показалось, что сокол, сидящий на левой его руке поверх плотной кожаной перчатки, встрепенулся недовольно, окинув его пронзительным взглядом зорких глаз с желтоватым ободком вокруг зрачка. Подражая ему, второй сокол тоже заволновался. Студеный ветер перебирал мягкий пух на груди этих красивых птиц с загнутыми вниз крепкими клювами; гордо поглядывая на окружающих людей, они как бы изъявляли свою готовность к охоте.

           …Добыча не попадалась на глаза. Охотники то поднимались вверх по склонам, то опускались в луга, но все напрасно.
           Ловчие птицы, беспрестанно ворочающие по сторонам плоскими своими головами, готовые, казалось, на малейший шорох в кустах ринуться с рук охотников, видимо тоже извелись в ожидании. Мороз крепчал, пробирая ноги. Эрмат хотел было уже попросить Атая повернуть лошадей обратно, как вдруг из-под куста карагана, заваленного снегом, с шумом выпорхнуло несколько кекликов. Птицы тут же ринулись вслед за ними. Почуяв смертельную опасность с воздуха, не пролетев и десяти метров, кеклики поспешно «нырнули» в заросли густого кустарника, растущего по берегу пересохшего русла. Это было неожиданностью для ловчих птиц. Потеряв добычу из вида, они в растерянности опустились на раскидистый кустарник, чуть поодаль от того места, куда нырнули проворные кеклики. Хозяин птиц, спешившись, подошел к кустарнику и, просунув руку, быстро достал одного, потом и другого кеклика. Самое удивительное – кеклики лежали, припав к земле, будто оцепеневшие, тесно прижавшись друг к другу. Они не спускали глаз с людей, но улетать или убегать даже не пытались – настолько был велик их страх перед грозными пернатыми хищниками.
           Вскоре повторилась та же самая история. Кеклики с шумом взлетели в воздух, но завидев пернатых разбойников, опускались тут же в смертельном страхе, забиваясь под какой-нибудь куст, и тогда их голыми руками бери. Вот так охота!
           …Эрмат взял в руки пушистый комок, кеклик не спускал с него робкого взгляда выразительно обведенных красной каймой глаз. Явственно осязалось в пальцах бешено колотящееся сердце птицы. Острая жалость пронзила Эрмата, и он, развернувшись, высоко подбросил кеклика в воздух на волю. Но не тут-то было. Как ни торопился припасть к спасительной земле кеклик, но этот раз не избежал он острых когтей – молнией набросился не него сокол с ветвей карагана, сшиб безжалостно точным ударом на белый снег.
           Провожатый, действительно, не обманул. Кекликов было много. Вылетали то оттуда, то отсюда. Успевай только запускать птиц, да пришпоривать лошадей. Незаметно хозяин ловчих птиц скрылся из виду за холмом, куда полетели три кеклика. Остальные же, не теряя времени, носились с малым соколом. А между тем птица чувствовала себя не очень уверенно. Как-то уж больно вяло летела. Когда подъехали охотники, первое, что им бросилось в глаза, это явно нездоровый вид ловчей. Она тяжело и часто дышала, раскрыв изогнутый свой клюв. Подъехавший старый охотник, не говоря ни слова, передал большого сокола помощнику, сам взял на руки малого, как берут детей. Потянул его слегка за изогнутый клюв вверх, погладил по пушистой головке, и поцеловал. Сокол, будто этого и дожидаясь, выправил крылья и задрожал.
           - Что случилось? – присел рядом с ним Эрмат, жалея и скола  и охотника. «Продуло ветром молодого. Передержали немного. Да и покормить позабыли. Сам виноват, забыл напомнить. Эх…» - вздохнул мунешкер, вытирая рукавом набегающие слезы. Шумно потянул носом и тихо проговорил: «Сокол не имеет цены, дорогой. Настанет срок, не только сокол – человек смежит веки. Жалко, молодой совсем».
           После этих слов мунешкер снова провел жесткой своей рукой по обмякшему телу птицы, уже не реагирующей на прикосновения.
           А потом отошел в сторону. Предать земле холодеющий труп.
           Вскоре он вернулся обратно… «Хватит вполне и одной птицы. Давайте будем охотиться до наступления темноты…», - обратился он к охотникам, подбадривая их. Остальных слов Эрмат уже не слышал. Несмотря ни на какие уговоры, наотрез отказался продолжать охоту, прочтя в усталых глазах мунешкера неподдельное горе.
          … Когда поздно вечером он уже сидел в гостях у Атая, то ли от того, что притомился на лошади целый день езды, то ли от непривычно долгого пребывания на свежем воздухе, потянуло его ко сну неумолимо. Сидел за дасторконом, облокотясь о подушку. Закрыв глаза, забылся на мгновение – увидел серого малого сокола… Увидел снова, как хозяин поглаживал его, целовал кончик изогнутого клюва…

1987 год.