Ежиков - повелитель насекомых

Пал Палыч Ежиков работал профессором в местной сельскохозяйственной академии. Человек он был широкого кругозора и с блестящими познаниями в области энтомологии. Он относился к тому разряду ученых, которых характеризуют не иначе как «одержим наукой». Жил он одинокой холостяцкой жизнью в коммунальной квартире, хотя и был когда-то женат. В молодости, будучи еще аспирантом, он женился на веселой студентке третьего курса с биофака. Его, молодого серьезного ученого, подающего надежды, привлекала в ней ее ненавязчивое легкомыслие и заразительная манера смеяться. Она до умопомрачения любила цветы и выращивала их целыми оранжереями. Их брак погубили жуки с острова Мадагаскар. Павел делал по ним работу и принес их домой в стеклянной банке. Жена его жуков не жаловала и очень огорчилась, увидев этих тварей в банке, рядом со своими дивными орхидеями. Может быть могло случиться что-то  более страшное, но того, что случилось, было достаточно для большой семейной ссоры и последующего развода. Жуки эти выползли ночью из банки и сожрали цветы. Потом они расползлись по комнате, залезли в одежду, в постель, так что потом их долго пришлось отлавливать по всем закоулкам квартиры. Но самое страшное было то, что эти чудные мадагаскарские жуки съели почти все цветы в доме, не тронув только кактусы. Квартиру разменяли, и Ежикову досталась комната в пятикомнатной коммуналке, где-то не далеко от его работы. После развода он еще глубже ушел в науку и в результате защитил докторскую по какой-то очень секретной теме. Она тоже была связана с насекомыми, которых планировалось использовать в качестве средства доставки смертоносных болезней на территорию потенциального противника. Ежикова «засекретили» и он долго работал в одном закрытом НИИ, пока не закончилась «холодная война». Жуки – солдаты больше не интересовали ни кого, и Пал Палыч оказался на грани полной и опустошительной бедности. Ему пришлось подрабатывать там и сям. Он брал репетиторство, немного успел поработать в школе учителем, после которой у него остались очень тягостные воспоминания. Однажды, он даже консультировал каких-то предпринимателей, которые решили устроить тараканьи бега. Сначала Ежиков возмущался, что ему большому ученому, работавшему на «оборонку», теперь приходится дрессировать тараканов. Но потом, он втянулся, и ему стало это нравиться. В его светлой голове стали зарождаться некоторые идеи. Но однажды предприниматели его исчезли вместе с его полугодовой зарплатой и ящиком с выдрессированными тараканами. Ежиков досадовал,  но вскоре его устроили на работу в сельскохозяйственную академию по старым институтским связям. Более всего прочего, он радовался тому, что не пропали его научные записи, потому как, именно в них было все самое ценное – его опыт дрессировки тараканов. Ежиков был на пороге чего-то грандиозного. Он еще не знал точно, но его интуиция подсказывала ему это.  И тут такая удача. Можно сказать,  ему крупно повезло, ведь Палычу назначили профессорскую ставку и дали небольшую лабораторию в связи с появившимся заказом на средство по борьбе с колорадским жуком. Отечественные картофелеводы терпели бедствие от этой заразы. Полчища личинок оккупировали картофельные поля и сметали всю молодую картофельную зелень, оставляя после себя лишь уныло стоящие голые стебли. Поговаривали, что эту нечисть завезли к нам специально из-за границы, с целью добить, и без того потрепанный «сельхозпром». И вот несколько фермерских хозяйств, окончательно выбившись из сил, пытаясь руками волонтеров собирать личинок с огромных полей, нашли деньги на изготовление действенного средства по борьбе с иностранными «картофелеядными». К слову, многие из этих волонтеров были просто местными алкоголиками и часто воровали плоды фермерского хозяйства, чтобы потом продать на рынке и купить себе страстно желаемую «поллитру». Пал Палыч был патриотом и взялся за это дело с огромным воодушевлением. Он вспоминал далекие времена, когда его жуки носили кодовые военные названия: БКЗЧ – 1 – бабочка капустница, зараженная чумой первого поколения, или ЖНЗХ – 18 – жук навозник, зараженный холерой, а 18 потому, что лаборатория, где их выводили,  числилась под номером 18, только и всего. Однако, больших армейских чинов, эти шифровки повергали в состояние строевого благоговения.  Палыч грезил картинами прошлого, когда он и впрямь чувствовал себя на переднем крае.  Теперь он подолгу проводил в своей новой лаборатории, ставя эксперименты и углубляя свой опыт, полученный от тараканов. Дело спорилось. Лишь одна сторона новой работы ранила его тонкую научную натуру – студенты. Ему приходилось читать им лекции. Ежиков крепился изо всех сил, когда встречал постные лица этой братии, большая часть из которой не имела никакого стремления к сельскому хозяйству и к насекомым.  К последним, в частности, испытывала, если не отвращение, то полное  безучастное равнодушие. Многих из этих горе студентов устроили в академию «по блату» с одной единственной целью – избежать службы в войсках отечества чего они скрывать и не собирались, или, как они сами это называли, – «откосить» от кирзовых сапог. Во время лекций в аудитории царило «ярмарочное» настроение, но Ежиков старался не замечать этого, терпеливо вычитывая свой учебный материал. Видимо за свое упорство и равнодушие к студентам он и получил от них прозвище «блатоптера», что означает в переводе с латыни – таракан. А случилось это на одной из лекций, когда Ежиков с упоением повествовал об уникальной пищеварительной системе этих насекомых. Он, всегда спокойный и невозмутимый, вдруг громко и монотонно продекларировал, глядя поверх очков на равнодушную аудиторию. «А вы знаете, мои дорогие, что если случиться ядерная война, то на планете не останется почти ничего живого. Почти!» - он поднял указательный палец и осмотрел, ошарашенную таким началом, аудиторию, - «Одним из видов, который будет царствовать на нашей планете, после ядерной зимы – будет  блатоптера, потому что именно он и не боится радиации. Так то вот!» На некоторое время в зале воцарилась полная тишина, а Палыч внутренне ликовал и саркастически сотрясался. После этого случая за ним и закрепилось такое прозвище. 
У Ежикова не было ассистентов, хотя ему настоятельно предлагали взять себе аспирантов. Но однажды, посмотрев на нескольких из них, он понял, что ими руководит вовсе не страсть к науке, а страсть к отсрочке от той же, «непобедимой и легендарной». Вышел резкий разговор с деканом. После чего Палыч даже произнес пламенную речь, на тему вредности пацифистских настроений в обществе. С ним мирились, ведь, он был светлая голова, а впереди маячили неплохие деньги за колорадского жука и его пресловутых прожорливых личинок. Однако же, двух аспирантов его заставили взять – хотя бы «формально». Ежиков взял их под руки, отвел в библиотеку и, дав каждому учебник по зоологии, приказал выучить наизусть, строго настрого запретив появляться в лаборатории в течение целого года. Палыч работал не покладая рук. Порой даже ночами. Он сконструировал из старого оборудования генератор радио излучения и экспериментировал с разными частотами, облучая ими тараканов. Иногда насекомые вели себя странно, но желаемого результата он не получал. У Ежикова был старый приятель – профессор медицины, с которым они иногда проводили вечера, беседуя и споря. В один из вечеров Палыч собрался его навестить в клинике. Раздевшись в приемной, он заглянул в кабинет, и слегка постучал по косяку. Профессор Воробьев поднял голову и просиял. Человек он был энергичный и добродушный. Подскочив в кресле с резвостью юноши, он бросился на встречу приятелю.
- Пал Палыч! – просиял он. – Как рад! Как рад видеть тебя. Сколько мы с тобой не виделись? По-моему, полгода, не меньше. Что же ты голубчик забываешь старых приятелей.
- Ах, Моисей Венедиктович, что же? Работа. Очень большая и интересная. Но пока не могу добиться результатов. Времени катастрофически не хватает. Не поверишь, ночами работаю. Да, еще много времени теряю на лекциях.  Студенты в наше время не те, что мы были. Мы шли в институты, что бы учиться, а они, теперь говорят: «косят». Вот так то вот! Ну да ладно, что ж, мне обязательно нужно получить результаты. Кое-что у меня стало получаться. Ты можешь себе представить, Моисей Венедиктович, я научился управлять поведением насекомых. Они уже выполняют кое-какие несложные команды. Однако, эффект не устойчивый и мне не удается заставить их полностью подчиниться.
- Хм, - подняв удивленно брови, издал Моисей  Венедиктович. – Это очень интересно. А каково практическое применение этого опыта?
- Как же? – немного с обидой в голосе пропел Палыч. -  Это же прорыв в науке. Если мы сможем управлять насекомыми – это позволит нам совершенно по-другому строить наше хозяйство. Представь себе, муравьи, которые строят дома, охраняют поля от вредителей. Тараканы, которые не досаждают своим присутствием, а следят за чистотой в домах.
- Мд-а-а, - еще больше подняв брови, протянул его коллега-профессор, - Пал Палыч, скажи, а ты уверен, что нам так необходимо ими управлять? Может быть, не стоит вмешиваться в дела природы. Она ведь все-таки древнее нас, соответственно и мудрее. Не так ли? Ты не боишься нарушить естественный баланс?
-  Моисей  Венедиктович, - слегка подпрыгнув на стуле, взвизгнул энтомолог, - Ты рассуждаешь, как редактор научно – популярного журнальчика, а не как ученый, который пытается познать мир и природу. Я не понимаю, почему нам это может мешать, если мы и так травим тараканов, опрыскиваем растения инсектицидами. Зачем? Если мы можем делать это, не прибегая к вредоносной химии.
- Ну, хорошо, хорошо, -  примирительно покачал головой медик, - Не обижайся! Я ведь не хотел тебя уязвить. Как ученый ученого я тебя прекрасно понимаю. Твой труд и опыт бесценны для науки. Просто я хотел тебе немного напомнить о научной этике, только и всего.
- Этика, - процедил саркастически Палыч, - Да, да. Я все помню. Только ты посмотри насколько нас обогнали капиталисты. У них с этикой все в порядке и наука развивается не то, что у нас. У нас сначала случиться что-то мерзкое должно, что бы денег на науку выделили. «Гром не грянет, мужик не перекрестится!» Не так ли, коллега?
- Конечно, Пал Палыч, - спокойно сказал Воробьев, - Я ведь тоже наукой почти на гроши занимаюсь. Финансирование сокращают. Говорят, что мол, не эффективно свою науку продвигать, надо пользоваться уже готовыми результатами, осваивать «их» опыт. Так то вот! Так что не сердись, я тебя прекрасно понимаю. Да, вот, кстати. Я работой одной занялся. Изучаю синдром усталости. Ты бы не мог мне помочь?
- Изволь, - удивленно развел руками Ежиков, - Только чем? Ты знаешь, я в медицине никогда не работал.
- Да нет, - улыбнулся приятель, – В качестве подопытного кролика. Ты  человек занятой, устаешь, не досыпаешь. Опять же – умственная работа! Я хочу проверить тебя на своей установке. Посмотреть, так сказать, твою мозговую активность. Нацеплю на тебя провода, датчики и всех дел. Посидишь в кресле часок, послушаешь музыку. Ну, так что? По рукам?
- Я готов служить науке, - засмеялся Палыч, - И телом и душой!
- Вот и славно, - улыбнулся в ответ  Моисей  Венедиктович, - Тогда пройдем в лабораторию, не станем терять время.
Они встали с кресел, и Палыч зашагал следом за коллегой.  Ассистентка усадила его в кресло, измерила пульс, давление и температуру, а затем начала цеплять на голову датчики.  Моисей  Венедиктович попутно комментировал ее движения. Он рассказывал о том, какие волны возникают в голове у человека в то или иное время, как отражаются эмоции в мозговой активности. Ежиков внимательно слушал.
-     Это, - указав пальцем на прибор, сказал  Моисей  Венедиктович, - Волновой детектор. Что-то вроде интерпретатора эмоций. На экране отображаются в виде цвета твои эмоции. Вот смотри.
Он включил легкую музыку, спокойную и умиротворяющую.  По экрану поплыли зеленоватые и светло - лиловые переливы. Потом он включил военный марш. По экрану пошла красноватая рябь. Ассистентка незаметно подошла к Ежикову сзади и слегка уколола его медицинской иглой.  Палыч вздрогнул и возмущенно посмотрел на ассистентку. На экране вспыхнула красная точка, и прозвучал сигнал.
- Извини, Пал Палыч, - сказал профессор – медик, - Эксперимент есть эксперимент. Надеюсь, тебе не очень больно было. Зато посмотри на экран – вот так выглядит человеческий гнев. Обида немного по-другому, но  эта фаза прошла у тебя быстро. Ежиков озадаченно и с интересом вглядывался в экран. Неожиданно, экран вспыхнул белым цветом с яркими золотистыми вспышками. Моисей  Венедиктович, удивленно посмотрел на экран.
- А это что-то новенькое! Луиза Мартиновна, вы записываете эксперимент?
- Да,  Моисей  Венедиктович, как обычно, - хладнокровно ответила женщина.
- Пал Палыч, голубчик, что с вами сейчас было? – спросил Ежикова коллега.
- Ты знаешь, меня только что осенила замечательная мысль, - радостно ответил Палыч.
- Твой прибор! – вот недостающее звено моих экспериментов. Мы непременно должны попробовать подключить его к моему генератору. Моисей  Венедиктович при этих словах сделал такое лицо, как будто увидел восставшего из могилы академика Павлова. Конечно же, Палыч ни за что бы не отступился от своей затеи и после часа споров  и дебатов Моисей  Венедиктович выбросил белый флаг. Ежиков убеждал его, как одержимый, приводя при этом целый ворох витиеватых и не очень доказательств. Они договорились, что поставят несколько экспериментов и вернут прибор обратно.
На следующий  день профессор – медик появился в лаборатории Ежикова ровно в семь тридцать с картонной коробкой в руках. Палыч уже вовсю крутил свой генератор и рассовывал по склянкам разных насекомых. Увидев Моисея Ежиков подскочил, словно его укусила саранча, и направился прямо к нему в халате на распашку, белые пологи которого, развевались на сквозняке, как ангельские крыла.
- Доброе утро, Моисей Венедиктович! – скороговоркой заговорил с ним коллега, - Я уже почти закончил доработку своего генератора. Работал всю ночь. Дело в том, что ваш прибор выдает видеосигнал. Пришлось сделать устройство, преобразующее его в сигнал подобный звуковому, чтобы подать на вход моего генератора.
- Пал Палыч! – начал, было, медик. – Я еще раз прошу вас подумать!
- Да, да! – отмахнулся Ежиков, - За прибор не переживайте, все будет хорошо. Я все проверил в схемах.
- Нет, вы, Пал Палыч… я ведь не о том! – начал заикаться Моисей, - Я о другом…
- Ну, что же вы, коллега? – раздраженно перебил его Ежиков, - Не останавливаться же на пороге великого открытия. Вас не разбирает любопытство? Где ваш научный кураж?
Ежиков тряхнул головой и принялся подсоединять прибор Моисея к своему генератору. Закончив, он нервно потер руки и поставил под излучатель пластиковую коробку с тараканами, затем, усевшись в кресло, он нахлобучил на голову датчики, он включил тумблеры питания. Глаза его дьявольски блестели. Он уставился на коробку. Моисей  Венедиктович, затаив дыхание, стоял поодаль. Тараканы поначалу никак не реагировали на действие излучения. Ежиков крутил ручку генератора. И вдруг на очередном витке, тараканы, хаотично суетившиеся до этого, вдруг замерли. Палыч перестал крутить ручку и мысленно сосредоточился. Тараканы выстроились кругом, и пошли друг за другом. Потом они развернулись и пошли в другую сторону.  Моисей, подскочил к коробке и поднял рукой очки. Глаза его выражали ужас и удивление одновременно.
- Получилось! – сдавленным голосом просипел Ежиков.
- Невероятно, - откликнулся эхом его коллега.
Затем ежиков, еще более сосредоточившись, заставлял тараканов выделывать разные штуки. Они бегали, скакали, переворачивались на спину. Экспериментировали с жуками, с личинками. Приходилось лишь менять частоту генератора. Палыч судорожно записывал частоты в журнал. Наконец, он опробовал свой аппарат на всех насекомых, которых нашли в лаборатории. Досталось даже комнатной мухе. Интереснее всех вели себя муравьи. Когда Ежиков отдал им мысленную команду, эти насекомые выстроились в шеренги, подобно настоящему войску. Палыч даже присвистнул от удивления. При следующей команде они зашагали не ломая строя.
- Вы только посмотрите, Моисей Вене…диктович! – сделав паузу от крайнего удивления, сказал Ежиков, - Ведь это же настоящая армия!
- Да, да, - вздохнул Моисей, - Армия. Это то меня и пугает.   
- Ах, бросьте вы чистоплюйничать, - скривился Ежиков, - Вы же не будете утверждать, что вы то же заразились этими пацифистскими настроениями, подобно нашей изнеженной, инфантильной молодежи?
- Нет, что вы, - испуганно ответил коллега-медик, - Однако же, я не понимаю, причем тут муравьи? Какое отношение они имеют к действующей армии?
- Какое? – саркастически скривился Палыч,- А вот какое!
Он достал большой пластиковый поднос. С одного края он высыпал на него муравьев, а с другой добрую сотню личинок колорадского жука. Затем он настроил аппарат на муравьев и, построив их в боевую шеренгу, отдал команду атаковать неприятеля. Муравьиная армия двинулась на личинок. Толстые неповоротливые личинки пытались уползти прочь с подноса, однако, скоро все было кончено. Муравьи – солдаты набросились на них и безжалостно всех перебили. Поле боя было усеяно трупами личинок и муравьев. Ежиков торжествующе поднялся с кресла и встал в позу, отдаленно напоминавшую любимую позу Наполеона. В этот момент, и впрямь, Палычу не хватало военного мундира и треуголки.
- Это безумие! Это же сумасшествие, - задыхаясь, хрипел ошеломленный Моисей Венедиктович, плюхнувшись на стул и дергая себя за ворот сорочки. -  Вы понимаете, Пал Палыч, что этого никто не должен знать! Нужно как можно скорее скрыть результаты опытов. Это может обернуться катастрофой.
- Не мелите чепухи, коллега, - презрительно простонал Ежиков, - Какая катастрофа. Это же революция в науке и военном деле. Да если бы тогда, лет тридцать назад, когда я еще был молодым ученым в секретной лаборатории, я сделал бы что-то подобное, то вероятнее всего, Моисей Венедиктович, мы бы с вами не сидели на нищенских подачках государства. Мы бы с вами и были – государством. Только своим, самостоятельным. Со своими законами и партиями, со своей армией – многочисленной и неуловимой. Мы бы, заставили наших солдат, смести с лица земли все вражеские посевы и сады. Мы бы опустошили их территории термитами в случае не повиновения. А? А мы все развлеклись ракетами, да бомбами, химией, бактериями, которые нас же самих и убивали. Что теперь осталось от этого жалкого оружия – горы металлолома и более ничего. Где наша былая слава и мощь? Все продали, разворовали и разбазарили. Разве не так? А кому достались плоды наших трудов – ворам и недоумкам!
- Вы сумасшедший! – простонал Моисей Венедиктович, - Вы же просто помешались на вашей войне. Оставьте пока не поздно эту затею, я умоляю вас!  Вы сами не понимаете, что может получиться из этого.
Ежиков ничего и слушать не хотел. Моисей Венедиктович пытался остановить его всеми возможными средствами. Он уговаривал, грозил ему, что заберет свой прибор, на что Палыч только смеялся.
- Вы полагаете коллега, что мне составило труда разобраться за ночь в том, как работает ваш прибор. Да, кое-что пришлось скопировать – не скрою. Вы уж простите, но я предвидел такой поворот дела. Меня не надо останавливать, это не имеет никакого смысла. Через два месяца будет готов опытный образец. Несомненно, он будет компактнее всего этого, - он показал на кучу приборов на столе, - Да, еще. Хочу пригласить вас на показательное выступление моей новой армии. Приезжайте не пожалеете.
Ежиков сообщил своему руководству о том, что скоро средство от личинок будет готово, и назначил дату полевых испытаний. Палыч потратил кучу денег на дорогую электронику, чтобы сделать прибор меньших размеров. В результате получился ранец с небольшой круглой антенной.
Наступил день испытаний. Приехали руководители из академии, фермеры. Приехал, приглашенный накануне Ежиковым, Моисей Венедиктович. Посторонних и прессы не было, потому, как огласке это событие не придавали. Поодаль, конечно, стояли подозрительные чужаки в штатском. Они, на удивление окружающих, как-то очень лихо разогнали местных зевак и алкоголиков. Палыч ничего этого не замечал. Он был поглощен подготовкой к предстоящему триумфу. Выгружали ящики из грузовых машин, распаковывали какие-то черные мешки. Вот, наконец, Ежиков велел выпускать муравьев. Ассистенты высыпали содержимое черных мешков на землю. В них оказались муравьи в несметном количестве. Ежиков встал на краю необозримого картофельного поля. Щелкнул тумблер на рукоятке, что–то зажужжало внутри ранца. Трава под ногами наблюдателей задвигалась в сторону поля. Муравьиное войско устремилось к месту битвы. Стояла мертвая тишина. Наконец, спустя два часа, Ежиков объявил, что все сделано. Все недоумевали. Никакого видимого движения на поле, ничего особенного. Все двинулись вперед и стали осматривать кусты картофеля. И тут их взору предстала изумительная картина – личинки жука были мертвы. Они были разодраны, искусаны и истерзаны. Поле было абсолютно чистым. Кто-то крикнул браво. Кто-то просто махал руками, приговаривая, что это все фокусы и поле наверняка заранее опрыскали пестицидами. Ежиков понимая, что толпа сомневается в чистоте эксперимента, решился на отчаянный шаг. Он крикнул всем «Внимание на центр поля» щелкнул тумблером и навел антенну. И вот, настоящее чудо стало развертываться прямо на глазах у изумленной и испуганной толпы. В центре картофельного поля, с поверхности земли, начала расти черная пирамида. Она росла и росла, пока не стала величиной с двух этажный дом. Пирамида жила. Она шевелилась, меняла форму. Далее было еще интересней. Вдруг пирамида начала принимать очертания человеческой фигуры, пока не стала похожей на Ежикова. Это был настоящий монумент, состоящий из муравьев. Палыч ликовал.
- Ну что, господа, - торжествующе сказал он, - Пестициды говорите? 
Окружающие застыли в ужасе и молчали. Они не могли поверить в реальность происходящего. Все это было похоже на фантастическое представление. Кто-то бормотал, что этого не может быть и все это лишь грандиозная мистификация, другие просто молча недоумевали. Воспользовавшись общим замешательством, двое в штатском незаметно подобрались к Ежикову и предложили переговорить с глазу на глаз в машине. Палыч внимательно оглядел субъектов.
- С кем имею честь! – слегка задрав голову, торжественно спросил ученый.
- Видите ли, нас очень заинтересовала ваша разработка, - начал было один из субъектов.
- Если вы представляете иностранную фирму или, еще того хуже, иностранную разведку, - раздраженно перебил их Ежиков, - То учтите, я не намерен продавать свое изобретение.
- Нет, Павел Павлович, - невозмутимо ответил другой субъект, выросший из-за спины первого, - Мы представляем интересы нашего с вами государства, нашей Родины, так сказать. Похвально, что вы такой патриот. Разрешите представиться – полковник контрразведки Безымянный Сергей Сергеевич. А коллега мой из федеральной службы безопасности.
Ежиков, слегка прищурил глаза, рассматривая лица этих бравых служак. Что он там пытался узреть, было известно ему одному. Но полковник, опережая вопрос Ежикова достал из кармана красную книжицу, и открыл ее перед глазами Палыча. Тот видимо сообразив, наконец, в чем дело, слегка присел,  и на лбу у него выступила испарина.
- А вы работаете быстрее, чем я думал, - пролепетал смущенный Палыч.
- Работа такая, - ответил субъект из безопасности.
- Так к делу,- продолжил Безымянный, - Мы уверены, что все увиденное нами, это не мистификация. Мы хорошо изучили ваше личное дело. А вы, оказывается, настоящий ученый. Гений, можно сказать.
- Где вы были лет тридцать назад? – хмыкнул Ежиков.               
- Я понимаю, ваше недовольство, - невозмутимо продолжал полковник, - Теперь ваше изобретение – предмет государственной тайны и не подлежит огласке или публикациям в прессе. В противном случае, это будет расценено, как измена Родине или терроризм. Я не угрожаю вам. Вижу по вашей реакции, что мои слова задели вас. Прошу успокоиться. Ваша установка будет под нашей охраной. За вами мы тоже присмотрим на всякий  случай. Вы можете продолжать вашу работу, если захотите.
К некоторому удивлению двух субъектов, Ежиков почти не раздумывал и сразу со всем согласился. Послушно отдал ранец и пошел к машине вместе Моисеем Венедиктовичем. Ежиков был подозрительно спокоен. Ничего не выдавало и ноты нервозности на его лице.
  Прошла неделя с момента злополучных испытаний. Ежиков уволился из академии и ходил под присмотром различных субъектов, которые маскировались под разных людей. Иногда за ним ходил молодой парень с плеером в ушах, иногда женщина средних лет. Ежиков не старался убежать или спрятаться. Наконец его вызвали в некое учреждение, по виду больше напоминавшее крепость. Ему выписали пропуск и провели в кабинет. К Палычу вышел Безымянный в сером пиджаке с папкой в руках.
- Добрый день, Павел Павлович, - начал он с добродушной улыбкой, - Ну так как, надумали работать у нас?
- У вас? – удивленно спросил Ежиков.
- Да, у нас! – все так же, улыбаясь, ответил полковник, - У нас есть одна закрытая лаборатория, недалеко от города. Вы могли бы продолжить там свои эксперименты. Содержание отменное. Жить будете на охраняемой даче. Свой повар, прислуга. Можете ездить в город, когда захотите. График работы напишите себе сами. Если нужна служебная машина – пожалуйста. Отдых на правительственной даче в Крыму. Зарплату тоже назначите себе сами. Согласны?
Ежиков тупо уставился на портрет президента, висевший над столом Безымянного.
- Так вы что, предлагаете мне добровольно заточить себя в тюрьму, в лагерь? – тихо простонал Палыч.
- Ну что Вы? – пропел полковник, - Это уж слишком. У нас демократическая страна. Конституция. А вы – в лагерь. Нет, это все для вашей же безопасности. Думаю, скоро за вами и вашими знаниями начнется большая охота. Я не преувеличиваю. Кстати, у меня есть небольшое условие и просьба. Условие такое: вы должны передать нам все дневники и ваши записи. Вы ведь вели записи? Нам не известно их место нахождения. Еще раз повторю, для вашей и нашей безопасности. А просьба такая: не могли бы вы вкратце объяснить, как работает ваш прибор. Нашим спецам не удалось повторить ваш эксперимент. Что это? Преднамеренная защита или поломка?
- Не беспокойтесь, - криво усмехнулся Ежиков, - Записи в надежном месте, их не найти. А прибор? Хм. Странно. Я ничего такого не делал. Возможно, какая то поломка или некоторые нюансы настройки. Прибор я настраивал «под себя», так сказать. А ваше предложение… я подумаю. Можно? Дайте мне пару дней.
- Что ж, хорошо! – вздохнул Безымянный, - Вот возьмите, на всякий случай.
Он протянул Ежикову мобильный телефон с одной кнопкой.
- Прямая связь с нами. В любое время!
Ежиков взял пропуск и вышел. На следующий день он исчез. Служба безопасности недоумевала, как он мог ускользнуть из-под наблюдения. Квартира была утыкана «жучками» и камерами. Однако, все они оказались поломанными разными насекомыми. В основном постарались тараканы и муравьи. А шпиков из «наружки» покусали пчелы. Да так сильно, что те угодили в больницу. Эти обстоятельство очень насторожили спецов из безопасности. Ежиков явно продолжал пользоваться секретным оружием. Срочно была дана секретная директива: «Найти и обезвредить, захватив аппаратуру». На закрытом совещании в отделе контрразведки прорабатывали все возможные варианты. Сообщения о странных событиях в городе сыпались, как горох из стручка. Одного за другим представителей власти выводили из строя насекомые. Искусанные, с распухшими лицами и руками они пополняли список жертв Ежикова. Однажды случилось следующее, что ввергло в еще большее смятение контрразведку. Полковник Безымянный придя в свой кабинет, обнаружил странного содержания записку у себя на столе. Послание было еще тем необычно, что его буквы состояли из телец муравьев.  В записке было следующее: «Безымянный, не пытайтесь меня преследовать. У меня армия, которую вам не победить!». Полковник, слегка покачнувшись, поднял трубку и вызвал экспертов. Потом уселся в угол кабинета, скрестив руки на груди, и погрузился в раздумья. Эксперты установили, что муравьи живы, но находятся в состоянии анабиоза или легкого оцепенения. Как только защелкали вспышки фотокамер, муравьи ожили и очень резво разбежались по углам кабинета. Все были в полном недоумении. Опытным контрразведчикам приходилось бывать в самых разных передрягах, но такое просто выходило за рамки здравого смысла. Пытались разобраться в аппарате Ежикова и пришли к удивительному выводу, что это устройство не что иное, как обычные приемник и передатчик, а это означало, что ловкий ученый спрятал основное устройство, где-то в другом месте. Конечно, это значительно усложнило дело. Решили прочесывать окрестные леса и прослушивать эфир спецаппаратурой. Наконец удалось обнаружить след. В одном из поселков, расположенном на сто первом  километре творились странные вещи с насекомыми. Пчелы с местной пасеки неожиданно покусали продавца магазина, и пока тот бегал за помощью, с прилавков исчезла часть продовольствия. Единственное, что сбивало с толку экспертов, то, что из магазина пропали десять бутылок водки. Если это сделал Ежиков, то зачем ему понадобилась водка, при том, что человеком он был не пьющим. Поиски не приносили никаких результатов. Однажды в новостях сообщили, что загородный дом одного из чиновников, известного своей продажностью и взятками, буквально съели жуки-древоточцы, оставив после себя груду трухи. Затем пали жертвой еще несколько домов высокопоставленных государственных лиц, у которых тоже была дурная слава. В городе усиливались беспорядки. Чиновники даже перестали брать взятки, опасаясь за свои дома и участки. Была создана чрезвычайная комиссия по борьбе с Ежиковым. Полковника Безымянного вызвал к себе генерал.
- Товарищ Безымянный, по-моему, вы слишком долго возитесь с этим полоумным ученым. Привлеките армию, флот, авиацию, наконец. Вы же контрразведчик, не мне вас учить, как бороться с терроризмом. Мы не можем ждать зимы, пока все эти насекомые не впадут в спячку. Но и в этом случае нет никакой гарантии, что очаги террора не перекинутся на южные районы. Меня вызывал вчера «сам». Вы знаете, что значит натянуть глаз на заднюю часть спины. Так вот мне вчера это и сделали.  Вы что, в конце концов, не можете справиться с тараканами и мухами, мать вашу, - теряя терпение, вскипал полковник. 
Безымянный вытягивался, как змея перед заклинателем, становясь все тоньше и ничтожнее. Краски с его лица исчезли, и он превратился в восковую фигуру.
- Слушаюсь, товарищ, генерал, - сдавленным голосом прошептал Безымянный.
- Даю вам срок неделю, чтобы найти и обезвредить, в противном случае пишите рапорт,- железным голосом проскрежетал генерал, - Действуйте.
Поиски усиливались. Тем временем армия Ежикова активизировалась. Насекомые сметали шикарные дачи, выводили из строя дорогие машины, из-за нашествия тараканов закрывались дорогие рестораны. Жуки съели иностранные деньги в местных банках. В городе исчезла вся валюта.
Властям пришлось назначить награду за поимку Ежикова. Сумма была объявлена приличная. И к поискам подключились все, кому хотелось получить вознаграждение. Таковых оказалось не мало. После чего больницы города стали заполнять люди сильно покусанные пчелами, комарами и слепнями. Вскоре некто зашел в здание службы безопасности и заявил, что он знает, где находится разыскиваемый  Ежиков.  Судя по приметам, он видел этого человека в одном из дачных поселков, как раз недалеко от того места, где была совершена кража  из продовольственного магазина. Зона поиска стремительно сузилась. По тревоге были подняты специальные подразделения  милиции и армии. Солдаты прочесывали каждый метр прилегающего к поселку леса. Когда военные и милиция вышли на огромное поле, началось что-то жуткое. В центре поля начала строиться черная пирамида, поднимаясь все выше и выше, она стала просто гигантской. Качаясь и шевелясь, она начала обретать форму. Люди, как загипнотизированные этой картиной, застыли, гипсовыми фигурами. Через несколько минут пирамида приняла форму большого кукиша, повернутого в сторону людей в форме. Первыми очнулись начальники, руководящие наступлением. Немедленно последовала команда атаковать. Шеренги двинулись вперед. Открыли огонь по живому кукишу. Как только ударили гранатометы, кукиш рассеялся, и пирамида осела. Послышалось радостное ликование. Но оно было преждевременным. На людей надвигалась темная туча. Она плыла и от нее исходил странный звук, напоминающий жужжание маленьких моторчиков. Наконец туча приблизилась и, столкнувшись с первыми рядами человеческой армии, окутала их с ног до головы. Послышались истошные вопли. Люди бросали оружие и бежали прочь. Наступление было сорвано. К вечеру, когда все утихло, медицинские машины не переставая увозили покусанных, с опухшими лицами и конечностями людей. Уцелевшие собирали разбросанные в поле автоматы. На следующий день вызвали подкрепление. Прибыли военные из войск химзащиты в резиновых костюмах и противогазах, «огнеметчики», специальные машины с авиационными турбинами. Вновь поднявшись, пирамида на этот раз изобразила два кукиша. И люди двинулись в атаку. На этот раз к пчелам присоединились миллионы комаров и гнуса. Люди пытались сдувать и жечь их, но насекомые, которые добирались до людей, забирались в складки одежды, залезали в противогазы, через дыхательные клапаны. В какой – то момент, людям показалось, что они побеждают, но насекомые все прибывали и прибывали. Забивались телами насекомых турбины и, задымившись, останавливались. Люди, срывая противогазы, бросались в панике прочь. Атака вновь захлебнулась. В столицу летели донесение за донесением. Поднималась паника, кто-то предсказывал апокалипсис, говоря о втором пришествии и пророчествах. В городе разгоралась религиозная истерика. Люди выходили на улицы с иконами, некрещеные бежали бегом в храмы, чтобы успеть принять таинства, до того, как их постигнет участь всех страшных грешников. Вокруг храмов началась давка и беспорядки. Храмы срочно закрывали, высылая на улицы эмиссаров с проповедями о большом заблуждении. В новостях, кое-как пытались объяснить причину происходящего, но из-за недостатка информации, которою власти тщательно скрывали, ведущие цитировали догадки одна другой нелепее. Кто-то говорил о солнечной радиации сделавшей насекомых агрессивными. Один ученый предложил натягивать над землей при помощи дирижаблей тонкую светонепроницаемую пленку над проблемными территориями. В одной области один усердный губернатор распорядился полить все леса и поля ядохимикатами, чтобы убить насекомых. В результате пришлось эвакуировать целую область, потому как начались массовые отравления. Предприимчивые люди продавали защитные сетки и вещества против насекомых, делая на этом баснословные прибыли. Поговаривали уже, что применят ядерное оружие. Люди стали запасаться продовольствием и лекарствами. Из магазинов стали пропадать соль и спички.
Но ничего не понадобилось. Неожиданно все стихло. Ежиков перестал терроризировать города насекомыми. Власти недоумевали, что произошло. Все ждали нового более мощного удара. А в это время к зданию безопасности бежал запыхавшийся человек. Это был Моисей Венедиктович Воробьев. В руках у него был сверток. Вбежав в парадную, он сказал, что у него важная информация о Ежикове. Его буквально под руки оттащили в кабинет к Безымянному. Отдышавшись, он развернул материю и положил на стол прибор.
- Вот! – задыхаясь, прошептал он, - Вот, это все, что осталось от Пал Палыча Ежикова. Я нашел это в лесу, в том месте, где мы должны были встретиться. Он сам пригласил меня сегодня туда. Я надеялся, его остановить. Но, не пришлось, то, что я обнаружил там, было ужасно.
- Что? – теряя терпение, выкрикнул полковник
- Он был мертв!  - округлив глаза, сказал Моисей Венедиктович, - Я обнаружил его изувеченное, полу - съеденное тело в огромном муравейнике. Я не знаю, что случилось, но я обнаружил вот это. Это мной разработанный прибор, позволяющий трансформировать эмоции в сигналы. Я проверил у себя  в лаборатории, что он пытался делать в последний момент. Выглядело странно, но он пытался испытать что-то вроде  материнской любви.
- Что это значит? – наморщив лоб, скривился Безымянный.
- Я не специалист, но мне кажется, он пытался установить устойчивую телепатическую связь с насекомыми, представляя себя их королевой. Но что-то пошло не так. Короче, муравьи не приняли его за своего и съели. Жаль. Он был большой умницей.
-   Умнице-е-е-й? – ахнул полковник, - Да, он был одержим. Он государственный преступник. Настоящий сумасшедший. Он хотел совершить государственный переворот с помощью насекомых.
- Не знаю, не знаю… - прошептал Моисей Венедиктович, -  Может и так, а может он, просто хотел, что-то изменить в этом мире к лучшему…
Моисей Венедиктович вздохнул и странно покосился на прибор. Из-под его штанин выползали муравьи.