Планета роботов

 Жить надо так, чтоб там, наверху, офигели и попросили на бис!
   Ledi из блога




   Часть первая
   Вступление.
   Галактики




   Свод спал, обхватив руками несколько галактик.
   Гетм, наблюдавший развитие малыша, присел рядом, как раз между плотными галактическими облаками.
   Свод открыл глаза и радостно воскликнул:
   - Дедушка, ты здесь!
   - Ну а куда я денусь?
   - Чем мы сегодня будем заниматься, дед?
   - А что тебе хочется?
   - Не знаю. Но самое лучшее – это узнать, для чего я существую?
   - Ты так молод, но серьезен. Никто не знает, что нас ждет, зачем мы живем, кому мы нужны…
   - А много нас?
   - Этого никто не знает. Лучшие умы Верии уже бесконечность бьются над этим вопросом.
   - А ты, что думаешь, дед?
   - Я? Мы существуем для того, чтобы поддерживать систему жизни в Эксплое.
   - А она велика, Эксплоя?
   - Она бесконечна.
   - И много в ней таких кластеров, как наша Верия?
   - Их бесконечно много.
   - А что внутри нас?
   - Свои галактики, свои звезды, свои планеты.
   - Как странно устроен наш мир.
   - Может быть и странно… на твой взгляд. Но все, что есть вокруг нас и в нас самих – это система.
   - Дед, это скучно. Придумай невероятное открытие.
   Гетм улыбнулся. Он, как и Свод был прозрачен и миллиарды звезд сверкнули в его теле.
   - Система Эксплоя и есть лента Мебиуса. Все, что в нас и вокруг нас – взаимопроникаемо. Атомы и Галактики входят друг в друга. Так достигается бесконечность существования.
   - Значит, мы пленники Системы?
   - Нет. Мы развиваем систему. Вот, на мой взгляд, смысл нашего существования.
   - А откуда мы знаем про ленту Мебиуса? И кто он такой, Мебиус?
   - Мебиус человек.
   - Расскажи о человеках?




   Алкаш.
   Земля




   Нестор вышел на балкон. Свежий воздух окутал его тело. На восемнадцатом этаже автомобильной гари почти не чувствовалось. Панорама большого города очерчивалась широкой изломанной полосой Волги. Дальше темнел лес, который был на подступах к Жигулевским горам.
   Мужчина подошел к перилам и посмотрел вниз. Там через дорогу шла кукла. Нестор узнал в ней Берту. Точнее красный берет и красное пальто.
   Берта покинула его.
   Она бросила его.
   Она перестала верить в него.
   Он стал для нее другим человеком.
   Полчаса назад она сказала, кем он стал.
   Алкашом.
   - Такое невозможно, - запротестовал Нестор, он попытался подойти к жене, обнять ее за плечи и усадить в кресло.
   Все может образумиться. Она не понимает его пристрастия к питью. Это же его программа и она, как и любая другая программа, должна закончиться. Это все временно. Это надо мужчине, чтобы подойти к краю Бездны и посмотреть, ради чего надо терпеть обыденность – ежедневные и еженощные действия, еду, отправления, эмоции или их полное отсутствие в виду привыкания к жизни. Что еще придумал Бог для человека? Точнее, для своего робота.
   Нестор нисколько не сомневался, что Бог – это Некий Великий Ученый, Сверхсущество, которое придумало для себя человечество, как мир роботов. Возможно, он ведет единовременный сеанс наблюдения за каждым из множества миллиардов людей, живет их мыслями, эмоциями, поступками, тем самым осуществляя их смысл существования.
   И он, Бог, любит алкоголиков, потому что они юродивые. И с ними он говорит напрямую.
   Берта перешла дорогу, остановилась у обочины и подняла голову. Она увидела мужа. И тотчас же подняла руку навстречу такси.
   Нестор вернулся в комнату, сопровождаемый звоном падающих с узкой полки пустых бутылок.
   Они жили в однокомнатной квартире, в небольшой ячейке этого огромного мира. Жили неплохо, упиваясь любовью второго для каждого из них брака. Дети выросли, и их отсутствие не очень тяготило немолодых влюбленных. Приедут, получат тепло, деньги, отдадут свой смех и еще детские переживания.
   Нестор подошел к столу, взял телефонную трубку, пощелкал кнопками:
   - Борисовна, где Гришка?
   - Спит он. Викторыч это ты?
   - Я.
   - Хочешь послать его за бутылкой?
   - Нет, пусть заберет у меня.
   - Что-то новое, ладно скажу.
   Нестор представил, как дежурная на первом этаже женщина своим криком выуживает из-за закутка Гришку. Тот всегда готов на подвиги.
   Через три минуты лифт остановился на этаже.
   Гришка вошел в открытую дверь:
   - Где бутылка?
   - В магазине.
   - А че ты?
   - Собери все пустые, на пузырь хватит, да я добавлю сотню рублей.
   Через пять минут Гришка полностью очистил жилплощадь от пустой тары в большую клетчатую сумку. Он ждал деньги.
   Нестор порылся в кармане и протянул, но дал не сразу:
   - Ты спал?
   - Ну и че?
   - Сон видел?
   - Что я, банутый какой?
   - Ты робот.
   Нестор отдал сотню и пошел за алкашом закрывать дверь. Тот не оборачиваясь, ринулся к лифту.
   - Я тоже робот, - почти весело крикнул вдогонку Нестор.
   Но это признание никого не интересовало.
   Так закончился очередной этап жизни Нестора. А новый уже выклевывал скорлупу изнутри.
   В этот же день он засел за книгу. В ней писалось:
   «От меня ушла жена. Красивая, умная, честная, но больная моим пристрастием к выпивке. Ну что ж, будем лечиться.
   Звон падающих бутылок – это как перезвон колоколов по душе спившегося человека.
   Люди редко звенят как эти колокола, когда не выхолощены всем земным. Они просто тихо падают вниз, как осенние листья. И хрустят, шуршат, когда по ним идут толпы таких же, как они…»
   Книга Нестора Гришаева «Переправа Хорона» стала бестселлером года.
   Книга потрясла тех, кто спился еще не до конца.
   В дверь позвонила Берта.
   - Я даже не могла представить, что ты ушел в образ.
   - Я же не раз так делал. Помнишь, работал грузчиком на рынке?
   - Это была твоя писательская блажь.
   - Нет, я не просто писатель, я философ. Заходи, а то я уже почти перестал быть мужчиной.
   - Какая у тебя чистота! Сам убирался или нанял служанку?
   И без перехода:
   - Прости, что не поняла тебя.
   Писатель буркнул в свои усы:
   - Да уж куда там, понять алкаша…






   Матери.
   Мир теней




   В мире призраков сенсаций не бывает. Когда прибыл Гитлер, его матери пришлось умолять Всевышнего оградить сына от нападок миллионов людей.
   - Он получает то, что заслужил Мария, - ответил глас Божий.
   Бедная мать обратилась к Богородице:
   - Спаси и заступись!
   - Уже просила. Но ты заметила, что толп атакующих стало меньше?
   - Нет.
   Но все-таки заметила Мария Шиклгрубер, что волнующееся вокруг ее сына море призраков стало делиться на островки. Пригляделась она и поняла, что люди стали расходиться к свите ее сына, которая стала появляться в мире призраков по мере времени. Крупных партайгеноссе казнили по-разному, но больше их появлялось с оборванными веревками виселиц.
   Потом повторилась эта история, но только с матерью Сталина.
   Екатерина Джугашвили умоляла всех святых оградить ее сына от гнева призраков.
   Святые отстраненно молились за душу диктатора.
   И лишь только матери убийц, великих грешников, атеистов страдали на Том Свете.


   Тот Свет контролировал Гетм. Это был склад одухотворения роботов.




   Водитель.
   Земля




   Водитель был молод. Одной рукой он держал баранку, в другой у него был сотовый телефон.
   - Проехал Советскую Армию. Ты где?
   - Остановите, - крикнул кто-то.
   - Не гони, - водитель стал давать советы кому-то по телефону. - Вижу красавчиков.
   - А стоя можно?
   Это пассажир не решался войти.
   - Нет, впереди менты.
   - Я присяду.
   - А я отдам им бабки. Беги вперед, на следующей остановке сядешь.
   Хлопнула дверь с криком неудавшегося пассажира: «Задорнов, хреновый!»
   - Ладно, звони! – водитель положил сотовый на приборную доску. - Сходить кто будет?
   На следующей остановке вышел один, освобождая единственное место, но в салон рвались двое:
   - Места есть?
   - Полно!
   Измученные ездой и частыми остановками пассажиры с забитых ими мест дружно засмеялись, оценивая юмор водителя.
   Для людей это была естественная реакция. Но они были дружны в своей реакции. Свод подумал, что это реакция существ, запрограммированных на конкретные раздражители.
   BMW вынырнула из-за поворота, как черный призрак. Столкновение было неизбежным. Водитель рванул руль вправо, нажимая на тормоз. Газель с размаху завалилась набок. Ее замызганное маслом дно напоминало о какой-то внеземной машине, но не о микроавтобусе. 
   Никто не пострадал, вылезли из открытой двери все. Но ушибы подсчитывал каждый. Детей здесь не было. Почти все – молодежь.
   BMW исчезла, один из пассажиров запомнил ее номер. Водитель после того, как узнал, что живы все, запел какую-то песню.
   - Вот ведь водила, - сказала одна пожилая женщина, все еще охая, держась за дерево, - такой же, как мы. С головой, ногами и руками. Два века никто не проживет.
   - Проживет, - крикнул студент, - такие сучары живучи!






   Реплика.
   Галактика




   - Странный этот мир, - сказал Свод Гетму, наблюдая за жизнью землян. – Никто из них не думает друг о друге.
   - Они еще сильно отстают в развитии, - отозвался наставник.




   Проститутка.
   Земля




   Клиент быстро собрался и ушел. Молодой мужчина заявил, что хочет сравнить… Узнать… Изменяет ли ему девушка? У нее как-то не по-молодому.
   Ушел озабоченный.
   Дурашки, все дело в желании женщины. Если его нет, то мужчина счастлив...
   Вера очень устала. Ей не хотелось вставать. Она закрыла глаза.
   «Почему мне так плохо? – спросила ее чувственная часть. – Я же работаю как машина».
   «Если бы как машина, - ответила ее разумная часть. – Даешь, как машина. Но ведь всю неделю твоим телом распоряжались уроды. Сначала анал, затем в рот… Тянут за груди, щипают за ягодицы, хватаются за голову. Если что не так, то наотмашь по лицу! Или сбрасывают на пол, пинков не жалеют. Что только не делают, заплатив деньги! Здесь уже невозможно быть просто машиной…»
   Пришла Кызынка, которая убирает номера. Стала ругается по-своему.
   Совком убрала два презерватива, что бросил клиент.
   - Вставай джаляп, - сказала Вере, - сейчас Горовна придет.
   Значит Егоровна, а точнее, Зинаида Егоровна, хозяйка заведения.
   Вывески о том, что здесь дом терпимости, нет. Гостинница с салоном красоты для мужчин в правой половине на втором этаже.
   Если говорят о стрижке, то подавай клиенту женщину, если заикается о педикюре, то ведут к Гоше. Удивительно, но он не простаивает
   Вера нехотя стала подниматься, потянувшись за халатом.
   Вошла Горовна, зыркнула на Веру:
   - Расслабилась?
   - Да нет, все нормально.
   Горовна посмотрела на склонившуюся над ковром горничную, убиравшую окурки.
   - Что, прожгли? Пепельница же есть! Ты, Верка, следи, а то спалишь ковер. А он стоит, что десять мужиков оприходовать. А ты, Кызынка, ничего! Зад у тебя хороший. Может, начнешь зарабатывать? Есть любители восточных шлюх.
   - Горовна, - тотчас же гневно выпрямилась Кызынка, - Аллах накажет меня!
   - У тебя двое детей? Скоро в школу. Знаешь, сколько надо будет денег? Форма, учебники, сборы на содержание класса и охраны…
   - У меня муж хороший. Аллах накажет, если я буду здесь джаляп.
   - Джаляп – это по вашему проститутка? Ну, смотри, Кызынка, решай, кто тебе важнее - дети, муж или твой Аллах?
   Горничная ушла. Вера, запахнув халат, подошла к окну. За ним в искрящемся свежем снеге рисовалась центральная улица. Когда она, Вера, могла просто пройтись по ней, заглядываясь на витрины, ловя взгляды молодых людей? Фигура у нее классная, она и сейчас в фаворе у клиентов.
   - Вижу, что устала, - сказала Горовна. Потянуло сигаретным дымом. Значит, закурила свои любимые «Кент». – Как Митька, учится?
   - Если бы не мама. Она его держит в руках, - ответила Вера. И неожиданно спросила, как у близкой подруги. – Зин, ведь какие уроды пошли! Готовы головой залезть! Готовы искромсать на части! Раньше ведь не такие были?
   - Они всегда были скотами. Смотри, сколько дебилов повылезало! Помнишь, приходил часто Курносый? Поймали как маньяка, растлителя малолетних. Он убивал их и расчленял. И девочек, и мальчиков.
   - Да мало ли что ли ему нас было! – Вера всплеснула руками. Она тотчас же подумала о Митьке, красивом, полненьком, беленьком. – Господи, как ты терпишь такое!
   - Вся земля – дом терпимости, - сказала Горовна.
   Дверь открылась, заглянул утренний клиент.
   - Что тебе? – спросила Горовна.
   - Ее!
   Клиент показал глазами на Веру.
   - Вот неугомонный! Заплатил в кассу?
   - Да.
   Горовна вышла.
   - Ну чего ты, - Вера стала развязывать халат. – Поругался что ли?
   - Нет, я никуда не ходил. Я подумал… Не нужна она мне.
   Вера сбросила халат.
   Клиент восхищенно посмотрел на нее:
   - Ух, какая ты! Как тебя зовут?
   - Ты же спрашивал, Вера я.
   Усталость исчезла. У нее второй раз спросили имя.
   - Я хочу тебя.
   - Хочешь, начинай.
   Но клиента словно подменили. Он совсем оробел.
   Он лег вместе с проституткой и стал гладить ее тело. Потом приподнялся на локте:
   - А давай я тебя отсюда заберу?
   - Куда? – не поняла Вера.
   - Домой.
   - И что?
   - Распишемся. Как муж и жена.
   - Ты выпил или обкурился?
   - Нет. Ты мне понравилась.
   - У меня ребенок, - сказала Вера с дрожью в голосе. С ума сойти! Ее сватают здесь, в постели!
   - Девочка?
   - Мальчик.
   - Как зовут?
   - Дмитрием.
   - Здорово! У меня хорошая работа. Две комнаты.
   - Мне за тридцать.
   - И мне тоже. Это я так выгляжу...
   - Ну ты и кадр! Так будешь или нет?
   - Буду. Дома, у меня...




   Кафедра медуниверситета.
   Земля




   - Сегодня приступаем к изучению детородных органов. – Профессор Малышкина ткнула в плакат атласа. – Природа проявила удивительную изобретательность в формировании этих органов, их функции – это тонкие и сложные процессы. Механизм человеческого тела…
   Кудрявый студент в третьем ряду наклонился к соседке:
   - Двадцать раз прозвучало слово «механизм». Значит, мы с тобой, Лика, машины!
   - Ты точно! – хихикнула голубоглазая Лика, но посмотрела на соседа с обожанием.
   В этот момент оба подумали о вместе проведенной ночи в прошлое воскресенье. Тогда они отказались от презервативов.




   Даллас. США.
   Земля


   Президент




   - Жак, - Джон Кеннеди, помогая войти в машину, смотрел на жену во все глаза. Она была красива в утреннем свете далласского солнца, - садись и возьми плед.
   - Я не замерзну, - улыбнулась Жаклин. – Плед скроет мои колени.
   - Ты думаешь, что не оторву взгляда от них, когда будем проезжать мимо толпы?
   - Это уже немного пошло Джо…
   - Может быть, дорогая. Но я посмотрел на тебя и увидел ту, что встретил десять лет назад. Ты красива, как никогда!
   - Это техасский воздух. Это воздух пустыни отуманил твою голову.
   - Может быть, но мне сегодня хочется смотреть на тебя, не отрываясь.
   Машина еще не тронулась. Люди из различных ведомств какой уже раз осматривали ее снаружи.
   - Сэр, вам отрегулировать кресло? – спросил водитель.
   - Все нормально, Билл. Все нормально.
   - А как подлокотники, чтобы удобно подниматься и стоять?
   - Все о кей!
   Президент посмотрел на жену:
   - Жаклин, я все к тому, что время неумолимо бежит. Оно поглотило двух наших малышек.
   - Ну что ты, дорогой, не думай сейчас об этом. Ведь двое живы и радуют нас.
   - Я материалист. Но так хочется увидеть там, наверху их…
   Кеннеди не договорил. Подошел некий господин.
   Президент молча выслушал доклад. По его лицу пробежала тень.
   Но Жаклин ни о чем не спросила.
   К ним сел губернатор штата Техас Конноли. Он уже был в ней, но кто-то упорно звонил, обещая раскрыть ему важную тайну. Когда Конолли подошел, трубку на том конце положили.
   Машина тронулась.
   Вскоре появились первые группы людей, которые бежали навстречу машине. Чем ближе к центру, тем плотнее толпа, тем больше полицейских и людей в штатском.
   «Разве они спасут, если сумасшедший спрячется на ком-нибудь верхнем этаже этих домов? – почему-то подумал Джон».
   - Джон, надо встать, - Жаклин рассматривала улицы с множеством людей. Это избиратели. Они должны видеть ее мужа веселым и оптимистичным. – Так лучше ты запомнишься.
   Президентская чета ехала, излучая огромную энергию любви к людям.
   Но всех любить, значит никого.
   Раздались выстрелы…


   Из ответа председателя комиссии Уоррена на пресс-конференции в Белом Доме:
   «Заговора, имевшего целью убийство, выявить не удалось».


   - Что он о себе возомнил, этот Джон? Он кто, Бог, Линкольн или мой отец? – кричал накануне убийства некий Роберт Гринели в таверне «Под кустом ракиты», штат Эллинойс.


   - Все мы винтики в этой махине, называемой Государственной Машиной. Но если один не из той обоймы, его убирают.
   Из разговора двух джентльменов у камина за год до убийства Кеннеди.




   Моисей
   Земля


   Шел тридцать седьмой год перехода сынов Израиля через пустыню. Те, кто были молоды, когда пошли за великим Моисеем, уже состарились и хоронили друг друга. А их дети уже нянчили своих. Это был путь могил, рядом с которыми молодые женщины освобождались от бремени, и пустыню оглашали крики новорожденных. Тем, которым предназначено было родиться в этот год, только лишь через три года уже доведется стоять на земле обетованной своими ногами.
   Не все гладко в этой жизни, но люди даже в таком изнурительном долгом переходе, когда сменялись поколения, не унывали. Их вел Моисей.
   Время его, казалось, совсем не тронуло. Морщины на лице и шее стали глубокими, словно трещины в расколовшейся от долгого безводья земле. Мелкий песок вбуравился в кожу, которой можно было затачивать до тончайшей остроты ножи. Но этого, конечно никто и не мог сделать. Крючковатый нос Моисея обострился и если бы не добрый блеск внимательных умных глаз, сходство с хищной птицей стало бы отталкивать людей от своего пророка.
   Еще три года скитаний: три жарких знойных лета и три весны с коротким цветением пустынных трав, три осени с песчаными бурями и три зимы, к исходу которых люди истощались и падали, как не спасенный от мора скот. Этих сроков Моисей не знал. Он был странным пророком, который лишь знал две конкретные вещи: начало исхода, и оно свершилось, и конец. Этот конец был началом свободы.
   - Мы должны прийти на землю обетованную очищенными от пороков и зла, - обращался Моисей к своей постоянной пастве. - Те, кто изверился во мне, могут убить меня в любое время. Я иногда сплю, молюсь в уединении, просто стою рядом с вами. Возьмите камень и размозжите мне, спящему, голову, накиньте за спиной шнур и удавите, вонзите в меня нож, которым только что потрошили пустынного зверя. Но знайте, когда придем на нашу новую родину, я не проживу и мгновенья, чтобы насладиться нашей общей радостью. Я слишком стар, чтобы из своей груди производить смех и растягивать лицо в улыбке.
   Да, это и не был поход в том полководческом понимании, когда руководитель имел твердый план, размечал путь и наделял каждую минуту движения каким-то особым смыслом. Все шли, останавливались, чтобы приготовить пищу, и это растягивалось на дни и недели. Молились всегда, но также и при первых же признаках беды, оплакивали умерших и радовались рожденным. И казалась прежняя жизнь раем, а издевательства и лишения хмурой улыбкой того времени. И те, кто это помнил, уже почти все умерли. А их дети передавали эти воспоминания своим детям и не очень верили, что есть мир, где все иначе, чем здесь, в пустыне.
   А что же сам Моисей? Он брал силу в беседах с Богом. Иногда наедине, иногда при участии всей паствы. Но и эта сила была не беспредельной.
   Умирал старый башмачник Ицхак. Он позвал к себе Моисея и попросил склониться над ним, потому что шепот его был почти неслышным...
   - Учитель, - шептал Ицхак, - ты помнишь меня?
   -Да, помню, и помню твою семью, которую вырезали, и помню твой дом, который захватили враги наши, и помню твои слезы…
   - Ты велик, но ответишь ли ты на вопрос: почему в мире так много зла? И надо было ли нам уходить от этого зла, чтобы приобрести новое?
   - Почему ты так считаешь, башмачник? - спросил Моисей.
   - На земле обетованной вновь будет литься кровь и слезы застилать глаза, но руку поднимет не чужеземец, не иноверец, а свой человек. Не уйдем мы от греха первородного...
   - Наша жизнь - это его искупление, - сказал Моисей. - Греховно наше бытие, но иначе не должно быть: каждый орган, каждый человеческий член требует действия, движения. Откусив от древа познания, мы сами на себя взяли заботу о своем существовании.
   - Я умираю, ты помнишь о моих бедах, а я о них уже забыл. Я не помню лица моей жены, не представляю, как выглядели мои растоптанные, истерзанные девочки, не помню, какой была дверь моего дома. Зачем я пришел в этот мир? Кому от того, что я жил, было хорошо?
   - Когда ты был молод, ты был нужен тем, чья сытая жизнь зависела от твоего ремесла.
   Когда ты шел рядом, ты был нужен нам местом, которое ты занимал в пустыне.
   - Учитель, для меня это сложно. Поясни свою мысль.
   - Твое пребывание в этом мире не бесцельно, Ицхак. Ты вырос из семени и заполнил собой пространство, вытеснив этим часть неживого пространства. Наша задача - наполнить Вселенную мыслью.
   - А что после меня? Эта мысль кому-нибудь будет нужна?
   - Да, она нужна Вселенной. Отступает неживое, наступает жизнь. К чему бы ни прикасалась рука человека, ведомая мыслью, все оживает, наполняется особым смыслом, побуждает нас на новые представления и действия.
   И умер Ицхак на переходе через сложные философские понятия, умер с улыбкой, ободренный тем, что прожил не зря.
   А Моисей поблагодарил Бога за те же ответы, что он передал умирающему башмачнику. Почти все годы этого путешествия истощенный Моисей обращал свой лик к Богу и вопрошал: что есть добро и зло?
   - Я увел народ от зла, - говорил он пустыне, - но новые беды обрушились на нас: зной и холод, болезни и смерть от когтей львов. Добро моих помыслов обратилось во зло...
   - Добро и зло - суть одно, - сказал Бог. - Кормя свою овцу травой, ты приносишь ей добро, а зло - живым растениям. Но следующим росткам ты приносишь добро, освобождая место для роста. Любя своих детей, ты не любишь других детей. Любить всех одинаково ты не можешь. Ты любишь то, что рядом... В каждом добром поступке заключено зло, последствия которого неведомы никому.
   - И тебе, Господи?
   - Я есть и Зло, и Добро. Но по конечному счету я Добро, потому что оно движитель.


   ***
   Ускоритель элементарных частиц выдал такое, от чего научный мир пришел в изумление: найдена частица мироздания!
   Старый академик Моисеев торжествовал: то, что он предполагал, вычислив теоретически с мощью им же созданных формул, сбылось. Мир узнал, что есть некая частица, которую не увидеть, ни пощупать, ни измерить, благодаря которой существует Вселенная. Что там атомы, лептоны, криптоны! Они так же крупны, как для человека Земля, на которой он живет. Неизмеримо малая часть материи найдена, меньше которой теоретически не может быть ничего...
   - Есть!
   Академик оторвался от экрана вычислительной машины и в изумлении посмотрел туда, откуда исходил голос. А он шел от свечения в стене. На глазах это свечение стало приобретать контуры существа, похожего на человека. Приглядевшись, Моисеев догадался, что этот лик этого человека мог принадлежать лишь Богу.
   - Как же так? Что еще может быть меньше этой частицы?
   - Мысль. Но дело не в том, что может быть мизернее элементарной частицы. А в том, чем представляется вам?
   - Основой мирозданья. Кирпичиками...
   - Ах, это мышление строителей. – Свечение заколыхалось. - Эта частица неизмеримо больше, чем кирпичик! Больше стены, сделанные из непомерно большого количества таких кирпичиков. Это непробиваемый купол Вселенной в другой мир. А этот мир – мысль…
   - Господи, - изумился Моисеев, - как же так может быть?
   - Это и есть. В своих беседах с пророком Моисеем мы говорили о грани между злом и добром. Эти два понятия взаимопоглащаемы и суть одно. Я говорил Моисею, вашему очень далекому прапрапрародителю, что я и есть, в конечном счете, победившее Добро. Почему? Потому что на мне и со мной перевес в виде той самой элементарной частицы, которая и есть Ничто, и в то же время это грань перехода в мир добра и счастья.
   - Значит ли это, что человеческому существу невозможно перейти эту грань при жизни, и только его душа способна пройти ее?
   - Нет, это не так, - сказал Бог простым и чистым голосом - Каждый человек при жизни миллионы раз пересекает эту грань. Он, его совесть, мысль постоянно взвешивают на весах добро и зло. И доказано же вами, людьми, что всегда побеждает добро. Потому что на его чаше весов ваша частица мирозданья... это и есть Я.


Рецензии
Удивительно своеобразное произведение! Чтобы понять его суть,следовало читать,не торопясь.Что я и сделал. Такая глобализация. Такой глубинный простор мысли, когда с неземных орбит писатель опускает читателя на землю обетованную и ведет с Моисеем через пустыню,чтобы очистить землю от пороков и зла.Писатель как бы выхватывает из темноты куски времени и преподносит на ладони ДОБРО и ЗЛО.Приводит слова Моисея: Наша жизнь -это искупление грехов". Мудро! А в самом начале автор пишет :"Я не просто писатель, я -философ". И это -истина. Читая произведения Владимира Вейса я давно пришел к такому же выводу,о чем и говорит один из его героев.

Геннадий Леликов   03.11.2013 09:46     Заявить о нарушении
Спасибо! Благодаря Вам многие произведения обрели думающего читателя.
Вот какая вещь получается. Многие читали, а отзываются единицы. Иногда кажется, что пишу не в свое время. А ведь именно о своем - каждого читателя.
Думать, тормошить, сравнивать, показывать на выход - вот задача, которую никто не ставит напрямую, но логика каждого произведения.
Если не осмыслишь свое существование, жизнь прожил амебой... И до сих пор злободневны слова Николая Островского: "Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества".
И не классовое освобождение, понимаем, а душевное - от всех пут физиологических потребностей, диктующих поведение Человека.
Успехов, Вам, Геннадий!

Владимир Вейс   03.11.2013 11:01   Заявить о нарушении
Здорово,что Вы по памяти процитировали слова Николая Островского! Вот что значит бывшая советская школа, к постулатам которой сейчас все чаще стали обращаться.Нынешние школьники стихов-то наизусть не помнят.не говоря уже о прозе.(Давая рецензию,забыл после Вашей фамилии поставить запятую,посчитаете безграмотным,извините за спешку.)

Геннадий Леликов   03.11.2013 11:54   Заявить о нарушении