История государства Российского III

Альковный вариант

Великая дщерь Петрова, цесаревна Елисавет Петровна, в юности своея была особой не то чтобы легкомысленной, но весёлой... временами даже чересчур.
-Лизанька, ну нельзя же так. – мягко попрекала будущую императрицу, а тогда ещё цесаревну, императрица действующая - Анна Иоановна. – Позоришь себя. Ты особа кровей монарших, а он какой-то капрал...
-Он не какой-то капрал. – мрачно отвечала страдающая от похмельного синдрома Лизанька. – Он капрал гвардии.
-Да как его хоть зовут? – сердобольная императрица незаметно подвинула к племяшке стакан рассола.
Имя у капрала гвардии имелось, но было потеряно где-то между шестым и десятым бокалом токая.
-Вова. – неуверенно предположила Лизанька. – Или Петя.
«Или Петя» - закатила глаза многотерпеливая императрица.
-Лизанька, свет мой, да на что он тебе, аспид этот, гвардейский, сдался?
«Сама штоль не знаешь?!» - хотела огрызнуться будущая императрица всея Малыя, Белыя и Великая. Но раздумала. Хамить действующей императрице Малыя, Белыя и Великая Руси, было небезопасно, поскольку большей частью Великая являлся дивный край Сибирь, самой природой предназначенный для остужения пыла потенциальных императриц, и даже, о ужас!, перевода их в статус не императриц вовсе.
-Любовь, тётя. – твёрдо сказала Лизанька.
«Кака-така любовь!» - чуть было не вырвалось у Анны Иоановны, но вовремя спохватилась. Не пейзанка, чай, чтоб такое вскрикивать.
-Лизанька, любовь есть материя тёмная и, главное - духовная. Ты хоть уверена, что у тебя это - суть духовное?
В таких сложностях Лизанька точно уверена не была и потому с неприязнью посмотрела на тётку. Анну Иоановну она недолюбливала. Во-первых за то, что та не в очередь забралась на престол, оттеснив таким образом саму Лизаньку, во-вторых, за то, что тётка всю жизнь, как последняя дура, любила этого противного Бирона, а в третьих за то, что она и Лизаньку пыталась сделать такой же больной и рассказывала ей, что любить хорошо кого-то одного.
Императрица же, глядя на принахмурившуюся племяшку, горестно размышляла: «Лахудрища, прости Господи. Ославит, ведь, на века: тётка, мол, продыху не давала, тиранила, как могла. А расскажи кому из-за чего – не поверят. Как же мне эту дурищу вразумить-то...»
Вечером того же дня императрица советовалась с любимым Бироном.
-Что делать, Иогаша? Вовсе девка от рук отбилась. По балам скачет, от гвардейца к гвардейцу. На мои вразумления не реагирует...
Бывший конюх, а ныне герцог и любимец фортуны недовольно дёрнул бровью. По его мнению проблема решалась просто – перегнуть дуру через коленку, да отходить вожжами по заднице. Да ведь такое и предложить боязно. Сегодня цесаревну вожжами, а завтра, глядишь, и герцога кнутом. Дурной пример, он знаете ли, заразителен.
-Что тут поделаешь. Убирай искусителя подале. И Лизку пока в деревне подержи. Авось перебесится.
Утром, искуситель Шубин, которого, оказывается, звали Лёша, катил в ссылку. Пока на запад, в Ревель. В дальнейшем, его ожидало увлекательное путешествие на Камчатку (Сибирь Анна Иоановна посчитала недостаточно далёкой, и оттого не совсем надёжной) и экзотический брак с представительницей местной малой народности камчадалов.
Елисавет Петровна с горя переколотила шесть китайских ваз и только после этого смогла успокоиться. Дождавшись, когда лакеи выметут осколки фарфора, Лизанька решилась отправиться в деревню самостоятельно, не дожидаясь высочайших распоряжений.
В конце концов, можно было и не переживать особо. Гвардия, она большая. И всегда готова. Что к любви, что к обороне.