Красавица. Из цикла Ужасные сердца

Я увидел ее в супермаркете. Она стояла в соседней очереди в кассы. Я не видел ее… сколько же я ее не видел?.. да… больше двадцати лет. Но узнал почти сразу. Если не с первого взгляда, так со второго — точно.
Эта сорокасемилетняя женщина по-прежнему была красавицей. Конечно, уже не такой ослепительной, как… вот, посчитал точно… двадцать семь лет назад. Годы безжалостны к любым шедеврам. Особенно к таким шедеврам природы, как потрясающей красоты женщины.
Но все равно яркая, невероятно привлекательная женщина с пышными темными волосами и по-прежнему прекрасной фигурой (и как она умудрилась ее сохранить, и каких усилий это ей стоило?) обращала на себя внимание стоящих в очереди мужчин.
Как же ее зовут?
Маша… Люба… Ира… Нет! Не могу припомнить… Вот память, проклятая!..
Ага! Вспомнил! Марина. Да, зовут ее Марина. Сейчас, разумеется, Марина — и по отчеству… Вот уж отчества ее никогда не знал.
Мы учились в одном институте. Она была на курс младше меня. И встретились мы в институтском Доме культуры. Там был самодеятельный театральный коллектив, который считался одним из лучших коллективов в Союзе. Я в этом коллективе участвовал с самого его основания. Поэтому новеньких из студенток нашего института мы, «старики», набирали, с позволения руководительницы, сами. Впрочем, последнее слово все равно оставалось за ней.
Девчонок мы порой брали не столько из-за их талантов, сколько из-за внешности. Некоторые оставались, если у них оказывалась хоть толика артистизма, другие, бесталанные, вскоре уходили.
Так мы приняли в коллектив и Марину. Из-за потрясшей нас красоты.
Девчонки из нашего коллектива с месяц после этого ревниво шипели на нас, как рассерженные змеи. Еще бы! Она затмевала их своей внешностью и вдобавок была неглупа и не бесталанна.
Понятное дело, наши парни тотчас начали «ухлестывать» за ней. Что еще больше злило девчонок.
Однако — уж и не знаю, почему — она выбрала не рослого красавца Сергея, не дамского угодника Витю с прыщавыми скулами и не лидера нашего театра, героя-любовника Сашу — а меня. Парни, конечно, завидовали, но я старался не замечать их ревнивых «подколов».
У нас с ней оказалось много общих интересов и увлечений. Выяснилось, что нам нравятся и не нравятся те же фильмы и те же музыкальные группы, те же люди и те же ситуации. Одно было плохо. Я любил читать, а она читала лишь самые нашумевшие книжки. Но все-таки читала, — успокаивал я себя. Некоторые девчонки с моего курса и на это были не способны.
Я учился на четвертом курсе, а она на третьем. Поэтому встречаться мы могли только после учебы — либо на репетициях, либо в свободное от разных там отработок (получил два — пересдаешь на более высокий балл) время. Отработки — дело житейское, даже отличники от них не застрахованы. Но после того, как я увлекся этой Еленой Прекрасной, отработок у меня прибавилось.
Через некоторое время после недолгих, но мучительных размышлений я понял, что люблю ее до такой степени, что готов жениться на ней. Хотя прежде, с другими подругами, такая перспектива меня совершенно не прельщала.
Мы с ней вечерами гуляли по громадному старому городскому парку, выбирали скамейки подальше от фонарей и поближе к зарослям, говорили, целовались… Только вот до самого интимного действа никак не доходило. То некогда было, то, в основном, негде (в то время проблема «негде» остро стояла не только перед нами, но и перед большинством наших сверстников). Оставался один, самый простой, выход — совершить «это» в парке, рискуя попасться в лапы милицейского патруля. Впрочем, я все время «тормозил», поскольку второпях и на грязной скамейке лишать девственности любимую подругу… казалось мне не совсем правильным и уж тем более неромантичным.
Но до этого не дошло.
Вскоре количество отработок у меня превысило всякое терпение декана. Он вызвал меня «на ковер» и пообещал не допустить к сессии, если я за месяц не разделаюсь со всеми отработками. А не попасть на сессию — почти верный вылет из института. В лучшем случае — академотпуск. То есть второй год. Тоже мало радости.
Месяц я вечерами, сжав зубы, «тренировал» на отработках преподавателей разных кафедр, вымучивая из них тройки и четверки. Месяц я не ходил на репетиции в Дом культуры. Месяц я только изредка перезванивался с Мариной.
Но месяц прошел. И отработки были сданы. И я появился на репетиции.
Марины там не было.
Во время перекура Витя, знаток институтских интимных сплетен, не без злорадства сообщил мне, что Марина в последнее время появляется на репетициях редко, потому что готовится к свадьбе. И жених у нее — самый молодой профессор нашего института, талантливый ученый. Молодой и перспективный — сейчас профессор, потом завкафедрой, дальше — декан, а то и ректор. Кто знает? Вдобавок этот профессор хорош собой…
За вечер я выкурил пачку сигарет и не напился только потому, что на бутылку горячительного не набралось денег в кармане.
В общем, переживал я очень сильно. Но что поделать? Бедный студент не ровня профессору с блестящим будущим.
На репетициях она больше не появлялась. И в самом деле, что делать без пяти минут профессорской жене в компании каких-то актеров-любителей?
Я понимал или догадывался, что брак этот если и по любви, то лишь со стороны профессора, а вот со стороны Марины — наверняка это брак по расчету. Я был тогда молод и наивен, эгоистичен и самолюбив, как все мы бываем в двадцать с небольшим лет. И потому не мог или не желал понять ее поступка. Неужели, — вопрошал я себя, — мирские блага могут заставить человека забыть об истинной любви, а точнее — могут заставить его предать свою любовь, а заодно и того, кто любит тебя?
Потом жизнь меня научила, что и не такое случается в нашем, по сути, гнусно устроенном мире.
После одной из лекций я столкнулся с ней в институтском коридоре. Я как раз вышел из аудитории, а она туда направлялась — на свою лекцию.
— Привет, — сказал я равнодушным голосом. «Господи, — думал я при этом, — как она прекрасна! Как я хочу обнять ее! И пусть все видят! Плевать на них на всех и на ее жениха!»
— Привет, — сказала она смущенно. Я заметил, как она напряглась. То ли боялась, что устрою ей сцену, то ли догадалась, что хочу обнять ее.
Но я сдержался. Зачем делать ей пакость? Еще донесут профессору «доброжелатели», — подобных «доброжелателей» вокруг нас всегда предостаточно… У нее своя жизнь, и меня в ней нет. А будущая жена профессора… Как там у латинян? Жена цезаря вне подозрений? Вот и она должна быть вне подозрений.
— Наслышан, поздравляю, — сказал я холодно. «Любовь моя, девочка моя, что же ты делаешь со мной, с нами обоими?..»
Марина опустила глаза.
— Спасибо, — ответила она и проскользнула мимо меня в аудиторию.
Вскоре от Вити я узнал, что Марина благополучно вышла замуж за своего избранника. И девственность, наверное, отдала именно ему.
Прошло около полугода. Судьба нас не сводила, как будто мы учились в разных институтах. А молодость имеет то преимущество, что раны от любовных катастроф затягиваются гораздо быстрее, чем в зрелом возрасте. Учеба (занятия, зачеты, отработки, сессия), каникулы, репетиции, друзья из театрального коллектива, походы с рюкзаками на спине, костры на привалах, добрые песни Окуджавы под гитару, попойки на праздники в родном Доме культуры, увлечение некрасивой, но доступной медсестричкой (я из нашего коллектива был у нее не первый и не последний), — все это постепенно затушевало горькое чувство, оставшееся после моего романа с Мариной. Я начал забывать о ней.
В один из четвергов, когда мы вечером репетировали миниспектакль по «Мистеру Твистеру», в репетиционный зал, где мы оживляли бессмертные персонажи Маршака, заглянула вахтерша.
— Сергеев есть? — зычно осведомилась она, заглушив нас всех.
Все замолчали и уставились на дверь. Даже режиссер.
— Да, — сказал я настороженно, услышав свою фамилию.
— К телефону. Срочно!
Мне никогда не нравились и не нравятся неожиданные звонки. Они почти всегда бывают недобрыми. Сердце сжалось, и я помчался вниз, к столу вахтерши.
— Алло! — встревожено выкрикнул я в захватанную трубку старого аппарата.
— Андрей? — услышал я далекий знакомый голос.
— Да, Марина, это я. — От ее голоса у меня быстрее и громче забилось сердце.
— Вы долго еще будете репетировать?
Я посмотрел на часы — полседьмого.
— Как всегда — еще полтора часа.
— Я хочу тебя увидеть.
Я чуть было не спросил: «Зачем? Стоит ли?» Но что-то такое… уже почти вытравленное, задавленное… вырвалось вдруг откуда-то из глубин подсознания и забурлило в душе. И я понял, что тоже хочу ее видеть.
— Тогда приезжай, — сказал я.
— Только ты не уходи, дождись меня, — попросила она и повесила трубку.
Я вернулся в зал, гадая, что же такое у нее произошло, если она решила обратиться именно ко мне?
Мы говорили рифмованные строчки, совершали сценические телодвижения, выслушивали разъяснения и ругань режиссера, но при всем этом я с нетерпением ожидал, когда отворится дверь, и войдет или заглянет Марина. И сердце у меня колотилось все чаще и громче.
Однако ее не было.
Я взволнованно гадал, что могло случиться, что могло задержать ее по дороге ко мне? Просто опаздывает? Или передумала и не придет вовсе? Может, муж узнал? А что, собственно, такое он мог узнать? В самом деле — ничего. Или просто заревновал? Интуиция сработала? Да нет, ерунда! Тоже мне — Отелло!.. А если по дороге что-то произошло? Авария… Нет, не дай Бог!.. Или всего лишь троллейбуса долго не было. Или автобуса. Или весь общественный транспорт забит до отказа — не втиснуться… И такси не ездят… А кто я ей такой, чтобы она ко мне на такси прикатывала? И все же… Ведь это не я ей позвонил…
Режиссер объявила второй перерыв. Еще час — и все рванут по домам. А ее до сих пор нет… Вот чертово бабьё! Потому-то мужики и живут меньше, что бабы все жилы из них вытягивают — с юных лет и до смертного одра.
Курящие потянулись из зала. Я вытянул из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку и вышел в коридор. Ребята на ходу что-то оживленно обсуждали. Я был занят своими мыслями. Хотелось побыть одному. Я остановился. Все обогнали меня и ушли дальше по коридору — к лестнице на первый этаж.
Я задумчиво разминал сигарету — табак лез из нее, как фарш из мясорубки.
Вдруг позади я услышал шепот: «Андрюша…» Я обернулся. Дверь в комнату напротив репетиционного зала была открыта. У двери стояла Марина. В комнате горел свет.
Марина поманила меня. Я поспешно подошел. Она взяла меня за рукав и потянула в комнату. Мы вошли, и она затворила дверь. Мы были одни.
— Я уж думал — ты не придешь.
— Я давно здесь. Просто не хотела, чтобы меня видели. Ну и… с тобой…
— Что за странная таинственность? — Я машинально сунул сигарету и зажигалку в карман пиджака.
— Я сказала мужу, что пошла в читальный зал.
— А потом заглянула к старым друзьям. Что в этом такого?
— Не хочу, чтобы он думал, что я его обманываю.
— Тогда что ты сейчас делаешь? — удивленно сказал я.
Она опустила голову, помедлила.
— Делать — одно. А давать повод для подозрений — другое.
Я вздохнул.
— Не понять мне вас, женатых… и замужних.
— Да, — сказала Марина. — Тут мы сами разберемся.
Мы немного помолчали. Я жадно рассматривал ее. Нет, ничуть не изменилась. А должна была? И чего ей меняться? Впрочем, если что изменилось, то там, под одеждой, где этого как раз и не видно.
— Что же все-таки случилось, раз ты обо мне вспомнила? — осведомился я, измученный неизвестностью. Да и секретностью тоже.
Марина подошла ко мне вплотную, ласково положила руки на плечи.
— Андрюшенька, — тихо произнесла она. — Я ведь ничего не забыла. — И легонько поцеловала меня в губы.
Я обалдело смотрел ей в глаза. В глазах я видел нежность и желание. Я обнял ее и крепко прижал к себе. Потом осипло выдавил:
— Я тоже… все помню.
— И что же нам мешает? — проговорила она вкрадчиво.
— Мешает… В каком смысле?
— Заняться любовью.
Я машинально огляделся, изумленно думая: «Как это! Прямо здесь, что ли? И сейчас? На вон тех старых стульях?.. Или на этом письменном столе?.. Не на полу же!.. Что это она?.. Хотя я — я-то как раз готов…»
Марина, похоже, догадалась, о чем я подумал, и снисходительно сказала:
— Да нет, не сейчас, а — вообще.
Я смутился и не сразу нашел, что ответить:
— Но ведь ты же замужем.
— Разве это помеха?
— Н-ну… я что-то не совсем понимаю…
Она отстранилась от меня, не отпуская рук, широко открыла глаза.
— Ты серьезно?
— Давай прямо — что случилось?
— Ничего. Соскучилась по тебе.
— Да-а-а? — протянул я не без сарказма.
— Просто я, ну… как бы добилась своего… получила то, к чему стремилась. — Она помедлила, стыдливо глядя в сторону. — В общем, устроилась в жизни… Если хочешь, обеспечила себе будущее.
— Не хочу. Но поздравляю. И что дальше?
— Пойми, мой муж — хороший человек, у него отличная карьера…
Я отпустил ее.
— Что ты расхваливаешь мне своего мужа? — сказал я резко. — Я его покупать не собираюсь. Мне на него вообще наплевать. Что ты лично от меня хочешь?
— Не злись, — ласково сказала Марина. — Дело в том, что он… ну… — она слегка покраснела и потупилась, — не силен в постели… Он все это делает для себя. Слишком быстро… Я… за ним не успеваю.
Я догадался, что она имеет в виду. Впрочем, догадаться было нетрудно.
— А я-то тут причем?! — спросил я. Но вопрос мой, честно говоря, был не совсем искренним. Мне уже понятно было, к чему она гнет.
Она выдержала паузу.
— Я предлагаю тебе стать моим любовником.
«Так я и знал!» — в сердцах чуть не сказал я. Это же надо! Устроиться, значит, в жизни. И тут же сделать хорошего мужа, хоть и не спеца в постели (сама выбирала, никто не заставлял), рогатым. То есть гадить прямо под себя… Я представил свою персону на его месте. М-да. Позорище…
В тот момент я даже не подумал, что предложение это — довольно опасное. Узнай ее муж о нашей с ней связи, — уж не представляю, что бы он сделал с Мариной, но меня он, в лучшем случае, запросто мог выжить из института. При всей своей хорошести. И был бы прав.
— Ты серьезно? — спросил я мягким голосом, веря и не веря своим ушам.
— Разве похоже, что я шучу? — проговорила Марина с тонкой улыбкой заговорщицы. — Я все заранее обдумала.
— Вот даже как?
Я был романтически воспитанным юношей. Благородство, достоинство и другие подобные слова… нет, не слова — понятия… были для меня не пустым звуком.
Каюсь, с возрастом романтизм испарился. Но ведь это происходило больше четверти века назад. За двадцать пять лет изменилось очень многое. Особенно в отношениях между людьми, — все мы озлобились.
А тогда… Тогда я почувствовал, что краснею от гнева и возмущения. Образ той Марины, который хранился в моих мыслях и в моей душе, уже был изъеден, как оспой, после ее замужества. Сейчас же он стремительно распадался, таял, словно кусок сахара в стакане горячего чая.
— Нет, — ответил я решительно и даже отступил на шаг. — Не могу.
— Почему? — искренне удивилась Марина.
— Это подло. А я не хочу делать подлости.
Она прищурилась, отчего взгляд ее стал непривычно жестким.
— Это твое окончательное решение? Ты не передумаешь?
— Нет. Не передумаю.
— И не пожалеешь?
Тут что-то кольнуло у меня в груди. Если откажусь — потеряю ее навсегда… Я заколебался, но гнев и юношеский максимализм быстро взяли верх.
— Не пожалею, — твердо заявил я.
— Хорошо, — произнесла Марина ледяным голосом. — Считай, что этого разговора не было. — Она повернулась и вышла из комнаты. Дверь громко хлопнула.
Гнев мой быстро улетучивался. Я растерянно достал пачку сигарет из кармана. Выудил одну, нащупал в кармане зажигалку и прежнюю измятую сигарету. Пару секунд я тупо разглядывал две сигареты и зажигалку в трясущихся руках, потом начал яростно запихивать помятую сигарету в пачку. Она не лезла, я сломал ее и бросил на стол в комнате. Выключил свет и вышел в коридор. Закурил, быстро спустился по неровным ступенькам на первый этаж и проскочил мимо вахтера на улицу. Там докуривали ребята из нашего коллектива.
— Только что Марина мимо промчалась, — заметил Витя. — Не к тебе ли она заруливала?
— Марина? — сказал я. — Нет, не видел.
— На ней лица не было. Кто это ее так достал?
Я молча пожал плечами и глубоко затянулся сигаретой. Все было кончено.
С тех пор, когда мы с Мариной изредка встречались в холодных институтских коридорах, мы даже не здоровались.
Через пару месяцев я случайно увидел Марину в компании молодого симпатичного парня — ее однокурсника. Надо полагать, они были уверены, что не попадутся на глаза никому из своих знакомых, а потому вели себя совершенно свободно — он обнимал ее, они о чем-то говорили, смеялись, потом она поцеловала его в губы…
Я повернулся и ушел…
Теперь, стоя в соседней очереди, я смотрел на по-прежнему красивую и соблазнительную Марину, жену профессора и академика, и размышлял, правильно ли я поступил двадцать семь лет назад? С одной стороны — да, правильно. А с другой… Разве изменила она свое решение найти любовника — после моего глупого отказа? Нет. Лучше ли я сделал себе? Не уверен.
«Во всяком случае, я нынешний ни за что бы не отказался от подобного предложения, — сказал я себе, подходя к кассе. — И нисколько не осуждал бы ни ее, ни себя… — Кассирша назвала сумму, я достал бумажник, еще раз взглянул на Марину Прекрасную и подумал: — Как жаль, что в жизни не бывает черновиков и все пишется только набело».