Монолог 21

21.

Он родился не в моем Городе и, хотя прожил в нем большую часть  жизни, всегда ощущал себя некой инородной частицей, не вступавшей ни в какие, более или менее, устойчивые соединения с ним. Правда, Город относился к нему с пониманием и симпатией, однако, из-за некоторой замкнутости и, отчасти болезненности, дальше этого дело не шло, а когда Город нас познакомил, долго еще пришлось узнавать, что таилось за стеной молчания и настольгической грусти. Я не оговорился, именно настольгия была в его глазах, ибо даже когда разговор шел об истории Города, а история была довольно частой темой наших бесед, я замечал, что в паузах, задумавшись, он улетал куда-то далеко-далеко и с трудом возвращался в текущие измерения.

Ах, как сильно болит голова,
Как вовеки она не болела,
И стекают с недвижного тела
Ваши слишком пустые слова.

И когда предъявляет права
Эта жуткая боль, как кандальный,
Я бреду в тот невидимый, дальний
Край, где тишь, и вода, и трава.
            ***
Даже фотоработы, создаваемые им с большим мастерством, несли эту грусть то в образе одинокого листочка, кружащегося в струях речного потока, то Парусника, на зимней стоянке сложившего свои белые крылья и еле различимого сквозь пелену тумана, то в изгибах тела юной девушки, сфотографированной в свойственной только ему манере. Однажды, глядя на фотографии, Город воскликнул:

-Смотри, да он же мастер!
-Ты прав, - согласился я, - Мастер...
Так мы и стали его называть. Когда же Мастер начал работу над экранизацией Книги своего великого тезки, никому не пришло даже в голову удивиться, ибо все знали – он был готов к этому.

Грусть – это гроздь неспетых песен,
Грусть – это гроздь остывших светил,
Грусть – это гвоздь, что Господь отметил
И в рану сыновнюю сам всадил...
                ***         
Время шло, Мастер работал много и вдохновенно, проявляя все новые образы своих изысканных фантазий, не обходя вниманием и Город. Время от времени показывал открытые в недрах Города, в его глухих переулках, то изумительные фасады старых домов, то ангелов, сидящих над лепным карнизом гостиницы, то узорчатые кованые ворота, полу- развалившиеся, но сохранившие элементы своей былой красоты, а, порой, просто остатки булыжной мостовой, как эхо памяти о юных годах Города.

Иногда, Мастер исчезал на короткое время, а когда вновь появлялся, глаза его блестели, на губах блуждала легкая улыбка и весь он мерцал и лучился неведомым, нездешним светом. А на снимках, показываемых с большой неохотой, были запечатлены какие-то пещерные города в горах, леса на крутых склонах, кристально чистые реки, с незамутненными заводями и пенистыми бурунами на перекатах. Оттуда на меня смотрел совершенно иной Мир, с древней и драматической историей, прекрасный и таинственный, но пока чужой и мало понятный. И вдруг, Мастер заговорил:

-Невозможно привыкнуть к тому, что там открывается взору, - его речь, вдумчивая и медленная, как бы приглашала к размышлениям. – С детства помню те места, а привыкнуть не могу. Каждый раз все видится по-новому, в ином свете. Даже не могу объяснить, почему... Просто, порой, какой-нибудь новый нюанс – то ли запах, то ли звук, то ли цвет, а в результате ощущение, что ты там впервые... А, иногда, чувство, что там уже был, но давно... Очень давно – в другой жизни...

Затаив дыхание, мы с Городом слушали, боясь прервать речь Мастера, но он уже замолчал,  мысленно бродя по своей сказочно-прекрасной стране, бережно раздвигая ветки густого колючего шибляка, опоясывающего крутые горные склоны, в тени огромных старых тисов, чей яд глубоко проник в его сердце, прикладываясь губами к  ледяной воде, струящейся из скалы...

Блеск жемчужной воды на щеках,
Зеленеющих заводей лед,
Оседлавшая камни река,
Бесконечный свершает полет.

А ущелье бормочет стихи,
В забытьи закрывая глаза,
Небеса глубоки и тихи,
И на них то роса, то слеза.

У подножья раскинув ковер,
Лес от воздуха чистого пьян,
В окружении сказочных гор
И обрывов кабаньих полян.
**** 
    
А вскоре Мастер, проникшись доверием, пригласил и меня на свидание с Горной Страной, хранителем которой был долгие годы. Я не смог отказаться и с головой окунулся в чарующий Мир, открывший мне новые, доселе неизведанные, грани Бытия.
Возвратившись,  я  впервые сказал Городу:

-Если исчезну, скорее всего, найдете меня там...
А он в ответ лишь грустно вздохнул и отвесил мне легкий подзатыльник. Так, обычно, поступает мудрый учитель, когда ученик уже вырос и готов  вылететь из гнезда...