перстень

Перстень.

   Так, перебирая и восхищаясь драгоценностями Ольги Львовны, я наткнулась на этот перстень. Вначале остановило меня недоумение – уж очень беден был он среди аристократической игры бриллиантов, сапфиров и аметистов, наследия бабушек и прабабушек.
Я взяла его из отделения шкатулки, где чужеродность его была как вызов. На  ладони моей он заиграл: естественных граней маленького светлого берилла с внутренними пузырьками воздуха толстый обруч едва только касался, как бы подчеркивая своей тяжестью и темнотой легкость и прозрачность кристалла. Сущность этого перстня умещалась в двух словах: «Вот я».
   Чем дольше смотрела я на него, тем больше хотелось разгадать загадку этого восприятия.
   Ольга Львовна надела очки и взяла у меня перстень:
- Он вас заинтересовал? – спросила она тихо.
- Да, пожалуй… - еще не до конца разобравшись в своих ощущениях, ответила я.
- Нравится?
 Я попыталась ответить честно:
- Нет, не то слово. Он мне не ясен. Но он – интересен. Откуда он у вас?
Ольга Львовна протянула мне перстень, сняла очки и откинулась на спинку кресла:
- Я вам говорила о своей двоюродной бабушке… -никак не могу разобраться в этих родственных титулах-…Наталье Николаевне? Этой сумасбродной особе, приносившей прямо таки фатальные неприятности всем, с кем сводила ее судьба? Это, пожалуй, ее единственное наследие. Она в юности увлекалась мистицизмом и, кажется, на Востоке…да – да, в Персии, в одной из поездок получила его из рук какого-то фанатика. И ведь не глупая женщина была, а верила во всю эту чертовщину!!! – Ольга Львовна закрыла глаза и нараспев, явно подражая кому-то,  заговорила, -  Это берилл, камень яростный и холодный, он под покровом ледяных граней несет память о бешенстве вулканов. В этих пузырьках бьется жизнь тысячелетней давности, души тех, кого поглотило время, мечты, любовь и ненависть, сжатые до микроскопических размеров, - она открыла глаза и засмеялась, предлагая разделить ее насмешку над высокопарностью фраз.
Но она ошиблась: я смотрела на камень. Голос ее преломлялся в нем и я поверила фразам.
Она перестала улыбаться:
- Дина, примерьте его!
Я с готовностью надела перстень на палец.
- Ну как?
- Прекрасно, уютно и спокойно, - рассмеялась я.
Она опять зачем-то надела очки:
- Дайте-ка сюда руку!
Ничего не понимая, я протянула ей руку с перстнем.
Она внимательно осмотрела и спросила:
- Снять сможете?
   Ситуация становилась откровенно глупой и нравится мне переставала. Я попыталась, но видимо сделала это неловко, перстень застрял на суставе и никак не хотел сниматься.
-Оставьте, - сказала она тихо.
Я подняла глаза и увидела недоумение на ее лице.
- Вы первая, кому оно оказалось в пору…, - она пожала плечами, - Видите ли, у Натальи Николаевны была странная фантазия: уверенность в избирательности кольца… Да-да, она считала, что перстень сам выбирает себе хозяина по каким-то ему одному ведомым причинам… Давайте проверим: сейчас вы не могли его снять. Хорошо, я дарю его вам, он уйдет с вами. Попробуйте снять его теперь, на время. Если она была права, вы должны сделать это легко теперь! Пусть перстень подтвердит, что он признает вас хозяйкой!
   Я улыбнулась ее фантазии, взялась за перстень. Пальцы как-то крутнули его и перстень неожиданно легко соскользнул с руки. Обе мы на минуту замерли. Я тут же легко надела его снова и снова легко сняла. Видимо пальцы повторяли удачно найденное движение.
   Я облегченно рассмеялась, но теперь Ольга Львовна не поддержала меня: она сидела молча, как-то очень уж серьезно. Я видела, что ей неприятен такой поворот событий.
- Ольга Львовна, - сказала я, - ну, полно…Конечно же я его не возьму! Это фамильная вещь и, безусловно, интересная. Вы не положили бы его в шкатулку, если бы считали иначе,…Нет- нет, я решительно отказываюсь его брать!
   Когда же я успела его снова надеть?... Мне было жаль его снимать, в душе я уже взяла его, сердцем, но умом понимала, что делать этого не следует и рассердилась на себя. От неловкости я очень неудачно попыталась его снять, причинила себе боль, разволновалась от мысли, что моя неудачная попытка может быть неправильно истолкована, руки задрожали и, как и положено в таких случаях, все пошло шиворот-навыворот!
   Ольга Львовна молча наблюдала за моей возней.
   Палец покраснел, я разнервничалась вконец и встала:
- Можно, я - с мылом?
-  Оставьте, - тихо отозвалась она, - я же сказала, что дарю его вам. Нет-нет, назад я его не приму.
   Именно на этих словах проклятый перстень соскользнул с пальца, заставив меня вскрикнуть от боли! Рука горела, я затрясла ею в воздухе, положив перстень на столик
- Да наденьте же вы его, - морщась, сказала Ольга Львовна, - право, вы как ребенок! Доставьте мне удовольствие. Оно – не мое! Мне неприятно видеть его на столе. Право, оно меня раздражает! Наденьте его, тогда я буду уверена, что вы из деликатности  его не забудете и избавите меня от его присутствия! Ну же!!!
Это было так не характерно для Ольги Львовны, что я, проклиная себя, снова взяла его со столика. Мне не хотелось его надевать, палец левой руки еще «горел». Но – что любопытно!- я не на секунду мысленно не отказалась от него, более того – я приняла его.
   Я осторожно начала надевать его, готовясь не выдать болезненной гримасой, когда проходя через сустав, он причинит боль.
   Однако он лег на место спокойно, холодок обруча успокоил горящую кожу и снял боль.
- Как палец?- спросила она, вставая.
- Нормально, уже не болит, - извиняющимся тоном ответила я.
- Тогда давайте-ка пить кофе, - сказала Ольга Львовна, - Этот эпизод как-то расстроил меня,… Нет-нет, я не жалею, что он - ваш…я про другое…Вы ведь понимаете меня?
Я кивнула.
- Ну так я сварю кофе,… Не уходите, мне не хочется оставаться сейчас одной. А потом вы мне прочтете ваши прелестные сумбурные стихи. Хорошо?
   Я молча кивнула. Она ушла на кухню.
   Мне не хотелось рассматривать более  родовую коллекцию драгоценностей. С моей тягой к необычному, перстень на руке превосходил сейчас стоимостью всю ее вместе взятую. Я положила руки на столик и принялась разглядывать его. Меня заинтересовало мастерское решение перстня: в нем не было ничего лишнего, оно было предельно просто. Мастер угадал камень, и естественная грубость обруча изумительно дополнялась нежной матовостью стертых временем граней. »Время, сгущенное во включениях», - вспомнилось мне.
   Вошла Ольга Львовна. Поставила маленький, уютный как она сама и весь ее дом, поднос и начала разливать кофе. Наблюдая за ней, я вдруг подумала: а ведь перстень действительно чужероден и ей и ее окружению. Он неизбежно должен был быть выдваренным отсюда.
- Ну-с, - сказала она, пригубливая кофе, - как вы его находите?
-  Прекрасен!- ответила я.
- Но вы же его еще не пробовали, - рассмеялась она.
   Я мысленно себя выругала, ибо говорила о перстне, и выкрутилась:
- Да, но я знаю, что вы великая мастерица по части кофе и не боюсь ошибиться!
   Я взяла маленькую чашечку (саксонский фарфор!), пригубила:
- Ну, я же говорила – изумительно!
   Мы пили кофе. Честно говоря, сейчас мне был безразличен его вкус, я кривила душой, изображая наслаждение. К тому же я привыкла его пить с сахаром, что в этом доме казалось кощунством, ибо ценилось подлинное гурманство. А с моими плебейскими привычками кофе и чай для меня были лишь тонизирующими напитками и не составляли ценности наслаждения.
- Что же вы мне прочтете сегодня? – улыбаясь, напомнила она.
Я отставила чашку:
- Сумбурные! Как заказывали!
И начала:
- И тек по кружке синий дым,
И пах он именем твоим
Таким же зыбким и непрочным,
Как пролетевшей птицы прочерк.
И думал: как я был храним
дорог неясным ожиданьем,
само предчувствие страданья
неотвратимо полюбив.
В застолье этом, в тишине,
И в сигаретном легком дыме
Звездой горевшей в вышине
Вы были – для других – чужими.
С печатью тайной на челе
Отверженности и несчастья…
   Чашка Ольги Львовны звякнула о поднос. Я замолчала, растерявшись.
- Вы сейчас это написали?
- Да нет же, - сердясь уже, сказала я, - я написала это Бог весть как давно!
   Ольга Львовна приложила руку к виску:
- Право, я действительно очень устала,…извините, мне придется прилечь.
   Я поднялась, попрощалась. Уже у двери меня на мгновенье остановила ее тихая фраза:
- Знаете что, вы все-таки на ночь его снимайте…Ладно?
   Я кивнула и ушла не оглядываясь. О ком она беспокоилась: обо мне или об изделии древнего мастера? Мне не хотелось уточнять. В это время я пыталась понять иное: отчего я перефразировала свои старые стихи и почему стала читать именно их… И пришла к выводу: мне было не по себе в ее квартире. Я тоже была чужеродной в этом милом уютном мире с фамильными драгоценностями, полотнами признанных мастеров и книгами такой свежести, словно их никогда не касалась рука читателя.
   На улице светило солнце, таял снег. Настроение сразу улучшилось. Мне было хорошо, что на пальце у меня странный перстень, подаривший мне себя так необычно, окрасивший повседневность таинственной магией чародейства. Я вдруг поверила, что в мою жизнь входит таинственный и яркий мир, видеть который я буду новым, внезапно обретенным зрением.
И еще я подумала о том, что я его выбрала первой, а он только подтвердил мое право выбора. Пусть это случайность, но это было прекрасно!!!