Феномен

— Здравствуй, Сёва!
— Привет! — мужчина средних лет напряженно вспоминал, когда и где он видел эту хорошо сохранившуюся симпатичную женщину.
— Как жизнь?
— Нормально! А у тебя как? Мы ведь давно с тобой не виделись?
— Целую вечность! Уже тридцать лет прошло с тех пор, как мы окончили наш институт.
— Да, время пролетело незаметно! — Мужчина облегченно вздохнул, поняв, что незнакомка — бывшая сокурсница. — Видела кого-нибудь из наших?
— Нынешней весной ко мне приезжал Сережка Зайцев со своей женой. С ними я общаюсь почти как с родственниками. Серега — хороший, очень земной человек.  Дети у них уже выросли. Я с его семьей давно дружу. Еще когда наши ребята были младенцами, он с Ниной приезжал к нам в гости почти каждый год.
— Я Сергея Владимировича не видел с тех пор, как мы окончили учебу.
— Почему ты называешь его так официально.
— Просто я вспомнил его отчество.
— Надо же, а я даже и не знаю, как его величать по батюшке. Серёжка и Серёжка.
— А кого ты ещё видела? Где все работают? В институтах или на производстве?
— По специальности никто из наших не работает. В середине девяностых годов научные институты рухнули. Практически все, кого я знаю, занимаются бухгалтерией, даже парни. Я и сама работаю в небольшом магазинчике. А ведь нас никто не учил этому. Стараюсь не дать бухгалтерии забраться в себя. Также я поступала в школьные годы: хорошо училась только потому, что мне хотелось побыстрее освободиться от уроков и кататься на велосипеде. В общем, на волю. Мой сын учится в нашем институте на той же кафедре, что и мы. Мозги у него совсем не технические, учится без всякого желания.
— А кроме сына с кем ты живешь?
— С мамой и дочкой, она немного моложе сына. Муж умер в прошлом году. Ты его, наверное, помнишь — Володя Курский. Он учился в другой группе нашего потока.
— Конечно, помню. Отчего он умер? Болел?
— У русских мужчин одна напасть — спиртное.
— Понятно. А кроме Сережки Зайцева больше никого не видела?
— Полгода назад была встреча выпускников. Ты помнишь Светку Коршунову?
— Светлану Александровну? Конечно помню.
— А я и сейчас не знаю ее отчества, хотя она большая начальница. Последнюю встречу выпускников она устроила в своём офисе. Принимала вместе с мужем. Я с ней почему-то никогда не была накоротке. Молодец Ольга Белугина. Небольшой активный танк, но травка вокруг нее цела. У неё свой туристический бизнес. Жанну помнишь?
— Жанну Иосифовну Ватрушкину? Конечно!
— Ну у тебя и память на отчества!
— Как-то само запомнилось. Один раз сидел в аудитории рядом с Игорем, нашим профоргом. Увидел список нашей группы и запомнил все отчества.
— Ты феномен какой-то! Игорь — свой человек, таким он и остался. Да, так вот Жанна — вполне сложившаяся чиновница, работает в каком-то комитете в мэрии. Больше никого из наших не было на этой встрече.
— А из преподавателей про кого-нибудь слышала?
— Ни Софью Михайловну Чобот, Чоботиху, ни Ивана Михайловича, наших историков партии, не помянула за эти годы добрым словом ни разу. Когда приходилось отвечать на экзаменах, руки немели, а изнутри будто всё вынимали.
— Витольд Платонович Лемурский, наш ректор, жив?
— Да. Сейчас на пенсии, но, говорят, жив и здоров, хотя ему ведь за девяносто.
— Выходит, он Лёшку Лемурского сделал в весьма зрелом возрасте.
— Скорее, в перезрелом.
— Сразу после вступительных экзаменов нас отправили в колхоз. Я знал, что среди нас есть сын ректора. Пытался угадать по сходству с отцом, но подумал на совсем другого парня. Лемурский-старший — маленький и невзрачный, а Лёха у него высокий красивый парень был.
— Но оболтус!
— Значит, совсем ничего общего с папашей. А как живет Везувий Маркович Ковбаснер? Наш МоркОвич, как мы его часто называли. Наверняка он в Израиле. Голову даю на отсечение.
— Чью? Если его, то уже поздно. Он подал документы на выезд. Только не в Израиль, а в Германию. Но не успел. Переходил через железнодорожную дорогу, попал под поезд. Голову  как рукой сняло.
— Жаль! Невезучий Везувий. Он смешной был. Помнишь тогда в моде были крупные цветастые галстуки. Их называли «собачьей радостью». Было неожиданно увидеть такой галстук на серьезном человеке с лысиной.
— Я про галстук и не помню. Нет, ты действительно не от мира сего. Помнишь всякие мелочи.
— А еще Ковбаснер всех, кто входил в аудиторию после звонка, называл опоздунами и опоздуньями, но никого не корил. Что ж, царство ему небесное!
— Да. Хотел ехать в Германию, а попал в рай.
— Ты уверена?
— Конечно?! На мой взгляд, никому на свете он не причинил зла.
— Согласен с тобой. А что-нибудь слышно про нашего преподавателя теормеха — теоретической механики?
— Ты имеешь в виду Мехмата Ахметовича?
— Да, Физматуллина. Он был всегда такой чистенький. На доске напишет, уходит руки мыть. Говорили, что он генерал-майор.
— Да, наверное, каких-нибудь инженерных войск. Он толково всё объяснял.
— Ещё Мехмат Ахметович советовал в качестве профилактики ангины пить ледяную воду.
— Помогает?
— Я и без его совета всю жизнь это делаю. В детстве каждый год была ангина, а потом пропала. А Ивана Павловича помнишь?
— Какого?
— Павлюченко. Он лекции по начертательной геометрии читал. Говорит-говорит, потом внезапно возмутится: «Что вы шумите, понимаешь, как в бане».
— Что-то смутно вспоминаю.
— У него ещё усы крупные, похож был на старого большевика из рабочих.
— Усы совсем не помню.
— А бороду?
— Какую?
— У Тиграна Левоновича Дартаньянца.
— Замдекана?
— Да. Он всегда спокойный и доброжелательный был. Почему-то в память врезался момент, как он вошел в лабораторию, где наша группа занималась, и сделал какое-то объявление «Товарищи студенты!» Не помню о чем, а эту спокойную интонацию запомнил на годы. Жив он?
— Говорят, что да. Мы всё о других. А как ты сам?
— Нормально, работаю.
— А семья есть?
— После окончания института женился, но неудачно. Через два года развелись. Сын остался с матерью. С тех пор я не видел своего отпрыска. Бывшая жена против моей встречи с наследником.
— Где с невестой познакомился?
— Приятель свёл.
— Во время учёбы я никогда не видела тебя с девушками. Думала: тебя любовь не интересует, только учёба.
— Это большое заблуждение!
— Да?! — удивленно-заинтересованно спросила женщина.
— На самом деле я очень влюбчивый был. Только никак не проявлял это внешне.
— Надо же! Я была уверена, что это не так. Я ведь была в тебя влюблена, но боялась подступиться.
— И правильно делала! Вряд ли я ответил бы тебе взаимностью. Я тогда был по уши влюблен в другую девушку. Даже думал о самоубийстве.
— Да ты что?!
— Не вру! Вот те крест!
— Из-за несчастной любви?
— Да.
— Вот уж никогда бы не подумала. Я была уверена, что у тебя психика крепкая, как канат.
— Это со стороны так кажется.
— И как же ты планировал уйти из жизни, если не секрет?
— Хотел застрелиться.
— Из поганого ружья? Извини за шутку, но в советское время достать оружие было почти также невозможно, как простому человеку попасть на луну.
— А военная кафедра на что?! Мы же там стреляли из пистолетов. У меня неплохо получалось. Вот я и подумал: вместо цели можно выстрелить в себя.
— Что же тебя остановило?
— Боязнь насмешки.
— Не поняла.
— Если бы случилась осечка, все бы подняли меня  насмех. И ещё такая мысль пришла: моя смерть была бы шоком для всех, в том числе и для возлюбленной, но через пару недель обо мне все забыли бы начисто.
— А твоя девушка знала, что ты влюблён?
— Нет, конечно.
— Почему же ты считаешь, что она не ответила бы взаимностью?
— Мне тогда казалось: кто я и кто она! Я имею в виду внешние данные.
— Очень любопытно спустя десятилетия узнать о сокурснике такие подробности. А кто была твоя возлюбленная, если не секрет.
— Теперь уж что скрывать. Нина Белова.
— Да?! Вот уж никогда бы не подумала!
— Кстати, не знаешь, где она сейчас?
— Ну ты феномен! Это ведь я!