Только для двоих, 2 глава, гей-фикшен

Фэндом: "Наблюдатели" Л. Флеввелинг.
"Путешествие вдвоем"

Алек проснулся от странного чувства: во всем его теле разливалась приятная истома, кости и суставы слегка ломило, как если бы он спал у камина всю ночь после трудового дня. Ему несомненно снилось что-то приятное, еще минуту назад он даже помнил, что именно, но сейчас осталось только легкое сожаление, что сон закончился. Юноше было тепло и уютно, правда, что-то мешало ему пошевелиться. Открыв глаза, он обнаружил, что его крепко прижимает к себе Серегил: Алек спал на груди у друга, касаясь щекой его обнажившейся во сне ключицы, а ауренфэйе мирно дышал ему в макушку. Им и раньше приходилось спать вместе, деля на двоих скудное тепло, но никогда еще Алек не чувствовал такой двусмысленности в их вынужденной близости. Юноша слишком явно ощущал тепло Серегила, словно между ними не было никакой одежды. Казалось, что Серегил прижимается к нему везде, каждой клеточкой своего тела. Это смущало и непривычно волновало юношу, хоть и не было неприятно. Алек снова вернулся в мыслях к своему сну: что же это было? Почему ему так хочется вспомнить? Он непроизвольно облизал губы и удивленно приподнял бровь: странное ощущение - они словно немного распухли, хоть и не болели. «Я не захворал? Может быть, у меня лихорадка?» - взволнованно подумал юноша. Он чуть пошевелился, пытаясь высвободить одну руку, но добился лишь того, что Серегил еще крепче прижал его к себе. Что-то пробормотав во сне, ауренфэйе слегка коснулся губами лба юноши. От этого мимолетного прикосновения Алека прошиб пот: он вспомнил. Затаив дыхание, юноша медленно заливался румянцем – сомнений больше не было: ему снилось, как его целовал Серегил. Кажется, они вот так же лежали, прижавшись, рядом с костром, и ауренфэйе целовал его – бережно, нежно, страстно, пьяно – как в песнях Арена Виндовера пылкие менестрели целуют своих возлюбленных. Алек перевел дыхание, его сердце колотилось так сильно, словно собиралось выпрыгнуть из груди. Как ему могло присниться такое? Алек закрыл глаза, не в силах противиться воспоминаниям: там – во сне – он не только не смущался и не отталкивал друга, но и отвечал ему, тянулся губами, прижимался всем телом – как прижимается сейчас…

Юноша очень осторожно отдвинулся от груди Серегила, насколько позволяли обнимающие его руки. Мысли в голове скакали и путались, только усиливая растерянность юноши. Что это было за наваждение?? Как ему могло присниться такое?? Ведь они с Серегилом только друзья, можно сказать, что ауренфэйе заменил ему отца, взяв под свое покровительство! «О, Дална - создатель…» Алек поднял глаза на Серегила, спящего с таким невинным и умиротворенным лицом, что юношу обжег стыд. «Что бы он подумал, если бы узнал о таком моем сне? Стал бы доверять мне как прежде? Нам больше не стоит ночевать вместе. Я не хочу потерять его доброе расположение из-за своих непристойных мечтаний». Приняв решение, Алек постарался выбраться из объятий друга, тем самым окончательно его разбудив.

Все утро Серегил исподтишка присматривался к Алеку. Он чувствовал себя виноватым за то, что не смог сдержаться этой ночью. Хвала Иллиору, юноша так крепко спал, что его не разбудили страстные поцелуи и нежные прикосновения, которыми Серегил осыпал его почти до самого рассвета. То и дело ауренфэйе возвращался в мыслях к этой ночи. Воспоминания о мягких губах Алека и о том, каким податливым он был во сне, наполняли Серегила таким счастьем, перед которым отступало даже легкое чувство вины. Алек вел себя как обычно, ничто в его поведении не настораживало влюбленного ауренфэйе, а от припухших потемневших губ юноши было невозможно оторвать глаз.

Вторая ночь застигла их под большим каменным навесом, на площадке, лишь с одной стороны прикрытой от сквозного ветра. Серегил туманно объяснил, что путешествовал этой дорогой давно, поэтому не смог вспомнить места удобнее. О костре здесь нечего было и думать, сон в таком месте казался невозможным. На удивление Алека, Серегил не потерял своего приподнятого настроения. Весь день он развлекал юношу веселыми историями и шутками, Алек давно не видел друга в столь хорошем расположении духа. «Должно быть, он засиделся в городе, и сейчас рад снова оказаться на свободе. Или приближение к цели путешествия оказывает на него такое влияние?» - гадал юноша. Поужинав холодным мясом и хлебом и выпив по нескольку глотков крепкого скаланского вина, друзья стали готовиться к ночлегу. Накануне Алек решил, что под любым предлогом откажется ложиться рядом с Серегилом ради собственного душевного спокойствия и их доверительных дружеских отношений. Но в этом богами забытом месте согреться в одиночку не представлялось возможным. Поэтому, когда Серегил устроил из имеющихся одеял и шерстяных плащей уютное гнездышко и поманил в него своего подмастерье, Алеку ничего не оставалось, как подчиниться. На секунду ему показалось, что руки Серегила дрожат, а в серых глазах сквозит еле скрываемое нетерпение. «С чего бы этому быть?» - отмахнулся от своих подозрений Алек. Они устроились полусидя, Серегил обнял Алека, устроив его голову у себя на плече, выразительно зевнул и поспешно пожелал другу хороших снов. Алек же, напротив, думал, что не заснет. Воспоминание о вчерашнем наваждении вновь вернулось с прежней силой, стоило только Серегилу обнять его, близость их тел рождала волнение и легкую дрожь. Юноша чувствовал биение сердца друга, вдыхал тонкий аромат его кожи, черные мягкие волосы щекотали ему лоб. Алек закрыл глаза, пытаясь отогнать от себя нечестивые мысли.

Прошло какое-то время, юноша начал задремывать в теплых объятьях друга. Внезапно тело Серегила напряглось, он осторожно повернул голову и коснулся губами лба Алека. Прохладные тонкие пальцы нежно погладили юношу по щеке. Алек замер, огромным усилием воли заставил свое дыхание не сбиться, и притворился глубоко спящим, полностью расслабив мышцы лица. Долго ждать не пришлось: юноша услышал судорожный вздох, затем тихий шепот по-ауренфейски, и сразу же губы Серегила так узнаваемо прижались к его собственным. В голове Алека все перемешалось: осознание того, что прошлой ночью это был не сон, что в этот самый момент его лучший друг целует его, как мог бы целовать возлюбленную, что он почему-то не может и не хочет обнаружить себя и прекратить этот поцелуй...

От нежных прикосновений у юноши закружилась голова, тело отозвалось знакомой сладкой истомой, Алеку казалось, что он плавится в руках Серегила подобно воску. Уверенный в том, что его ученик спит, ауренфэйе целовал его губы, проводил по ним языком, шептал в них какие-то нежности на своем языке, опаляя горячим дыханием. Он зарылся одной рукой в волосы Алека, а другой начал поглаживать его шею, плечи и спину. От этих ласковых касаний по телу юноши пробегали мурашки. Самообладание Алека готово было разбиться вдребезги: все труднее становилось изображать спящего, оставаться расслабленным, глубоко и ровно дышать. Если в его голове и возникали мысли о том, зачем Серегил делает это с ним, то они очень скоро растворились в новых для него сильных ощущениях. Поцелуи и ласки Серегила становились все смелее, он почти положил Алека на себя, поглаживая по спине, опуская руки все ниже.

Алеку казалось, что время остановилось: он не знал, прошло ли несколько минут или уже вся ночь? Забыв о той роли, которую он намеревался играть до конца, юноша прижимался к Серегилу, теряясь в его ласках, и непроизвольно тянулся губами за новыми поцелуями, все тело его было натянуто, как струна, и дрожало, дыхание участилось. Серегил щедро дарил то, чего так страстно желал Алек. Увлекшись и забыв про осторожность, он осыпал его лицо горячими поцелуями, гладил его везде, докуда мог дотянуться. Опьяненный желанием, ауренфэйе не придавал значения тому, что юноша в его руках дрожит и выгибается навстречу ласкам, решив, что, как и в прошлую ночь, Алек отвечает ему во сне. В какой-то момент Серегил взял лицо юноши в свои ладони и, затаив дыхание, углубил поцелуй, насколько это позволяли приоткрытые губы Алека. Когда их языки коснулись друг друга, Серегил не смог сдержать стон и – услышал такой же стон в ответ. Озарение пришло, как яркая вспышка: ауренфэйе понял, что его подмастерье и возлюбленный не спит и пылко отвечает на его ласки. «Аура Элустра!... О, Светоносный, сделай так, чтобы это не было сном или наваждением!..» - истово взмолился Серегил, не подавая вида и продолжая жарко целовать своего любимого.

Алек окончательно потерял голову. Когда влажный язык Серегила коснулся его собственного, последние капли самообладания испарились. Он напоминал себе смертельно больного, изнывающего от лихорадки, и только губы и руки Серегила могли облегчить его муки. Не думая больше о приличиях, он бесстыдно льнул к ауренфэйе, ощущая тяжесть в паху, и не испугался, наткнувшись бедром на что-то твердое внизу живота Серегила. Юноша старался прижаться теснее, сжимал плечи друга, упоенно отвечал на поцелуи. Жар нарастал в нем, становился болезненным, и, когда Серегил просунул колено между его ног, он благодарно прильнул к нему. Повинуясь инстинктам и подталкиваемый руками ауренфэйе, он начал тереться о его бедро, все громче постанывая.

Серегил что-то говорил, мешая ауренфейские и скаланские слова, перемежая их поцелуями, умоляя о чем-то, чего Алек не понимал. Юноша ощущал нарастающее возбуждение, все его тело сладко ныло, низ живота сводило судорогой.
Неожиданно, где-то на грани сознания, он услышал настойчивые просьбы:
- Открой глаза, тали! Посмотри на меня!
Распахнув огромные фиолетово-синие глаза, юноша увидел взволнованное, раскрасневшееся лицо друга. Никогда еще Серегил не казался ему столь прекрасным, было нечто колдовское, завораживающее в его красоте.
- Будь со мной сейчас, любимый, – нежно прошептал ауренфэйе и с силой прижал к себе Алека. Сделав еще пару конвульсивных движений, юноша с криком взорвался своим первым оргазмом.

Мир вокруг медленно приобретал знакомые очертания, возвращались звуки и ощущения, а вместе с ними холодный ветер и жгучий стыд. «Что я наделал?? О, Создатель, за что ты лишил меня разума?» - думал Алек, остывая. Он все еще лежал, прижавшись к телу друга, дрожа и не смея поднять глаза. Он не знал, что будет более оскорбительным для Серегила: если он тот час вскочит и убежит, или если будет продолжать липнуть к нему на манер куртизана с улицы Огней. Размышляя таким образом, Алек не сразу понял, что Серегил гладит его по волосам. Ауренфэйе чуть касался его влажных прядей кончиками пальцев, но Алек ощущал, что друг напряжен, как натянутая струна. Не зная, что сказать, что сделать, как загладить свою вину, Серегил дрожащей рукой приподнял лицо Алека за подбородок, и юноша увидел, что в глазах друга стоят слезы:
- Прости меня, тали, – прошептал ауренфэйе. – Прости, что поддался чувствам, что обманул твое доверие! Прежде чем ты решишь, покинуть ли меня или остаться, я хочу, чтобы ты знал: мой порыв был вызван не похотью, а любовью.

Алек вздрогнул и изумленно округлил глаза. Сердце забилось быстрее, но он не смел поверить, что не ослышался.
- Я люблю тебя, Алек, – настойчиво говорил Серегил, в его голосе было отчаяние, словно он ожидал не ответного признания, а смертного приговора. – Клянусь светом Иллиора, я ни к кому еще не испытывал такой сильной любви!

Алек смущенно прикоснулся к щеке друга. Все вдруг встало на свои места, все сомнения и стыд уступили место умиротворению. Он лукаво улыбнулся своим мыслям, затем, услышав последнюю фразу Серегила, сдвинул брови в притворной строгости:
- Ни к кому? Даже к Микаму?
Ауренфэйе оторопело уставился на своего возлюбленного:
- Во имя Билайри, откуда?? – но тут же взял себя в руки и серьезно ответил. – Даже к Микаму.
- Вот и хорошо, – спокойно проговорил Алек, устраиваясь удобнее в объятьях друга, – Значит, меня ты не отдашь ни одной женщине, как отдал его.
Несколько секунд Серегил был неподвижен. Затем, издав громкий вздох облегчения, он так сильно стиснул Алека в объятьях, что у того затрещали кости.
- Я никому не отдам тебя, тали, даже самой смерти.