Сильная

“Успокойся, все хорошо…плакать нельзя, нельзя плакать…”
Слезы, обжигая распухшие веки, потекли ручейками по щекам, опять. Опять она не могла успокоиться, как глупо торчать в туалете полчаса и рыдать, сидя на унитазе. Как только она подходила к раковине, смывала соленые русла с лица и смотрела в зеркало, ей опять нестерпимо хотелось плакать, и она бежала обратно в кабинку. И так уже много раз.   
Она боялась, что в коридоре кто-то заметит, ее опухшие от слез глаза и поэтому без устали прикладывала к ним салфетки, смоченные в холодной воде. Наконец, посмотрев в зеркало и, удовлетворившись результатом, девушка отправилась на рабочее место.
“Вроде никто ничего не заметил, а может просто делают вид, никому не хочется влезать в чужие проблемы, лучше уж не замечать очевидного. Ну и ладно, так даже лучше!” – девушка одновременно хотела и боялась жалости и участия коллег. Она всегда была одиночкой, но порой так хотелось человеческого тепла, а его все не было и, она все больше и больше замыкалась в себе.
Начальник вчера опять распекал ее по поводу надвигающейся сдачи проекта. И девушка до сих пор не могла понять то ли она дура, что согласилась на разработку неподъемного проекта в такой короткий срок, то ли дураки те, кто ей его поручили, не разобравшись во всех тонкостях, да что уж там говорить вообще ни в чем не разобравшись и имея совсем слабое представление о теме.
“Мы хотим… Ты должна… Тебе конечно в этой ситуации никто помочь не может, но в конце-концов тебе за это деньги платят. Интересно, а бессонные ночи, выходные и праздники, проведенные за компьютером мне оплатят? Нет уж, лучше не заикаться, опять скажут, что на проработку и ознакомление с темой было слишком много времени потрачено, так что сама виновата, ведь все сроки были заранее оговорены и я согласилась. Так все-таки они идиоты или я? Нет наверно я, отец давно говорит, что на таких как я ездили, ездят и будут ездить, опять же сама виновата. И опять же за такие деньги такие проекты нормальные люди не делают. Черт, даже дома никто не понимает и не жалеет. Все хватит, я сильная, я справлюсь! Не раскисать, еще работы непочатый край!”
Она взглянула на клавиатуру мокрую от слез, взяла салфетку и принялась вытирать, мысленно посмеиваясь над собой и радуясь, что очередной приступ меланхолии позади.
Вечером опять намечалась проверка готовности к сдаче, время-то уже поджимало, а конца еще не видно. Так что обсуждали пока то, что уже было, вносили поправки, обсуждали возможные незапланированные дополнения. Почему-то ей казалось странным, что несмотря на то что сроки горят, делаются попытки добавить что-то еще, как будто не понимают, что это займет дополнительное время. Но когда она однажды вспылила по этому поводу, ей сказали, что надо сделать по максимуму, иначе как другие потом смогут воспользоваться ее результатами. “Какие другие? Это что намек на то, что она не будет заниматься дальнейшей разработкой проекта? И какие-то чужие дяди воспользуются результатами, над которыми она корпела в надежде, что ей это пригодится в будущем? А что ты хотела, дура, рыночная экономика! Ты делаешь, тебе платят деньги (насколько они адекватные это твоя проблема) и никаких прав на  так называемую интеллектуальную собственность у тебя нет. И самое обидное, что я не могу это все взять и бросить, а может просто боюсь, и они знают это, и они пользуются этим. Опять же сама во всем виновата” – подобные диалоги с самой собой были обычной практикой, больше поговорить было не с кем.
“Одиночество… в нем я наверно тоже сама виновата. А может я просто слишком хорошо думаю о людях, может и не надо от них ожидать большего, чем они дают сейчас. Может дружба эта фикция,  и те люди, которых я с натяжкой все-таки могу назвать друзьями, несмотря на то, что они мне практически никогда не помогают, да и выслушать не всегда хотят, и есть единственно возможные друзья. Может то, что я ожидаю от настоящего друга для меня никто никогда не сделает. Может я просто не умею просить и потому мне почти всегда отвечают отказом. Да в принципе я давно уже не прошу, просто точно знаю, чем это закончится, а если и прошу то особо не рассчитываю, так что-то вроде запасного варианта. Но тогда почему же я сама готова сделать буквально все для так называемого друга, который вспоминает обо мне только когда у него проблемы. Почему сижу рядом днями когда горит диплом, несмотря на то что у меня у самой загруз нереальный, почему периодически слушаю всякий бред и делаю вид, что это просто гениальные мысли, потому что знаю, что этот конкретный человек просто не выживет, если убить его мечту. Почему искренне радуюсь за других, когда устраивается чья-то личная жизнь, хотя у самой с ней полный облом? Почему пытаюсь уладить чужие проблемы? Почему пытаюсь смягчить чужие неудачи? ”
Эти мысли снова и снова приходили ей на ум, может просто потому, что она завидовала чужому счастью. И в принципе на все эти почему ответ был давно дан: она пыталась жить чужой жизнью, потому, что жить своей ей было скучно, неинтересно, грустно, просто невыносимо. А любому человеку всегда нравиться, когда им интересуются, ему помогают, но как только надобность в помощи и интересе по тем или иным причинам отпадает, он начинает всем этим тяготиться, и медленно избавляется от подобных уж слишком навязчивых отношений.
 “Так, плакаты готовы, речь есть, презентации пока нет, ну ладно, пару дней еще есть”, - схватив все материалы, она побежала в кабинет начальника на первый всесторонний смотр. Речь была не доходчивая, плакаты неинформативные, но в общем все вроде ничего, начальник остался доволен. Можно немножко перевести дух, а потом опять…времени совсем мало…

“Боже мой, не ожидала, что успею все сделать, а что дальше-то, сдача проекта только завтра” – ее обуревало странное чувство, будто она скаковая лошадь, только что пересекшая финишную черту, и все еще рвущаяся бежать дальше, но бежать-то уже некуда, все …. конец.
 Утром ее трясло, но была уверенность в том, что все будет хорошо.