Письмо шестое

Напротив, через дорогу располагалась воинская часть. Казарма на этом месте была бы гораздо уместнее, чем Heim, который, являлся общежитием беженцев и переселенцев. Когда мы заселились, то четверть Heim(а) пустовала, а остальное место занимали  боснийцы и евреи из СССР  пополам, но еврейцы прибывали, а боснийцев отсылали на родину, так как события в  Боснии из-за которых они вынуждены были бежать, подошли к концу и их выдворяли обратно. Общение с ними было на уровне жестов и улыбок. А как общаться, имея плотный языковый барьер?

Что такое языковый барьер знают все. И те, кто его прочувствовал на себе и те, кто нет. Так вот, для тех, кто нет. Ребята! Это страшная штука!! Не верьте Задорнову. Он всё-таки юморист. У него всё пофигу. Русские самые - самые. Мы сначала сами  так  думали. Вот вам маленькая картинка из жизни. Идут Рая и Лёня по улице. Обоим где-то хорошо за сорок.  Навстречу турчонок лет лесяти и за чем-то к ним обращается, конечно же, по-немецки. Смущённые лица. Разводят руками. Лепечут что-то. Потом Рая говорит Лёне на всю улицу: „Ты посмотри! Такой маленький, а уже говорит по-немецки, а ты здоровенный жлоб ни черта не знаешь. Мне стыдно идти с тобой рядом“. И переходит на другую сторону. Абсолютно серьёзно. Сколько было в семьях скандалов, слёз, трагедий, истрёпанных нервов на этой почве. Не передать. Но мы к этой теме ещё вернёмся. Вернее она нас сама к себе позовёт так как не один год проходил под девизом: «Надо  срочно выучить (подправить, доучить) язык».

    С одним из первых я познакомился с Борей Рабиновичем. Когда он представлялся, то сказал: «Вы все должны меня беречь. Я единственный Рабинович на весь еврейский Heim. А что за еврейский  Heim без Рабиновича»?  Он не ходил, а носил лицо. Знал абсолютно всё. Откуда? Для меня остаётся загадкой. Часов в девять утра каждый день на кухне вокруг него собиралась толпа дам, и Боря произносил речь. Он скорее вещал, чем говорил.  Рабиновичи (а у  Бори была жена Лиза, маленькая стройная женщина неопределённого возраста. Ей можно было дать и тридцать и пятьдесят, с причёской а-ля Тина Тернер) приехали около двух месяцев назад из Днепропетровска. Во дворе Heim(а) стояла их девятка «Жигули» цвета мокрый асфальт (кто помнит те времена, должен знать, что это значит) с днепропетровскими номерами и все смотрели на них квадратными глазами. На наш  взгляд они уже были старожилами и должны всё знать. Вот Боря и вещал. Повторяю. Он знал абсолютно всё. Кроме языка и действительного положения вещей. На любой вопрос у него был ответ. Многие жёны говорили своим мужьям: „Вот, смотри, Боря знает, а ты нет. Почему“?

 Тут нужно сделать небольшое отступление, и внести ясность. Кроме самого необходимого, что мы обязаны были сделать, а именно прописка, визовые дела, нам никто ничего не объяснял. Нянек нет. А ведь нам ещё было кое-что положено от социальных служб. Кому что. По обстоятельствам и возрасту. Например, всем были положены деньги на зимнюю одежду, но пока не  придёшь и не скажешь: «Дай». Никто  тебе ничего не даст. То есть  ты должен прийти и сказать что-то типа: «Я знаю. Мне положено, то-то и то-то. Дайте». Тогда, если положено, можно получить, ну, а нет - так нет. На этой почве были уникальные случаи и розыгрыши так как  люди  настолько разные и ситуации настолько не привычные, верили почти всему. И вот Боря с утра стоит и вещает, а к десяти Heim пустой. Все ринулись в социал. Боря, что-то опять наворожил.

 Но как ни странно, кто-то, что-то таки получал.  Основная масса  возвращалась конечно же с носом, но кто-то  всё же... Боря  ходил гоголем. Я говорил. И такая  картина повторялась сначала два раза в неделю, потом два раза в месяц пока Рабиновичи не уехали. Обязательно нужно представить гордость Heim(а) одесскую бабушку. У неё было хобби встречать автобусы с вновь прибывшими. Это она нас встречала. Ничего не доставляло ей столько радости как видеть отвисшие челюсти, обескураженные лица. Одна беременная дама из Питера даже грохнулась в обморок после этой встречи.

Бабулька с абсолютно серьёзной физиономией каждую неделю, а то и по два раза на неделе рассказывала о своих похождениях в город. Языкового барьера для неё не  существовало. Она не знала, что это такое. Каждый раз она, по её рассказам, знакомилась с каким-то немцем, который её водил в кафе. Угощал кофе с коньяком и предлагал проехаться куда-то с ним на его Mercedes(е), но бабушка целомудренно выпив коньяк и кофе, отказывалась и гордо шествовала в Heim. Прозвали её Сарая Одесса.

Однажды С.О. отправилась в магазин за мёдом, но как он называется по-немецки  не знала.  А что такое словарь, так боже упаси. Она подходит к  кассе, где сидит молоденькая девчушка, а как я уже говорил, каким бы магазин не был огромным, обычно один человек на кассе и один или два работника в зале. Причём по необходимости. Если наплыв покупателей, то они меняются. Что-то принести. Что-то убрать. А так никого. С.О. внятно, громко и медленно как у ребёнка по-русски спрашивает, где мёд. Девчушка хлопает глазами и естественно ничего не понимает. Она же немка и русскую речь слышит, может впервые в жизни. Но нужно видеть С.О. Ни тени замешательства на лице. Всё абсолютно серьёзно. Опять спрашивает, а на лице раздражение, что её не понимают. «Эка бестолочь, русского языка не знает, кого только набирают в магазины?» Потом она начинает с этим же выражением на лице размахивать руками, вертеть задом, жужжать и носиться по магазину. Кассирша в панике. Покупатель двинулся мозгами. Что делать? Вызывать психушку? А С.О. продолжая изображать восьмидесяти килограммовую пчелу носится по магазину. На её счастье туда зашёл парень, который в Германии уже не один год. Махом, разобравшись в ситуации, он успокоил кассиршу и показал бабульке, где стоит мёд. После  этого случая она была переименована в Пчёлку Маю. Но видимо всех этих приключений ей было недостаточно. Бабулька решила "навести красоту" и покрасила волосы в нежно розовый цвет. Мгновенно была забыта Пчёлка Мая и на свет родилась Розовая Фламинго.

И если Р.Ф. выделялась среди довольно таки пёстрой публики своими причудами, то другие тоже не были ангелы во плоти. Пример: я иду в туалет, который находится на первом этаже. Мы на втором. В коридоре меня останавливает незнакомый парень и начинает рассказывать бубы-майсы, начал он с какого-то вопроса,  слово за слово и вот я стою уже двадцать минут, и слушаю его историю. А конца не видно. Но, ведь я шёл в туалет, а прерывать человека на самом интересном вроде бы как не вежливо. Через полчаса я понял, если буду продолжать оставаться вежливым, Люське придётся стирать мои штаны. Наплевав на всё, я ринулся в туалет и когда через некоторое время вышел оттуда с просветлённым лицом, что вы думаете? Он  ждал меня в  коридоре. Через два с половиной часа, оказавшись дома, выслушал резонный вопрос жены: "Ты что? Проглотил километра два верёвки? Или ходил в центр города в общественный туалет. Если так, ты должен был вернуться час назад. Где тебя носило?". После этого случая сей молодой человек, получил от меня прозвище «Грузила», которое, как ни странно прижилось, и народ даже не знал его настоящего имени. Я сам его узнал лишь на курсах немецкого языка, куда мы ходили в одну группу.

В Heim(е) публика собралась самая различная. До нашего приезда там жили около пятнадцати семей из различных точек СССР, но в основном с Украины. В наш заезд верховодила одна группа семей из Кременчуга. Их было четыре. Три семьи близких родственников: папа, доча, сын и одна семья, двоюродная сестра сына. Все остальные были сами по себе, но в принципе это верховодство так уж особо и не проявлялось. С одной стороны они были общительными людьми, с другой никого к себе близко не подпускали. Шуточки, улыбочки при абсолютно холодных глазах. Дальше на контакт идти не хотелось, а четыре семьи это десять человек в трёх поколениях. Не так уж и мало, если разобраться, но более менее мирно мы соседствовали.


Продолжение http://www.proza.ru/2009/12/11/1466