Я черный трепетный рояль

***
Я черный трепетный рояль.
Звучу прозрачно
в редеющем лесу.
Меня заносит листьями,
пылающими перьями
жар-птиц.

Лес облысел совсем.
Обуглились стволы.
И вьюн-снежок скользит,
не тая в пальцах,
по черным клавишам,
поверхностям зеркальным
и вносит тишину.

Совсем зима.
По грудь увяз в сугробе.
Хриплю, сиплю, кричу истошно
в пустыне ватной, снежной.
Чуть продышавшись, издаю
последний, чистый звук.


***
Летнее Я прозрачно и легко,
как переменный  ветер в облаках,
как светлый дождь,
как солнце между крон,
как белое вино
в невидимом сосуде.
Летает между небом и землей
и обретает невесомость
при погружении в воду.

Осеннее Я ломко и тревожно.
Покрыто инеем с утра.
А к вечеру заметено листвой.

***
Зимнее Я горячее летнего.
Когда снаружи глухо и темно,
надо поддерживать огонь внутри:
бредешь ли в городе под ветром
как дрожащая свеча,
и, войдя в дом из полуночной мглы,
повсюду разом зажигаешь свет
и раскаляешь докрасна духовку,
или со всеми вместе на морозе
танцуешь у костра,
пьешь, обжигаясь, из железной кружки
дымящийся глинтвейн,
или следишь, как снег без звука
струится за окном --
всегда тебя согреет уголек,
мерцающее Я.

***
                Соне
Младенец -- розовый бутон,
в нем свернут звездный мир.

Ты наблюдаешь, не дыша,
как распускаются в улыбку
щечки-лепестки.
А глазки смотрят
из космических глубин,
откуда только что младенчик прибыл.

Так и вращался бы в круговороте нежном
шитья подгузников и глаженья пеленок,
молочных запахов, кормлений и гуляний,
купанья и лелеемого сна.
Крутился бы на карусели
из осликов, бычков, собачек, заек.
Следил за ростом стебелька.
И ждал цветения -- младенческой улыбки.

***
Не думай,
будто это я
с тобой здесь говорю
и растворяю руки
в пене мыльной.
По бледным улицам скитаюсь,
в трамвае дребезжу,
вхожу и выхожу
в расставленные двери.

Я в черном космосе,
где вечный гул и свист,
на призрачной Луне
и под водой стеклянной,
в гостях у кротких рыб. 

А здесь я ничего
не вижу
и не слышу.
Лишь выдыхаю
изредка
слова — 
не разнимая
губ,
не открывая
глаз.


***
Удачное начало дня:
чуть приоткрыть глаза,
дать им привыкнуть к свету.
Растения напоить.
Животных напитать.
Достать из раковины
зазевавшегося паука,
чтобы его не смыла
жгучая струя.

И неудачное начало дня:
Встать, не проснувшись.
Втиснуться в трамвай.
В присутствии занять
позицию в углу.
Держать глаза
распахнутыми настежь
и созерцать
чужие спины-валуны.


***
Когда идешь один
под беспробудным дождем
в середине осени
натянув капюшон
накануне ночи
между влажных огней светофоров
по их бликам на черном асфальте
можешь даже не ощущать
никакой горечи


***
Здесь вечно возвращается
зима.
И воскресает снег,
но не из пепла –
из воздуха,
из неба,
из капель дождевых.

Вчера уже открылась
ржавая земля.
И солнце объявилось.
И пропели птицы.
И прозвучали свежие цвета:
оранжевый и желтый,
голубой и синий.

Сегодня вновь –
стерильность, белизна.

Наверное, здесь просто
нет конца.
Все только начинается
и бесконечно длится –
зима, дорога, дождь.
Гуденье тока в проводах.
В ушах звенящая
тоска.

***
Я б вышла на мороз
босой и неодетой.
Ступила бы
на жгучий снег.
И превратилась   
в столбик ледяной.
Ушла б под воду,
в гулкие глубины,
Бесслезным сном
забылась.

Но жаль зародыши стихов --
погибнут безвозвратно.

***
Весна без солнца здесь,
без цвета,
и без звука.

Немое черно-белое кино.
Плавленье сизой глины.

Изнанка пепельной
зимы,
ее окурки и объедки.
Помои, выплеснутые
из окна.

Бесцветные дожди.
Безглазые закаты
и рассветы.
И слишком долгое
отсутствие листвы.

Что здесь любить?
Лишь призрачность,
прозрачность.
Лишь ощущение
небытия.

***
И осень здесь без пламени,
без искр.

Деревья-призраки.
Погасшая трава.
И листьев бледные останки.

Днем – беспросветность.
Ночью – лунный лай собак.

Вода остекленевшая.
Дымящееся небо.
И горечь на губах.

Чего здесь ждать?
Лишь снежного забвенья.
Лишь обезболивания
до весны.

***
Нет, мертвых нет нигде.
Ни в небесах бесплотных,
ни под землей глухой.

Их нет в телах
едва покинутых
и тотчас затвердевших,
как матовый оплывший
воск свечи.
Чье пламя упорхнуло
с выдохом последним.
Изверглось с кровью –
лавой, хлынувшей из жерла
и загустевшей
на разомкнутых губах.

В могилах мертвых нет.
Там скорлупа
хрустящая.
Змеиная, пустая кожа.

А в небесах лишь солнце,
облака,
луна да звезды.

От мертвых остается только взгляд.
Он луч блуждающий,
что ниоткуда никуда направлен.
Но иногда ты чувствуешь,
как он скользит
по твоему лицу.

***
Я не кажусь себе
ни шелковой травой,
ни деревом безлистым,
ни цветком.
И никогда не ощущаю себя
мерзким насекомым.

Зато во мне отверстие
сквозное,
просверленное сзади,
со спины,
зияющее спереди,
под левой грудью.

Его не замечают доктора,
не ощущают, прикасаясь, руки.
Но я-то чувствую:
в нем свищет ветер
или гудит взволнованный поток,
или клинок сидит по рукоять.

А иногда его затягивает илом --
в особо суетные дни — 
или в мороз вдруг схватывает
льдом.
Но ил относит по течению
кровь,
лед плавит
ровное телесное тепло.

Лишь бы оно
не слиплось изнутри,
не заросло бы жилами,
не скрылось
под розовой
блестящей кожей.

***
АКВАРИУМ
Когда всплываешь на поверхность
по утрам
под трезвый белый свет
и жмуришься,
и обрастаешь на ветру
гусиной кожей — 
одно желание:
вернуться в глубину.
Покоиться
в зеленой сонной мгле
меж гибких водорослей
и прекрасных рыб.

А иногда весь день
проходит под водой
И темный свет небес
не достигает дна.
Деревья — водные растения,
их корни — в донном иле,
их кроны шевелит течение.
А мы — немые рыбы
с круглыми глазами.

В эти подводные часы
Некто безмолвно наблюдает нас.
Как мы следим за рыбами,
включив подсветку,
и восхищаемся
их трепетной окраской,
а также водорослями,
что мерцают изнутри.