лучшее стихотворение

Ночь. Небо глубокого иссиня-черного оттенка виднеется за окном, оно своей массой заполняет каждый уголок в комнате. Рассеянный свет лампы на столе разгоняет темноту, освещая человека за столом. На часах около полуночи.
Человек склоняется над тетрадью, он что-то страстно пишет, быстро бегая ручкой по строкам. Вот он останавливается на мгновение, мотает отрицательно головой, зачеркивает что-то, жирно размазывая чернила по свежим еще буквам, уничтожая фразу, и пишет дальше, склоняется еще ниже. Помимо тиканья часов , шуршания ручки по бумаге и сбитого, восторженного дыхания человека , с головой ушедшего в работу, в комнате царит тишина. Стол, единственное, что мы можем видеть, завален исписанными листами бумаги, тетрадями, книгами, посреди этого нагромождения макулатуры высится лампа, да и не лампа даже, а лампочка на изогнутой ножке, сбоку , на самом краю стола, виднеются часы, чудом кажется остающиеся на месте, так как находятся они, судя по виду, в положении «сползающем». То ,как человек кусает губы, морщит лоб, сдвигая брови, и то, что он время от времени останавливается, зажмуривает левый глаз и перечитывает написанное, а потом с еще большим рвением бросается писать дальше, все это выдает в нем писателя или же поэта, но по крайней мере человека творческого. За окном проезжает машина, свет ее фар призраком скользит  по стенам комнаты, на мгновение освещая интерьер, и можно заметить множество шкафов или чего-то ,что похоже на шкафы, уверенным до конца быть нельзя, потому что все уже опять погрузилось во тьму. Вот человек шумно выдыхает, выхватывает из-под ручки, дописывающей последнее слово, тетрадь, и с гордостью смотрит на написанное, перелистывает страницу, улыбается и читает то, что там. Потом аккуратно пристраивает тетрадь на столе и потягивается, чешет рукой, в которой все еще зажата ручка, щеку , покрытую двухдневной щетиной. На щеке остается  длинная линия , человек бросает ручку и с досадой трет щеку, безрезультатно пытаясь стереть чернила. Затем, роется в бумагах, наваленных на столе и откапывает допотопный, с дырочками-цифрами, телефон. Сбиваясь и застревая пальцами в дырочках, набирает номер. В тишине слышны долгие гудки из трубки возле его уха. Наконец на том конце отвечают. Голос человека громкий и оживленный, можно даже сказать возбужденный. В оконное стекло, привлеченный светом лампы, бьется мотылек.
«Привет. Ты что, спишь что ли? Что? Знаю ли я, который час? Какая разница! Да нет, ты послушай, послушай. Да не ори ты. Послушай, лучше. Я. Я написал лучшее свое стихотворение. Ты меня слушаешь? Эй! Не спи там. Я говорю, я написал лучшее стихотворение! Да! Оно… ты должен послушать. Тебе понравится. Что? Да забудь ты про время! Тут такое, а ты… Да говорю же, оно лучшее! Ты должен, просто обязан прийти ко мне завтра утром. Я тебе его прочитаю. Да. Лучшее! Ты все сам услышишь. Только как можно раньше, как только проснешься… Или нет, приходи прямо сейчас! Что? Ну хорошо, хорошо. Завтра. Да. Ладно. Хорошо. Ага.»
Человек кладет трубку и устало трет глаза. Какое-то время наблюдает за тщетными попытками мотылька разбить своим маленьким тельцем стекло и пробиться к манящему свету. Затем человек порывисто встает со стула и выходит из круга света, куда-то в темноту комнаты. Слышен протестующий скрип пружин кровати, а потом только тиканье часов, спокойное умиротворенное дыхание спящего человека и стук упрямого мотылька в окно.
Рассеянное утреннее солнышко светит в окно, заливая комнату мягким ласковым светом. Сама комната, небольшого размера, и правда заставлена шкафами с книгами, книги также стоят высокими стопками возле шкафов и по углам, и даже одну отсутствующую ножку стола заменяет такая стопка. Везде по полу разбросаны предметы одежды и скомканные листы бумаги. В углу у стены стоит кровать, на которой, раскинув руки и приоткрыв рот, спит человек. Под потолком, выделяясь из общей атмосферы творческого бардака, висит, поблескивая на солнце прозрачными свисающими капельками, вычурная шикарная люстра. Бесполезная теперь, лампа на столе до сих пор горит, окрашивая искусственным светом кучи бумаги прямо под ней в желтый цвет. Вот в комнату проникает солнечный зайчик. Сначала он прыгает по стенам и полу, но потом, видимо найдя это занятие не слишком интересным, перемещается на лицо человека. Человек морщится , чихает и просыпается. Широко зевает. Встав с кровати с удовольствием потягивается , идет к столу и выключает лампу. Берет тетрадь, в которой вчера писал и улыбается широкой улыбкой довольного жизнью человека. На щеке у него до сих пор линия чернил. Человек садится и начинает читать. Солнечный зайчик запрыгивает ему на плечо, а потом и на лицо. Пока человек читает, улыбка начинает бледнеть, становится неуверенной, а потом и вовсе исчезает. Солнечный зайчик путешествует у человека по лицу, но тот этого не замечает, погруженный в чтение. Теперь он уже лихорадочно бегает глазами по строкам, словно пытается найти  там что-то. Брови удивленно поднимаются, он задумчиво смотрит в окно, сквозь которое видно ярко-голубое  небо, подсвеченное теплым светом солнца, какое бывает только весенним утром, и его лицо озаряет улыбка. Но он опускает глаза в тетрадь и на лице огорчение, злость, затем ужас. Губы человека дрожат, неслышно шепча слова. Он резко закрывает глаза, крепко сжимает их и нервными пальцами на ощупь вырывает исписанные листы из тетради. Человек рвет бумагу в клочья, все мельче и мельче, пока уже становится не что ухватиться. Открыв глаза, он резко встает, открывает окно. В комнату врывается свежий порыв ветра, со стола взлетают листки бумаги и летят на пол. Человек выкидывает наружу все до единого клочки стихотворения, падает обратно на стул и роняет голову на руки. За окном слышна жизнь: проезжают машины, разговаривают люди, поют птицы, деревья шелестят листвой. Солнечный зайчик спокойно сидит на столе. Звонок в дверь, человек не двигается.