Глава 9. Голубой Эдичка

Чудинов  ушёл в очередной запой и появился на вахте только под вечер. Случалось это с ним приблизительно раз в месяц, но кроме периодических запоев, он ещё каждый день пил, как он это называл, на брудершафт.
В цехах у него имелось множество знакомцев, у которых всегда был запас спирта, или, в крайнем случае, пива.
Чудинов регулярно совершал визиты по злачным местам и к концу дня изрядно набирался. Во время запоев деньги заканчивались и на брудершафт  наливать переставали. 
Так и в этот раз, Чудинов, демонстрируя показательные страдания, вслух перебирал всевозможные варианты денежных субсидий и спиртовых кредитов.  Наконец, он стукнул себя по лбу и воскликнул:
- Эврика! Знаю, кто нам денег даст! Сегодня же смена голубого Эдика! Он теперь один на вахте. Эта дура Желгунова  прогнала его, а теперь локти кусает. У этих педерастов денег, как грязи.
Эдик  - человек- загадка. Слесаря при его появлении прекращали разговоры, многозначительно переглядываясь и, толкая друг друга локтями в бок, прыскали в кулаки. С женщинами было всё не так просто. Женская часть кочегарки разделилась по отношению к Эдику на две неравные части. В первой части были чёрная и белая вдова. Они относились к Эдику, как зайцы к потерявшему зубы волку, а во второй половине была Желгунова. Она относилась к Эдику, как  рыба-прилипала к больной акуле, которую держат в океанариуме из жалости.
Желгунова работала с Эдиком  в одной смене. Она была многодетная мать-одиночка, и Эдик старался по возможности подменять её и даже помогал, чем возможно . Желгунова же напротив при любой возможности старалась уколоть его:
- Эдичка можешь выручить меня? - кричала она своим громогласным голосом.
- Могу, - отвечал Эдик.
- Всё ты можешь, кроме одного, - с ухмылкой подмигивала Желгунова.
Но Эдик, казалось, всего этого не замечал и был  неизменно доброжелателен и ровен в общении со всеми. Желгунова же упорно искала повод для ссоры и, в конце концов, ей это удалось.
Обычно Эдик  отпускал Желгунову домой чуть пораньше, чтобы она успела проводить детей в школу, а тут   вернулась за чем- то и обнаружила Эдика, дремлющим за столом. Вздорная баба подняла шум, написала  докладную на имя начальника, и что же  она в результате с этого получила? Её перевели в другую смену, да ещё ученика навязали. А с учеником какая работа, ни отдохнуть, ни расслабится.
Чудинов, как раненный зверь, метался по стеклянной будке.
- Где же этот Эдик-педик, - повторял он, хватаясь за  голову.
Устав от ожидания, он сел за стол в позе роденовского мыслителя, хотя вряд ли  в таком состоянии его могла посетить хоть какая завалящая  мысль. В голове Чудинова, навязчивой занозой саднило только одно: «Где взять денег».
Мне представляется, что Роден, слегка преувеличил значение этой позы в мыслительном процессе. Известно, что математик Кардано, для активизации мыслительного процесса, становился на голову. Архимед принимал ванны.
Я взял журнал, чтобы записать показания приборов и тут послышался необычный голос Эдика:
- Здравствуйте, кого не видел, - произнёс он, входя в будку.
Одет Эдик был в голубой, бархатистый пуховик хорошего качества, на ногах дорогие кроссовки и спортивные брюки – настоящий  "Адидас". Светлые волосы аккуратно подстрижены и зачёсаны на лоб. Кожа чистая, черты лица мелкие, серые. Глубоко посаженные глаза его не портили, а наоборот придавали лицу проницательное выражение. Алые губы были несколько тонковаты, но на них почти всегда блуждала приветливая улыбка, из-за чего вокруг глаз, как у часто смеющихся людей собирались мелкие морщинки. Тонкий, прямой нос придавал лицу благородство. Но  голос…
Из-за этого голоса его и недолюбливали. Нет, голос совсем не был жеманным, каким обычно говорят на голубом глазу телепедики. Это был тенорок вечного пионервожатого, неподвластный  времени. К тому же у Эдика на красиво очерченном подбородке совсем не было признаков растительности, а только небольшая родинка, и, в отличие от большинства обитателей кочегарки, у которых под ногтями чернел ободок чернозёма, толщиной в несколько миллиметров, ногти Эдика блестели перламутром, а губы подозрительно алели.
Увидев Эдика, Чудинов вскочил с места и бросился ему навстречу, по ходу бормоча елейным голосом:
- Выручай, Эдичка, стольничек до завтречка.
Эдик виновато улыбнулся:
- Тебе уже, по-моему, хватит. К тому же ты мне ещё за прошлое не отдал, - доброжелательно сказал он.
Тут Чудинов, рванув на груди рубаху и вплотную приблизившись к Эдику, заорал, резко переходя от заискивающего елея с уменьшительно-ласкательными суффиксами к агрессивно-быковатому напору.
- Ну так дай ещё для ровного счёта.
-   Да нет у меня денег, - печально вздохнул Эдик. Я вот сейчас по дороге кассету купил.
Он зачем- то достал из кармана кассету и предъявил почему- то мне.
Чудинов, схватив себя за горло, трагически  возопил:
- Ну так трахни меня, в конце, концов, только дай денег.
Эдик попытался перевести разговор в другое русло, и,  обращаясь ко мне, спросил:
- Видели, что с баксом творится? Сейчас мимо ченча проходил, так опять скакнул! - посетовал Эдик.
-  Это хорошо,- сказал я, зарплата- то у нас к доллару привязана.
- Вы думаете? -  с сомнением покачал породистой головой Эдик.
- Уверен, - заявил я тоном диктатора. 
Эдик достал сотню, молча протянул Чудинову, и тот мгновенно испарился.
Мне стало стыдно за безобразную выходку Чудинова, и, чтобы как-то сгладить впечатление, я с сожалением сказал:
- Трезвый - совсем другой человек.
- Да, раньше он таким не был, - задумчиво произнёс Эдик.
- А каким был? - искренне заинтересовался я.
- Вы знаете, когда он только появился, я подумал: "Вот настоящий человек из народа, с богатой биографией; всю страну объездил, побывал на БАМе. Практически без образования,  до всего дошёл своим умом, тот, кого на западе называют - "сэлф мэйд". Он  по ночам читал серьёзные философские трактаты.
-  А  его инквизиторские теории - это конечно следствие ночных бдений над философскими трактатами? - съязвил я.
-  Да нет, тут другое. Мне кажется, жена его мутит. Она у него сектантка. Он тоже посещает собрания сектантов, хотя раньше мне казалось, что мыслит  вполне критически. Но теперь как знать, как знать…
- А зачем ему это надо? – спросил я.
- Не знаю, может опыта набирается. Он ведь и сам вполне мог  основать и возглавить какую-либо секту. У него, как у типичного шизоида-маттеуса очень мощная энергетика.
- Да уж, энергетика. Он же алкаш! - удивился я.
-     Многие адепты герметических обществ входили в состояние транса с помощью наркотиков, глюкогенов, алкалоидов, хотя на самом деле власть  и есть самый сильный наркотик.
- Скажите, а кто такие маттеусы? – поинтересовался я.
-   Маттеусы - очень специфическая группа  людей с определёнными, не всегда резко выраженными психическими расстройствами, но всегда определённого психотипа. Их изучением занимался итальянский психиатр-криминалист Чезаре Ломброзо. Он изучил тысячи маттеусов и пришёл к выводу, что при определённых условиях,  они  кажутся вполне нормальными. А во времена социальных катаклизмов  могут достигать небывалых высот в общественной и политической жизни. Зачастую маттеусы становятся политиками, главарями сект и даже взлетают на вершины государственной власти. Для них характерна холерическая активность, страсть к длинным речам и чрезмерная жестикуляция.
 При определённых стечениях обстоятельств Чудинов мог бы стать политиком, публицистом и может быть даже писателем, но жена внушила , что он создан для власти, а она имеет на него решающее влияние.
-  Нет, и никогда не был. Я, видите ли неплодовит, у меня синдром евнуха.  Слыхали о таком? В детстве. когда гостил у бабушки в деревне  неудачно упал с печки, в следствие чего меня частично кастрировали.
-   Как это- частично? - не понял я. 
-  Удалили часть мошонки. Отсюда и столь характерный голос, и  отсутствие нательной растительности . Зато у меня может присутствовать  неутолённая страсть. Читали Рочистера "Несовершенное наслаждение?» Некоторым дамам это весьма нравится, так что недостатка в женском общении я не испытываю, - с печальной улыбкой произнёс он.
Эдуард был родом из Соснового бора - небольшого городка в ленинградской области на  берегу Финского залива. Город был известен атомной станцией и Андерсенградом.
Эдика воспитывала мама. Отца он не знал. На лето его отправляли в деревню к бабушке. Во дворе и детском саду Эдик дружил только с девочками. В его игрушках вместо машинок и пистолетов   были куклы. Когда Эдик пошёл в первый класс, мама вышла замуж.
Отчим оказался суровым мужчиной. Он сразу почувствовал, что с Эдиком, что-то не то и решил сделать из него настоящего мужика.
Во дворе мальчишки обижали Эдю и, заметив это из окна, отчим  выскочил на улицу и сказал Эдику, указывая на обидчика: "Ну-ка, врежь ему как следует!". Но Эдичка, потупив взгляд, как девочка,  переминаясь с ноги на ногу, ответил отчиму: "А я не заметил, что он меня обидел". Отчим, махнув рукой,  ушёл домой.
Когда Эдик  подрос, он начал читать книжки, да не просто "про шпионов" или "про войнушку", а "Большую Советскую энциклопедию", "Книгу о вкусной и здоровой пище". За обедом  он одну салфетку подвязывал за воротник рубашки, а другую клал на коленки, при этом активно апеллируя к ножу и различным видам вилок. Мама работала портнихой и не могла нарадоваться на  сыночка. Иногда подолгу, с любовью наблюдая за ним, она  восторженно восклицала: "Откуда только что берётся". А отчим наоборот давил косяка, видя,  как Эдик  с помощью ножа и  вилки, разделывается с котлетой и крохотными кусочками отправляет пищу в рот. Не выдержав, отчим в чрезвычайном раздражении бросал ложку в тарелку с недоеденным борщом, и, с ненавистью глядя на Эдика, говорил: "Что ты как жимолость какая ешь!"
Сам отчим ел с громким причмокиванием,  вслух нахваливая еду. "Громкая еда у других  аппетит отбивает", - скромно прикрыв длинные ресницы, тихо, но уверенно произнёс Эдик. "Я ем своё, заработанное, громко ем, для того, чтобы показать хозяйке, что вкусно, а ты, как тихушник,  будто ворованное ешь", громогласно заявлял отчим. Эдик встал из-за стола и, поблагодарив маму,  ушёл в свою комнату.
- Видала, какая  цаца, слова не скажи, - гремел ему вслед отчим.
Мать бросалась на защиту своего любимца:
- Что ты к нему цепляешься. Мальчик культурным растёт.
- Культурным, то культурным, да только с другой стороны. Посмотришь на него, так с души воротит, -  вскипел отчим.
- Это потому, что он тебе не родной, - рыдала мать.
- Не в этом дело. Это потому, что его Эдиком назвали, и с малых ногтей вокруг  мамки да  бабки. Вот он и стал, как девка. Отчим опрометью выскакивал из-за стола и шёл пить пиво с друзьями.
У Эдика была старшая сестра. Он делил с ней  маленькую комнату. В большой жил отчим с матерью. Сестра, в отличии от Эдика ,была бойкая. Она училась в ПТУ на маляра-штукатура и часто приводила в их совместную комнату подружек-пэтэушниц.
Эдик жаловался маме, что сестра вместе с подругами разрушает его трепетное отношение к женщине. Мать вызывала сестру на беседу, но после этих бесед сестра вместе с подружками ещё пуще распоясывались. Дело дошло до того, что они с диким хохотом  демонстрировали Эдику свои прелести. Это называлось у них познакомить с чебурашкой. Эдик моментально заливался краской и убегал из комнаты. Потом сестра всё реже и реже стала появляться дома, пока совсем не исчезла. Таким образом комната всецело перешла в его распоряжение.
Он целыми днями просиживал за книгами по истории, психологии и философии, почти не выходя из комнаты. Но длилось это счастье  недолго. После восьмилетки отчим отдал его в суворовское училище. В училище ему, как ни странно понравилось: строгий распорядок, дисциплина, хорошие учителя и даже бальные танцы.
После Суворовского училища была прямая дорога в военные. Однако военным Эдичка становиться не хотел. Он мечтал поступить в университет на мехмат.
 По окончании училища Эдик вернулся домой, чтобы готовится к поступлению в университет. Дома почти ничего не изменилось. Мать работала портнихой, отчим трудился электриком на ЛАЭС, а вот сестра неожиданно продвинулась по комсомольской линии.
В университет Эдик не поступил, не добрал проходной бал. Для поступления нужно было целенаправленно готовиться загодя, ходить на курсы, участвовать в олимпиадах. На казарменном режиме в училище всё это было весьма проблематично.
Эдик подал документы в институт точной механики и оптики и его приняли.
Он переехал в общежитие. Кроме него, в комнате было ещё трое. В студенческом братстве его отличия не так бросались в глаза, к тому же он значительно вытянулся, сделался смугл и мускулист, правда, голос был всё такой же высокий, а борода по прежнему не росла.
По окончании института его распределили в конструкторское бюро при ЛОМО. После защиты диплома, он приехал домой в отпуск. На этот раз дома его ждали  перемены.
 Началась перестройка. Зелёные собирали подписи для закрытия атомной станции, отчима уволили с ЛАЭС за пьянку. Сестра ушла из райкома комсомола и устроилась маникюршей. Отчим неожиданно проникся к Эдичке, ещё бы, в люди вышел.  Капая пьяными слезами на эдичкино плечо,  он с болью в голосе рассказывал о судьбе сестры:
- Представляешь, Эдуард, она ведь с такими людьми общалась, с инструкторами райкомов, а теперь что, -он надолго задумался, вспоминая название сестрёнкиной профессии, и, наконец после трагической паузы выдал: "Ногти стрижёт !".
Не догуляв положенного последипломного отпуска,  Эдичка попрощался с мамой и досрочно вышел на работу.
Ему выделили койку в общежитии ЛОМО. Коллектив конструкторского бюро почти сплошь состоял из замужних, молодых женщин. Они, конечно же, сразу обратили  внимание на красивого, молодого специалиста, да ещё  и неженатого.
Естественно, что многие девушки пытались завязать дружбу с Эдиком, но он никому не отвечал взаимностью, и вскоре они отступились.
В начале девяностых  в ЛОМО произошли значительные сокращения. Эдик  написал заявление по собственому желанию и,  выписавшись из общежития, устроился оператором на пивзавод.
Платили там хорошо, и он даже снял однокомнатную квартиру. На котельной  работали  три женщины. Чёрная и белая  вдова и ещё одна женщина - многодетная мать-одиночка. От чёрной вдовы мужья  уходили на тот свет, а от белой просто уходили. Все трое начали строить на видного  жениха дальнозоркие планы. Эдик оставался непоколебим.
Когда грянул дефолт, Эдик  вместе с Чудиновым попал под сокращение. Чудинов продал квартиру и уехал вместе с женой в деревню.
Сестра Эдика. поработав некоторое время в салоне красоты, наработала собственную клиентуру, арендовала помещение и открыла собственный салон. Она взяла Эдика на работу визажистом.
В результате дефолта у многих женщин появились психологические проблемы, а Эдик, хорошо  зная психологию, совмещал визаж с психоанализом и был весьма популярен у зажиточных дам. Всё его рабочее время было расписано на месяц вперёд.
Эдуард Иванович купил машину, квартиру и женился на девушке вдвое младше себя.