У Христа на ёлке

Рождественская история

Это рождественская история, поскольку произошла она под Новый год. Эта история про маленького мальчика, который, как и мальчик из рассказа Достоевского, попал к Христу на ёлку. Я придумала эту историю от начала и до конца, любые совпадения с реальными событиями, реальными мальчиками, случайна. Но любые случайности не случайны…

Ему было всего шесть, в пять он потерял маму. Она болела, потом умерла. Он очень горевал, так же как и отчим, который заливал своё горе водкой. Отчим невзлюбил малыша сразу. Но когда остался с мальчиком сам, без матери ребёнка, он будто с цепи сорвался. Отчим избивал мальчика, кричал на него... В один момент мальчик не выдержал и сбежал из дому. Так он стал бродяжничать, пополнив ряды маленьких бомжат.

Сердце моё, когда набираю этот текст, разрывается от боли, я уже знаю что будет дальше, чем всё закончится. Я не хотела писать этот рассказ, ужасов и так хватает в жизни, а когда какой-нибудь кошмар реально представишь, во всех подробностях, то просто становится непереносимо тошно... Спрашиваешь себя, так зачем, зачем это писать? Да потому что, любимые мои читатели, потому что мальчик этот так живо стоит передо мной, что я просто не могу не написать про него. Он стоит и смотри. Смотрит и молчит. Глаза его полны немой печали и я вижу как в его глазах стоят слёзы и как он сдерживает себя чтобы не разрыдаться...

Произошло это под Новый год или под Рождество, как хотите. Именно в такие рождественские дни больше всего ощущаешь дух праздника, дух Рождества, дух сказки. Мальчик тоже чувствовал эту сказочность, бродя по красивым широким улицам большого города. Ему было почти не холодно и он почти забывал о голоде, когда рассматривал огромные витрины, которые украшали ёлки, манекены, куклы, сияющие гирлянды… а ещё были шары, такие красивые огромные шары. Он вспоминал, как украшал с мамой ёлку, совсем недавно - год назад, и вдруг боль пронизывала его, он присаживался на корточки, вытирая слёзы, катящиеся из глаз.

В одной подворотне его давно заприметила местная компания пацанов, которая, только завидев его, начинала улюлюкать, кричать, издеваться и прогонять. Однако в это вечер, то ли и на пацанов подействовал дух праздника, то ли алкоголь сделал их добродушными и снисходительными, но они не стали прогонять его со двора когда он искал бутылки, а, подойдя к нему с улыбками, предложили отметить с ними в подвале праздник. Они говорили, что сами нарядили там ёлку и что мальчика ждёт сюрприз под ней, подарок от деда Мороза. Как загорели глаза малыша, как он весь засиял от счастья! Он, забыв обо всех предосторожностях, двинулся за ними…

Когда дверь захлопнулась, и путь к отступлению был отрезан, мальчик понял что попал в западню. Не было никакой ёлки. Не было никаких подарков. Не было никакого стола. Праздновать никто не собирался. И как он ни молил его отпустить, как он ни плакал, его не отпускали. Сначала его толкали и смеялись. Потом кто-то схватил бутылку и попытался разбить её об голову мальчика. Бутылка с первого раза не разбилась, что вызвало какую-то остервенелую злость в том подростке, что пытался её разбить. С третьей попытки она разлетелась в клочья, а у мальчика из раны на темени начала сочиться кровь.

Но этого, почуевшей запах крови, толпе было мало. Им хотелось чего-то более зрелищного, чего-то более извращённого, чего-то такого, что можно было снять на свои мобильные и показывать с гордостью друзьям. И кто-то предложил… инсценировать житие Иисуса. Историю рождения отбросили как неинтересную, потому взялись инсценировать страсти Христовы. На импровизированный крест, сколоченный из оконных рам, был положен зарёванный ребёнок с рассечённой головой. Аккурат как в фильме, ему в ручонки были воткнуты ржавые гвозди, которые вбивались кирпичами. Кирпич крошился, гвоздь неохотно входил в плоть ребёнка. Чтобы истошных криков не было слышно, в рот затолкали грязную тряпку. Ноги решили примотать проволокой, потому что продырявить насквозь ногу было труднее, чем ладошку.

Мальчик уже не ревел. Слёз уже не осталось. Боль пронизывал его с такой силой, что он даже не мог стонать. Его сковал страх. Он смотрел распахнутыми глазёнками на то, что происходило… Кто-то стоял и снимал на мобильный, распятого лежащего на досках мальчика, кто-то присев рядом позировал и подставлял рожки. Кто-то вышел. Кто-то смеялся, кто-то пил водку и матерился. Веселье было в самом разгаре.

Мальчик смотрел обезумевшими от боли глазами на эту вакханалью. Сердце гулко отдовало в груди. Буквально выскакивало. Что будет дальше?..

А дальше как кадры в замедленном действии… тот, кто вышел на улицу вернулся. Вернулся с канистрой. И на мальчика полился бензин. Мальчик начал дёргаться из последних сил, биться всем телом, превозмогая боль в кровоточащих ладошках. Немой крик о помощи рвался из его груди и замирал в забитом кляпом рте. А пьяная, сплочённая ненавистью и злорадством толпа куражилась. Такой забавы они ещё не устраивали. Кошек забивали камнями – было. Собаке ноги переломали – тоже. Избивали кого-то ногами – и это было. Но вот это, происходящее сейчас на их глазах, было так великолепное в своём высочайшем полёте извращённости, что глаза их горели лихорадочным блеском. Такого придумать нарочно не получилось бы. Как всё сложилось то!.. Ведь этого ребёнка им сам бог послал, ведь его и искать никто не будет! И убить такого не жалко, потому как это не человек!

Завораживающие кадры. Глаза ребёнка. Ни слезинки. Только осознание. Даже не страх. Даже не боль. Даже не безумие. ОСОЗНАНИЕ… и пламя. Пламя, охватывающее руки. Ноги. Всё тело... и голову. Пылает лицо. Детское личико. Глаза. Глаза ребёнка.

Неистовая боль. Пронизывающая и сжигающая. Сознание мечущееся в агонии, заключённое в оболочку тела которое пылает. Боль вспышками вонзается, раздирает, перерастает некие пределы болевого порога и… и вновь нарастает. Вскипает кровь. Лопается кожа. Но сознание не может отключиться, затухнуть. Сердце ещё бьётся. Маленькое детское сердечко. Маленький детский мозг всё осознаёт, воспринимает. До последнего мгновения, мгновения растянутого, огромной вселенской болью, в вечность.

Мгновение, в котором уместилась вечная агония - вот последнее что успел осознать мальчик.

И вдруг горящая боль, неистовые пульсации боли, вспыхивающие всё ярче, всё острее и чаще, пронизывающие насквозь, перерастают последний порог и всё как будто взрывается фейерверком. Кружится, летает. Как будто хоровод. Как будто самая яркая ёлка, самый громкий салют. Так прекрасно! И голос мамы. И Христос. Христос оживший и сошедший с креста, смотрит такими глубокими глазами, в них такая невероятная глубина, кажется, в них можно утонуть. Но мальчику уже не страшно. Мальчик научился плавать в океане боли. И его глаза сияют как глаза Христа. И боль уходит. Только праздник, только радость, только неистовая свобода. Ведь мальчик там, где его любят. Ведь он уже дома. Ведь ёлка наряжена и вот оно… Рождество!