Одесская повесть 1

Я долго подступал к этой повести. Делал разные зарисовки, составлял план, начинал писать кое-какие главы, но потом бросал. Бросал, ничуть не жалея, ведь я слишком много хотел уместить в первом варианте повести, а оно не умещалось: мои записи тянули на большой роман, ему я отдал 2 года своей жизни, но он так и лежит, не дописанный, а я не возвращаюсь к нему - пишу коротенькие рассказики и повесть, где, как мне кажется, нет ничего вразумительного, но я написал то, что хотел и писал не по заказу, а по вдохновению, вернее, я получил заказ, но от самого себя.

Я получил заказ от самого себя и ринулся в прозу, как совсем молоденький лыжник, на освоение нового маршрута. Я и сам был когда-то молоденьким лыжником, но это было далеко от Одессы - на Дальнем Востоке. Мне же захотелось написать повесть об Одессе - в память моих родителей, безумно любивших этот город. Моя мама Рая была одесситкой во втором поколении, а папа Иосиф родился в еврейском местечке довольно далеко от Одессы, но мама любила Одессу, вот и папа ее полюбил, ведь он легко перенимал мамину любовь к кому-то или к чему-то.

Я начал воспринимать Одессу в четыре года. До этого все дома, улицы, переулки были для меня всего лишь массой, через которую вела меня мама Рая, словно она в этой массе легко делала проходы, а только потом вела меня за собой. Но вот мне пошел пятый год и я стал воспринимать свой дом на улице Хворостина, двор и маленький сквер, раскинувшийся как раз напротив нашего дома. В этом сквере мне особенно нравился фонтан. Мне хотелось попасть под его брызги, но мама Рая была начеку. Она в самый последний момент возвращала меня на скамейку, до которой брызги не долетали.
- Мне нравится фонтан, - говорил я маме. - Он такой любопытный и вода из него льется в разные стороны.
Возможно, я говорил не так правильно и тянул фразы, как до этого тянул со скамейки за уши игрушечного зайца. Заяц, как мне казалось, упирался, а я на него сердился. И топал ногами, но зайцу на мое настроение было начхать, а я был гордым и не хотел попросить маму мне помочь.
- Не поддается тебе зайчишка? - спрашивала меня мама.
- Все в порядке! - говорил я.

В четыре года я уже мог более-менее сносно вести беседу. Деловую, отнюдь не возвышенную. Я даже мог одновременно разговаривать с мамой, папой, бабушкой и своим плюшевым зайцем.
- Ух, как здорово мы погуляли! - говорил я папе с веселой улыбкой. - Здорово, здорово, здорово! А какое небо, представляешь! Чистое-чистое небо.
Папа мне улыбался в ответ. У него было только два самых близких человека - мама и я. Были еще мамины родственники, их было довольно много, но они к моему отцу относились по-разному, а мы с мамой его любили.
- Ты хороший! - говорил я папе. - Ты мне нравишься, потому что ты военный и мундир идет тебе. Так говорит мама, а она все знает.
Мой папа был военным врачом, но хотел поскорее выйти в отставку. Потом, года через три, я узнал, что мой папа воевал на фронте и что у него есть два ордена и несколько медалей. Мама любила его за это еще больше.
Но пока я не знал, что мой папа воевал. И вообще в четыре года я не понимал, что значит воевать.
- Гошка, в каком городе ты родился? - спрашивал меня папа.
- В Одессе, - без запинки отвечал я.
- Тебе нравится этот город? - интересовалась мама.
- Нравится и нравится, - говорил я уверенно, - не может он не нравиться, потому что он очень красив и в нем проживает много людей.

Именно в четыре года я сказал бабушке Циле, что я когда-нибудь напишу повесть об Одессе.
- Для этого ты должен стать хорошим писателем, - посоветовала мне бабушка, - потому что только хорошие писатели могут писать о нашем с тобой городе.

Бабушка Циля родилась в Балте еще до революции, но она почему-то всегда считала себя одесситкой. И начинала свои увещевания с таких слов: "Мы ведь с тобой одесситы, не так ли?"

В четыре года я подружился со своей ровесницей Таней Осариной из соседнего подъезда. Она всегда ходила в матроском костюмчике - синей юбочке и кофточке, похожей на тельняшку, но я ей не завидовал, хоть у меня такого не было. Разговоры у меня с Таней были, разумеется, очень серьезными.
- Тебе нравится наш дом? - спрашивал я у своей подружки.
- Вот еще! - отвечала она с очаровательной гримасой. - Конечно, нравится! Еще как нравится. Я даже могу рассказать, почему он мне нравится.
Когда Таня Осарина начинала говорить, остановить ее было невозможно. Впрочем, я никогда и не пытался это сделать. Я дожидался окончания рассуждений Тани и только потом подводил итог:
- Мне понравился твой рассказ.

Так моя мама всегда говорила папе. Вот я и запомнил это предложение: "Мне понравился твой рассказ".