Сашенька

Сашенька

Все только начинается. И я готова сколько угодно долго испытывать первое совокупление-целование улыбками в непонятно-каком городе. Ты помнишь как мы улыбались губами и совокуплялись глазами при первых встречах. Мир вместе с городом исчезал. И возникало ощущение вечности – не крыльев: это так банально – за спиной!
Ты говорил, что твоем возрасте думы о вечности оборачиваются страхом смерти.  И ты нередко испытывал их, позволял страху загнездиться в душе. А здесь: вечность и – свобода. Как странно, но именно таким ты остаешься в моей памяти. Ты боишься быть старым, выглядеть «старообразно», красишь волосы и не приходишь на свидание, пока над тобой не поколдует с краской в руках парикмахер-стилист.
Но ведь все гораздо проще: ты влюбляешь в себя улыбкой, ранишь в сердце случайно сказанным меткострельным словом и я – твоя. Вижу тебя, как в заколдованном зеркале: идеальным юношей, шаловливым ребенком – лицеистом-Пушкиным. Ты же не отказываешься видеть в себе именно этот идеал, даже когда к тебе просто обращаются по имени: Сашенька!
Где-то за спиной остались кудри, где-то за спиной их носит Пушкин. А как театрально (за спиной, в наспинном кармане – почти законченная «Щука») ты воспламеняешься, показываешь именно пламенность и порывистость не зрелого мастера, а именно – лицеиста. Да, ты можешь, как юный Пушкин у Ираклия Андронникова, дать пинка под зад – воображаемому или нет – обидчику, пусть даже это будет сам президент страны.
И даже лучше, если президент – ведь в таком случае у тебя устанавливается сакральная (почти каббалистическая) связь с первым лицом: как у Александра Пушкина (I) с Александром II (проверить, какой был царь в ту эпоху! вот ведь – а Пушкина и без эпохи помним), который любил говорить о нем «мой Пушкин» и не пущал за границу, чтобы не лишиться права собственности. Надо бы прочитать в конце концов твою книжку «Пушкин». Тогда ты будешь тоже «мой Пушкин».