Паша Эмильевич

Вообще-то я всю жизнь о лошадях мечтаю. Но лошадь в мою квартиру не влезет. Не поселишь же ее на балконе. Поэтому приходится обходиться так. Другими животными. Точнее – кошками. Еще точнее – котами. Потому что котят я топить не могу(слава Богу, ни разу не приходилось этого делать), а с котами этот вопрос решается просто. Вжик - чик! И все. И овцы целы (углы стен остаются девственно чистыми) и волки сыты (не блажит по ночам и всем доволен). Поэтому с котами мы всю жизнь живем вместе. А что – хорошее животное. Мягкое, уютное. И всё - живая душонка, хоть и маленькая. Тебя любит.
Вот из таких соображений мы уже четвертый год живем в одной квартире с Тасиком. Вернее – он с нами живет. Он – самый обыкновенный, помоечной породы котейка, не слишком крупный и не самый умный. Купила я его 1 января, сразу после новогодней ночи за 5 рублей у неопрятной женщины. Засунула за пазуху и понесла лопоухого тощего раскоряку домой. Он отчаянно пищал под шубой, звал маму, но она не приходила. И поэтому он орал все громче и жалостней. Невдомёк ему было, бедолаге, что в родном-то доме он сильно недоедал, потому что худая как анатомический экспонат кошка была не в состоянии прокормить молоком шестерых своих детей. Котята уже были большенькие, но «сердобольная»  хозяйка их ничем не докармливала.

Принесли мы Тасика домой (тогда у него еще не было ни одного имени; сейчас их несколько), и поставили перед ним на выбор 4 тарелки с разнообразной едой. Бедняга с трясущимися ногами по очереди кидался к источникам аппетитных запахов и жадно чавкал. Кушал он с перерывами на отдых несколько часов. Когда его крохотный живот стал походить на туго набитый барабан, а от пирога с рыбой у него случились рвотные спазмы, я поняла, что надо заканчивать кормежку, а то неровён час малыш лопнет.

 И настала у Тасика райская жизнь.
Теперь он мог валяться где ему хочется, драть обои как ему заблагорассудится, а про голодные времена он и вовсе забыл, как будто их и не было никогда. Он заимел в своем кошачьем хозяйстве зеленую кошачью «будку», розовую прогулочную шлейку, в которой он ходил пугать голубей во двор, кучу игрушек на веревочке и без, красный свитерок с балаболками и  собственную двуспальную кровать, чтобы спать ночью. Днем он спал везде, где мог влезть: в шкафу, например.  А ночью – только на кровати. Причем, - часто под одеялом. Не разрешалось ему делать только одну вещь – писать и какать мимо горшков с нарисованными кошачьими головами. Горшков было два. А горшки эти – протииииивныыыеее! – видимо, думал Тасик. От них хлоркой воняааает. И вообще – что это за  дела такие – писать в одном месте!? Виданое ли это дело? Вот в ванной, например, напустить лужу – что может быть лучше? Ведь там ровный удобный пол, не то, что в горшке – какая-то решетка; там темно и никто на унитаз не сядет именно тогда, когда ему, Тасику,  захотелось посетить «заведение». Как будто это они тут главные – сливом грохочат, свет яркий включают, закапывать коврик в горшок не дают! Вот пусть сами в свой белый холодный горшок в туалете и писают.  А мне в ванной нравится – так, примерно думал Тасик. Но не тут – то было!! Мы тоже не лыком шиты. За свои проделки Тасик нередко  отправлялся сидеть на холодный балкон, запирался в темную кладовку, где он было совсем один (!!!),  был трёпан за загривок, получал по мохнатой попе в шерстяных «штанах», и лишался вкусных кусочков  в желе, что стоят в баночке в дверце холодильника.  В общем, он эти рискованные эксперименты (читай, - экскременты) бросил. Ну её на фиг, - думал Тасик, собираясь было по привычке за нуждой в ванную. Видимо, он своим маленьким умишком все-таки помнил о возможных последствиях. И в итоге навсегда отказался от этой пагубной привычки. И с тех пор в его кошачьей жизни наступили мир и благодать. Теперь он только и делает, что валяется в разнообразных позах везде, где только придется, по-прежнему обдирает обои уже нового ремонта, и наел себе такое пузо, что теперь он зовется не Тасик, а Пельмень, или Паша Эмильевич. Что ему в данном случае совершенно пофигу. Лишь бы кошачью консерву давали…

Теперь Паша Эмильевич лежит в кресле, разинув рот и бесстыдно выпятив брюхо, просвечивающее розовым сальцем. Ему не надо бежать по холоду и темноте на работу. Проводив нас, он остается полновластным царем своего кошачьего царства. У него, как у всякого царя, много дел. Перво-наперво нужно сходить туда, где он обычно ест. Там в горшке на подоконнике растет его собственный нежно-зеленый газон. Пожевав свежей травки, Тасик идет обходить свои владения. Вот – кошачий телевизор. Там – все шевелится. Ездят какие-то разноцветные маленькие коробочки, бегают крохотные дети (такие же, как дома, только ростом с мизинчик, но кричат так же громко), а еще там летает дичь. Добыча. Он столько раз прыгал, пытаясь ее настичь, но почему-то не может допрыгнуть. Ему мешает это прозрачное твердое, через которое он никак не может пробраться ТУДА. Он громко жалостно сообщал ИМ, тем двоим, что дают ему по очереди консерву по утрам, что там – птички, и ему срочно нужно, как приличному коту, их всех поймать. ОНИ выслушали, но преграду не убрали. Вот и верь после этого людям.

 А еще в его владениях в сосуде стоит и не вытекает вода, а в ней – тоже какая-то трава шевелится. Только не съедобная. По стенам там ползают медленные создания с усиками и какими-то круглыми предметами на спине. Он не знает, что это за звери, - он вне сосуда их никогда не встречал.

А еще у него есть своя кошачья сокровищница, где хранятся разные несметные богатства - мышка с веревочкой,  шарики и мячики, карандаши и кусочки чего-то, что ОНИ называют «лего». Эти «леги» такие маленькие и легкие, их так здорово загонять под кресла и столы! Еще там, в сокровищнице, много теплого солнца,  мохнатых игрушек, в которых здорово зарыться и спать, толстое кресло, о которое очень удобно чесать когти, и еще масса всяких интересных вещей, названия которых он не знает.

Вечером приходят ОНИ. Это тоже хорошо.  Они приходят с охоты, потому что всегда приносят добычу – то кусок розовой колбаски, то рыбу какую-нибудь, то мяса. И потом этим поделятся с ним, - Тасиком (откликаться на Пашу Эмильевича и Пельменя надменный кот считает ниже своего достоинства). Потом громкие дети, а может быть, и ОНИ сами поиграют с ним, погладят его, дадут забраться на свои теплые мягкие тела и вцепиться в них зубами или когтями, что всегда тоже очень приятно. Главное – чтобы ОНИ не достали из кладовки (мест одиночного заточения) надрывно ревущее чудовище с длинным хвостом, втыкающимся в стену. Тогда Тасику приходится прятаться под свою огромную двуспальную кровать, пока чудище не умолкнет.