Ангел-пожарный

Сашка Лобанов был пожарным. Степан Погорельцев был ангелом пожарного Лобанова.
Пожарный Лобанов во всех отношениях был необычным пожарным. Во-первых, он считал себя дзен-буддистом. Во-вторых, он совсем не знал, что такое дзен-буддизм. В-третьих, дзен-буддистом называл себя бывший счетовод Андрейчук, а ныне – просвещённый Вайдатья, седьмая реинкарнация Будды. Куда делись предыдущие шесть, просвещённый Вйдатья вряд ли смог объяснить. Что, впрочем, не помешало ему общество для совместной медитации «Путь к просветлению», членом которого и являлся пожарный Лобанов.
Собственно из-за этого сомнительного общества оказался приставлен к пожарному Лобанову ещё и мелкий бес, другими бесами окрещенный Дзынем – из-за того, что слово «дзен-буддизм» они выговорить не могли. Дзынь день деньской расхаживал в оранжевой тоге и открыто издевался над пожарником Лобановым, просвещенным Вайдатьей и ангелом Степаном Погорельцевым. На буддизм он плевал, на собственные обязанности тоже, он ведь из мелких жуликов получился, бес Дзынь, припоротый дружками в сорок седьмой за какие-то воровские дела. «Фармазонщик» - иногда звал его Степан. Дзынь в ответ панибратски именовал Погорельцева - Стёпкой и пытался учить жизни Сашку Лобанова.
-Сашка! – орал он Лобанову в левое ухо. – Глянь, какая краля рассекает! Дойки – не обхватишь! И жопааааастая!
-Утихомирься! – мрачно просил ангел Степан Погорельцев. – Он же дорогу переходит. Под машину ещё угодит.
-Чё б ты понимал в бабах, брандмейстер паленый. – восторженно вопил Дзынь. – Это ж такая лярва, неогулянная ходит. Сашка! Не тушуйся! Подкатывай к ней!
-Тьфу! – брезгливо сплёвывал Степан Погорельцев. – Охальник.
Про брандмейстера паленого, Дзнынь не врал. Степан Погорельцев погиб в 1909, когда тушили пожар в доме купца Самсонова. Погиб, в общем-то по глупости, из-за собственной жалости сгорел. Он ведь голубятник был, Степан, и когда увидел что занимается пламенем голубятня, рванулся, не слушая остерегающих криков, освобождать пташек божьих. Освободить-то освободил, но голубятня вдруг сложилась внутрь и Степан полетел в пламя, слыша над собой тугое биение воздуха под крыльями спасённых птиц. Оттого-то, в посмертии, ангелу Степану были даны не белые крылья, а цветом, как у голубя-сизаря.
-Голубоок. – издевался над ним Дзынь. – Жареной! В сметане.
Сам Дзынь на беса походил мало, так, недоразумение какое-то, а не бес. Мало ему оказалось оранжевой тоги, так он себе новомодным манером гребень выстриг, словно у панка заморского и выкрасил гребень в кричаще красный цвет. Рогов Дзыню не полагалось, рано было, не заслужил ещё.
-Мелкий ты пакостник. – вздыхал, глядя на Дзыня Степан. – Ну какой из тебя буддист? Урка уркой. А туда же – просветление проповедовать. Иди вон, Андрейчука-Вайдатью соблазняй. На нём всё равно креста ставить негде.
-Очень надо! – гоготал Дзынь. – Он и так наш клиент. С совейских ещё времён. Растратчик в особо крупных…
Степан качал головой. Ему становилось обидно за Сашку. Вроде бы Сашка старался жить правильно – не пил, не курил, девок не портил, мяса не ел, но делал это как-то не христианским обычаем. А ещё палки эти дымные, сандаловые воскуривал и медитировал по вечерам, прямо в депо, если выдавалось свободное время, или дома, когда был свободен от дежурства. От сладкого и непривычного аромата сандала у Степана болела голова.
А Дзыню нравилось.
-Сашка! – орал он Лобанову в левое ухо. – В следующий раз конопляные палки бери. Они всяко для здоровья полезнее. И на умные мысли наводят. Расширение сознания – слыхал? Хошь, я тя с толкачом знакомым сведу?
Но пожарник Лобанов продолжал медитировать, и на соблазны, предлагаемые паскудным мелким бесом, не реагировал.
-Ну иди уж, голубок, твоя очередь. – скрипя зубами, уступал место для проповеди Дзынь.
Степан присаживался на правое плечо и втолковывал неторопливо:
-Ты бы сам подумал, Александр. Ну какой же из этого Вайдатьи – просвещённый? Образование - восемь классов и техникум работников торговли. Женолюбив и алчен. Девок ваших, сектантских, станет на ложе греха тягать, чуть только окрепнет и силу свою почувствует. Да и вам головы дурит.
Пожарник Лобанов, сливался в медитации с мировым пространством и на вразумление ангельское тоже не отвечал.
-Иди, нечистый дух, твой черёд. – вздыхал ангел Степан Погорельцев.
Дзынь хихикал и занимал место на левом плече.
-Сашка! – с надрывом провозглашал он. – Лучшие годы проходят, а ты ещё девки не попробовал! Ты что ж, чумовой, желаешь девственником помереть? У тебя работа опасная, откинуться одномоментно можешь! И как же тебе будет обидно помирать! Будешь ты лежать, весь из себя горелый, а товарищи твои боевые станут плакать – ушёл друг наш Лобанов, так и не узнав главной тайны бытия. Слышь, Сашка, пошли по ****ям?!
Прикрыв глаза, сложив ноги в позу лотоса и раскинув в стороны руки, пожарный Лобанов тянул на одной ноте звук «Оммм» и на соблазн пойти по девкам сильно облегчённого поведения никак не реагировал.
Дзынь от этого злился.
-Слышь, ангелок! – сердито говорил он ангелу Погорельцеву. – Я, кажись, скорее тебя уговорю на девок, чем нашего блажного. Какой-то он не от мира сего. Ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Одно слово – буддист. Иди, уговаривай его на что-нибудь хорошее. Всё равно ни хрена у нас не выйдет.
Соглашаться с паскудником бесом не хотелось, но волей неволей выходило, что прав был бывший урка.
-Александр, головой подумай. О волках в овечьей шкуре. Он же не о праведности вашей заботится, а о собственном кармане. Деньги, что вы на центр ваш, якобы буддистский, жертвовали – прогулял в блуде и мерзости. Гореть вам из-за него в геенне огненной.
-Э, не стращай! – начинал ерепениться Дзынь. – Там знаешь, каких людей встретить можно?! Все наши авторитеты там.
-Да где ж им ещё быть? – терял терпение Степан.
И дальше начиналась свара. Степан спорил с бесом, Дзынь, брызгал слюнями и доказывал ангелу свою воровскую правоту, а пожарный Лобанов, как ни в чём не бывало, продолжал медитировать.
«И впрямь, блажной» - думал иногда Степан. Из-за этой-то инакости, он немного стеснялся своего подопечного перед другими ангелами. И перед весёлым курносым Иваном, хранителем Сашкиного приятеля Андрея, и перед пожилым основательным Григорием, хранителем бригадира Скороходова, и больше всех, перед Катариной, хранительницей единственной в депо женщины - пожарницы Линды.
Линда была католичкой, и оттого ангел ей полагался своего верисповедания.
Дзынь, в первый раз узревший ангелицу, принялся ржать и орать непотребное:
-Ну, ептыть, Стёпка, говорил я тебе насчёт баб. Вот теперь тебе случай подвернулся. И мне тоже, хоть одно приятное лицо в этой гнусной компании ангельских рож.
Катарина, повернулась к охальнику стремительно, мощно, и до того грозно, что Дзынь, испуганно пискнув, сгинул. Не навсегда, конечно, а до времени. С тех пор, в присутствии Катарины, он тишел и старался не высовываться.
Так они и жили.
Если в депо поступал вызов, пожарные сноровисто рассаживались по машинам и мчались, расшугивая частников сиренами.
Ангелы-хранители, все из бывших пожарных, пристраивались сверху и складывали крылья, чтоб не парусили и не тормозили движение, и подставляли встречному ветру лица. Дзынь и его приятели спасались внизу, поближе к ходовой части.
На работе Сашка вёл себя достойно, не смотря на все уговоры Дзыня, бросить это дело к свиньям собачим и не рисковать своей задницей зазря. Степан же, за Сашкой просто присматривал, надеясь на сметку и хорошую реакцию парня. Сашка в герои не лез, но и слабины страху не давал. Потом, то ли медитации, то ли крепкая психика вообще, помогали ему справляться с нестандартными ситуациями, не паниковать и всегда доводить начатое дело до конца.
Как-то раз, летом, загорелся дом на Москачке, районе деревянных, прогнивших донельзя халабуд, загорелся разом. По летнему засушливому времени могло полыхнуть здорово, сразу на полрайона, но подоспела вовремя бригада, снесла ворота и оказалась во дворе полыхавшего дома.
Там же, во дворе, бесновался и выл у затлевшей будки обезумевший кобель-цепник кавказских кровей. И пока бригада сноровисто тянула шланги, Сашка метнулся к псу, на котором уже дымилась богатая шуба. Подхватил попавшееся под руку ведро с водой, вовремя подсунутое Степаном, ловко окатил собаку, и принялся расстёгивать ошейник. Пёс, и без того обиженный жизнью и хозяевами, усадившими его со щенячества на цепь, в вечное и безысходное собачье рабство, порыва пожарника Лобанова не оценил, и, извернувшись сноровисто, цапнул спасителя за руку освобождающую.
Сашка даже не охнул. Охнул за него Степан, а Дзынь, так просто - заорал, тряся в воздухе лапой. Сашка же продолжил начатое, и расстегнул, таки ошейник. Пёс, почуяв свободу, бросился со всех лап прочь.
Только тогда Сашка позволил себе негромко ойкнуть. Повреждённая рука сильно кровила.
-Ты хоть заматерись. – жалобно сказал Дзынь. – Я это за грех не стану засчитывать. Бля буду! И тебе легче станет и мне.
-Тихо ты. – шикнул на него Степан. – Глянь лучше – «Скорая» далеко?
-Да уж не близко. – огрызнулся Дзынь. - Приедут тебе эти медики-педики вот так сразу…
До приезда «медиков-педиков» Сашка успел поучаствовать в тушении полыхавшей ярким пламенем халабады и как следует изгваздал боёвку в саже.
Потом ему промывали рану, кололи противостолбняк, а Дзынь ныл обиженно:
-Дайте спиртяшки раненному, волки. Ему для снятия стресса положено. Ну чё жмётесь, искулапы позорные. Хоть пробку понюхать, суки. Сашка, глянь, фельдшерица какая! Лапни её за жопу для снятия напряжения. Тебе поможет. И ей приятность.
-Уймись охальник! – предупредил Степан. – До жоп ли ему?
-Вам всегда не до жоп! – продолжал ныть перенервничавший Дзынь. – А у него теперь может бешенство случиться. Так и помрёт целкой. Бешеной.
Чтобы успокоить, Степан дал разошедшемуся бесу подзатыльника крылом. Сам он тоже чувствовал себя неважно, больно уж напомнила ситуация с собакой обстоятельства собственной Степановой гибели. Чтобы успокоиться, он отправился на поиски сбежавшего кавказца, и Дзыня с собой поволок. Собаку они отыскали быстро, Степан кое-как успокоил взбудораженного пса, и задумался, что с ним делать дальше.
-Живодёрам на шубу. – предложил мстительный бес.
-Тьфу на тебя.
-Тогда: убийцам в белых халатах - на опыты.
-И вдругорядь – тьфу.
-Чё харкаешься?! – рассвирепел бес. – Мало того, что пожарник наш медитирующий без присмотра шляется, так ещё и этот тут верблюда изображает. Думай давай, тля крылястая!
Собаку они наскоро пристроили в ближайшем магазине, где сердобольные тётки продавщицы взялись кавказца кормить и чесать за ухом, совершенно не подозревая, чем такое чесание свирепого цепника может обернуться. Впрочем, умиротворённый Степаном кавказец вёл себя прилично и, впоследствии, прижился в магазине в роли сторожа.
Хуже всего пришлось, когда по жаркой погоде затлели торфяники. Почти всё депо бросили в район, на тушение и подготовку заградительных полос. Работали по двенадцать часов, да по жаре, да в жутком удушливом дыму. Тлеющий торфяник заливали водой, но толку это не давало, стоя по колено в грязи, Сашка, а за ним Степан и Дзынь, видели, как дым всё равно пробивается наружу, даже из-под залитой водой поверхности.
-На глубину огонь ушёл. – уныло пояснял бесу Степан. - Тлеет на метрах десяти вглубь и будет тлеть, пока дожди не пойдут.
-Етит! – ругался Дзынь. – Так что ж мы здесь торчим, Стёпа? Где эти распрегрёбанные вертолёты и самолёты, которые должны эту хреновню тушить.
-Самолёты ему. – ворчал Степан. – Они тебе по безденежью налетают.
Мог бы и не говорить, потому что бес принимался ругаться и вовсе непотребно.
Впрочем, и зимой приходилось не легче. Чего стоил один Новый год, когда депо в одиннадцать накрыло стол, в одиннадцать двадцать за этот стол село, в одиннадцать тридцать проводило старый год, а в одиннадцать сорок пять отправилось по вызову, в полыхавший всё на той же Москачке дом. Потом, правда, оказалось, что дом поджег сам хозяин, чая освободить территорию, поскольку за слом дома просили непомерные, по его мнению, деньги. Вот он и решил сэкономить. Так что по приезду бригада застала апокалипсическую новогоднюю картину – фейерверк из жилого дома, а рядышком идиота-хозяина с садовым шлангом в руках.
-Спокойно ребята, у меня всё под контролем. – покровительственно помахал им ручкой хозяин.
В тот день Дзынь подрался с пьяным в жопу бесом поджигателя-самоучки, который и надоумил хозяина сэкономить на разборе старого дома.
-Под контролем у него! – орал Дзынь, ловко насаживая на кулаки весело хихикающего беса. – Пёс позорный, да я поссать выйду, у меня струя будет толще, чем у этого шланга. Урррою, поджигатель!
Степан стоял в сторонке. Приходить на помощь ему законом не разрешалось, но всей душой он болел за Дзыня. В конце концов Дзынька запинал слабо стонущего поджигателя-неудачника под уже не тлеющие обломки дома и злорадно выслушал приговор хозяину дома – штраф в размере… Размер вышел порядочный, позвать бригаду строителей вышло бы много дешевле.
По возвращению в депо, встретили их ангел Катарина, и Линда, выбравшаяся взглянуть, как там её мужики. Линда принесла с собой много вкусного. Дзынь как увидел, затрясся припадочно:
-Сашка, хватай мигом бутерброд с икрой. – орал он. – Руки потом помоешь. Хватай, придурок, а то другие это дело скрысятничают.
Но Сашка к советам беса не прислушался и решил сначала стянуть обледеневшую боёвку. Всё то время, пока он переодевался, мыл руки и умывался, Дзынь выл припадочно и требовал бутерброд с икрой.
-Да усовестись ты, безрогий! – возмутился, наконец, Степан. – Что тебя разлакомило?!
-Веришь, Михалыч, ни разу не пробовал! – покаялся бес. – Вот двадцать пять лет на земле отмантулил, а икры – ни разу. А в аду – кто ж мне её предложит?! Ну, скажи ты ему, Михалыч!
Михалычем, Дзынь начинал звать ангела Погорельцева только в минуты больших жизненных волнений.
-Ох, доведёшь ты меня до греха, болячка адская. – вздохнул Степан. – Александр, и впрямь, возьми бутербродик. Мяса ведь всё равно не ешь, словно басурман какой. А так икоркой силы восстановишь. Давай, Саша.
Неизвестно, услышал ли пожарный Лобанов сдвоенную просьбу, но бутерброд с красной икрой он взял. Сделал вид, что пригубил шампанское и аккуратно надкусил деликатесную вкуснятину. Дзынь затрясся и застонал в наслаждении. Степан смотрел на него с жалостью.
-Не чавкай, соромник. – строго сказал он Дзыню. – Хоть за столом не освинячивайся.
-Михаааалыч. – стонал благодарный Дзынь. – А вот бабу ты так у него попросить не можешь?
-Что? – с ехидцей поинтересовался ангел. – Тож до двадцати пяти годов не сподобился?
Но подобревший после икры Дзынь, насмешку пропустил мимо острых ушей.
Встретить новый год по нормальному, пожарным не дали. Снова заполыхало где-то в Задвинье и бригада помчалась на помощь.
Так они и жили. Седьмое пожарное депо, пожарный Лобанов, Дзынь и ангел Погорельцев.
На тот вызов их послали уже под конец дежурства. На этот раз горело в центре, горело новое офисное здание, возведённое недавно и пока мало обжитое фирмами и фирмочками.
-Знаем мы эти офисы. – злобно ворчал Дзынь, как обычно, психуя перед неизвестным. – Мастырят их за день, туфтой стенки набивают, проводка – фуфло, а деньги дерут как за венец европейской инженерной мысли. Уррроды! Фуфловики затейники!
-Помолчи-ка, ругатель. – просил Степан. – Не тревожь парня, ему не до твоих причитаний, сосредоточиться надо.
Бес примолк, и уполз на своё привычное место, ближе в бешено вертящимся колёсам, разбрызгивавшим во все стороны комья стылой снеговой грязи.
Так уж случилось, то машина седьмого депо поспела к месту возгорания первой. Через минуту-другую стали подтягиваться машины и других депо, но бойцы седьмой оказались в здании раньше всех. Полыхало сверху, на остальных этажах пока только дымило и ещё…
-Бля буду! – потрясённо выдохнул Дзынь. – Бензином несёт. Стёпка – скажи.
Говорить ангелу-пожарному не потребовалось – острый запашок бензина он тоже учуял и насторожился. Помимо бензина несло ещё чем-то. Злобой несло. Давней. Заскорузлой. Неотступной.
-Здесь тянет. – Дзынь указал на щуплую грудь едва укрытую оранжевой тогой. – Степка, чего это, а? Скажи Сашке, чтобы берёгся.
Сашка к тому времени, в компании с Линдой, осматривали третий этаж здания. Людей здесь не было – успели уйти. А потом как-то так получилось, что с Линдой они разлучились – она зашла в один офис, Сашка сунулся в другой. Подошёл к окну, выглянул озабоченно, увидел, что внизу стоят машины соседей и улыбнулся.
-Куда, падла! – запоздало взвыл Дзынь. – Инструкцию нарушаешь! А ну вернись к девке быс…
И осёкся.
Прямо посреди пустого офиса, аккурат за спиной Сашки, стоял невысокий, с пустыми глазами человечек. И улыбался затаённо. Сашка, увидев его, вздрогнул.
-Припожаловали спасссители. – с той же страшной улыбкой прошипел человечек. – А я уж заждался.
Бес Дзынь всхлипнул испуганно. Ангел Степан машинально, по старой привычке перекрестился.
Ибо за спиной человечка горбилось такое, что и в кошмарном сне не привидится. Мощная мускулистая туша, опиравшаяся на невероятно длинные передние лапы и присевшая на непропорционально короткие, задние. Зубастая слюнявая пасть, со свисающей ниткой слюны. И такие же пустые глаза.
-Сука! – плачуще сказал Дзынь. – Ты из какой жопы вылез?
Ангел Степан хотел было ответить, но не успел. За один миг произошло много всякого. Человечек с пустыми глазами бросился на Сашку. Приземистая, играющая мускулами тварь, сиганула на Степана. Сцепившись в смертную, с этим порождением ужаса, явившимся невесть откуда, и присосавшимся к почти доспевшему убийце, Степан разом вспомнил всё. Пожар в доме Самсонова. Свою смерь, когда под обломками голубятни ждал товарищей и понимал, что они не успеют. Боль и ужас неизбежной смерти. Нежелание уходить. И дикое отчаяние.
Всё это явилось разом, выплыло из глубин памяти и вцепилось намертво, обессиливая, лишая решимости. Но Степан держался. До тех самых пор, пока тварь, исхитрившись, ринула его через себя и крепко приложила об пол. И почудилось тогда, хватающему воздух пожарному Погорельцеву, что всё как тогда, в девятьсот девятом – смерть, ужас и страх. И ещё, где-то далеко, тугое биение освобождённых крыл о воздух.
А потом раздался жуткий визгливый вопль:
-Бля буду! – и на лоснящуюся мускулистую тушу сигануло нечто в оранжевой тоге, с нелепым красным гребнем ни голове.
Тощие лапы вдруг выпустили когти, из-под тоги вырвалась жилистая удавка и три раза закрутилась на горле твари, неожиданно острые мелкие зубы сомкнулись на ухе и скусили его напрочь, и всё это, дало время ангелу Степану, чтобы воспрять с земли. Если уж Дзынька, бес мелкий и пакостливый, смог задавить свой страх, то ему, Степану Погорельцеву, это сам Бог велел.
Тварь же, тем часом, со всего маха саданула шипастым локтем неудачливого беса дзынь-буддиста в брюхо, и долгий костяной шип ушёл в бесовскую плоть с жадным чавканьем. Дзынь охнул, убрал когти, и схватился за продырявленный живот. А после отвалился молча.
-Ну, гнида! – выдохнул Степан. – Иди сюда, тля. Запорю, бля буду! Иди, фраерок!
Тварь ухмыльнулась и ринулась в атаку.
Сашка тем временем, сцепившийся с поджигателем, гвоздал его кулаками. В какой-то момент, ему удалось отшвырнуть от себя психа ненормального. Но тот, двужильный, быстро собравшись, вновь ринулся в атаку, и Сашка в последний момент машинально отклонился, стремясь уйти от столкновения.
За спиной Сашки оказалось окно. Огромное. Как раз – от пола и до потолка. Так что человечек с пустыми глазами пробил его собой и вылетел наружу. Но в последний момент успел зацепить руками и потянуть за собой Сашку.
На последнем дыхании Сашка повис, цепляясь за пальцами за иззубренный край. Пальцы прошило болью, осколки стекла впились в плоть. Но Сашка держался. Пустоглазый поджигатель сорвался и с воплем полетел вниз.
В двух шагах от него залитый кровью ангел Степан дубасил ничуть не ослабевшую со смертью носителя тварь. Дубасил всем, что имелось – крыльями, кулаками, ногами, чуя за своей спиной умирающего Дзыньку и на последнем дыхании цеплявшегося за проём Сашку. И надо было держаться, не давая твари зависнуть над Сашкой и сковырнуть слабые, израненные пальцы.
И вдруг трубой архангела прозвучал боевой клич, ударили воздух мощные белоснежные крылья и ангел Катарина пришла на помощь. Степан охнул потеряно, чувствуя, как теряет силы и свалился рядом с Дзынем. Катарина вышибла тварь в окно, вслед за носителем, и сама ринулась следом. Линда тем временем, тянула Сашку обратно к жизни, намертво схватившись за боёвку. «Отчаянные вы, девки» - успел подумать ангел Погорельцев, перед тем, как потерять сознание. Отчаянные они были, Линда, потерявшая в Америке брата, явившегося во всемирный торговый центр на экскурсию, и отважная пожарная Катарина, погибшая в Дюссельдорфе.
Линда втянула Сашку обратно. Сашка трясся и тянул вперёд содранные до мяса руки.
-Подожди-ка. – сказал он Линде, и пополз вперёд.
Линда вздрогнула. Обратив взор туда, куда полз Сашка, она увидела две фигуры, взявшиеся невесть откуда. У первой были мощные крылья напоминавшие голубиные, а вторая оказалась одетой в непонятную тряпку оранжевого цвета, и украшено было шикарным панковским гребнем. Сашка полз к ним.
Степан открыл глаза и увидел над собой озабоченное лицо Сашки. «Дожился, - подумал он вяло. – Человеки уже мерещатся»
-Ты как, Степан? – озабоченно спросил Сашка.
-Да вроде ничего. – с удивлением ответил Степан.
И вправду – было ничего. Сашка уже сидел над поверженным Дзынем, и прижимая кровоточащие, израненные руки к вискам беса, медитировал о чём-то отстранённо.
-Александр, - кашлянув предупреждающе, предупредил ангел. – Ты смотри – осторожнее.
Дзынь заперхал обиженно, продолжая прижимать тощие лапы к животу.
-Михалыч! – позвал он жалобно. – Мне уже человеки мерещатся. Не иначе, как в человечий ад попал. Сделай что-нибудь!
-Окстись, Дзынька. – предупредил ангел Погорельцев. – Похоже, он нас видит.
-И слышу. – мрачно подтвердил Сашка. – Задолбали, ёлки горелые! Только медитациями и спасаюсь. А тот, который слева, вообще, холера доставучая. Только про баб и может думать. Надоело уже.
-Бля буду, Сашка! – сказал Дзынь. – Я про баб больше не буду. Стану про жратву. Ладно?
-Заколебали вы. – честно признался Сашка. – Я уж думал, у меня шизофрения. Но, по-любому – спасибо, что помогли.
-Да ладно. – вдруг улыбнулась Линда. – Бывает.
Катарина стояла за её правым плечом, улыбалась и что-то шептала на ухо.
-Блин, руки болят. – вдруг счастливо сказал Сашка. – А расскажи кому – не поверят. Скажут - псих.
И вслед за этими словами Сашка потерял сознание.
-Дзынька! – закричал Степан. – Смотри – «Скорая» далеко?
Дзынь-буддист неприлично выругался. «Скорая», как всегда, не спешила.
-Дзынька. – радостно сказал Степан. – Так у тебя, засранца, и хвост имеется…
Сашке ничего не угрожало. Это он чувствовал.
-Сука ты, ангел, - прочувствовано сказал мелкий бес. – Так и знал, что станешь смеяться. Для чего я, по-твоему, тогу надевал?
-Дзынька, - давясь счастливым смехом, предложил Степан. – А давай, мы тебе на хвост бантик повяжем?! И станешь ты домашней животиной. С бантиком.
Катарина хохотала в голос. Рядом с ней смеялась счастливо Линда.
-Смейтесь, смейтесь. – сказал, тщетно старавшийся не заржать, пакостник бес. – Так и знал, что меня не поймут. Злые вы… Все. И ангелы и люди. И ехидные.
И дзынь-буддист захохотал освобождённо.
Так их и застала подоспевшая подмога. Хохочущих весело и бесшабашно. И ангелов, и людей, и бесов.
Что впрочем, никого не удивило.