Стык. Хроника девяностых

          Было тихо и темно. Конечно, относительно тихо и относительно темно, но тем не менее. Тихо - это в смысле не было бешеного ветра, который донимал нас несколько дней подряд и утих буквально полчаса назад. Утих вместе с ветром и противный моросящий дождь, от которого роба была постоянно как деревянная. Просушить её было негде и по утрам одевалась она с огромнейшим внутренним сопротивлением. Тихо и потому, что мужики наши молча сидели и курили, только огоньки сигарет вспыхивали в почти полной темноте. Недалеко была наша железнодорожная станция и оттуда доносились тепловозные гудки и какие-то переговоры. Я сидел среди своих и тоже молча курил. Сил говорить не было. Да и желания, если честно, тоже.
          Тёмные силуэты на мокрых и холодных рельсах, которые мы только что своими руками положили. Огоньки сигарет. Молчание.Многодневная усталость налила свинец в каждую мышцу, каждый нерв. В голове ни одной мысли. Нет даже радости от законченного дела. Радоваться мы будем потом, может быть. А сейчас хочется просто молча сидеть в тишине и курить. Долго-долго.
          Со стороны может показаться смешным - подумаешь, стройка века! Пара сотен метров железной дороги в медвежьем углу. Только, насколько мне помнится, у нас в городе уже сто лет ни метра не строили. Ни погонного ни квадратного. Никто. Кризис в стране потому что. И все вокруг только и говорят, что об этом самом кризисе и ищут путь в трёх соснах. И под общественный шумок делят портфели и общественные деньги. А мы работаем. Своими руками строим. Своими мозгами думаем. Потому как спонсоров забугорных у нас нет. Если бы ещё толстосумы наши новоявленные заимели привычку платить за работу... Думаю, толстосумы они как раз потому, что не платят. Только вечно ведь так не будет. Впрочем, шут с ними.
          Вот справа пошевелился Арно, наш маленький вечный двигатель. Это ребята его в шутку так прозвали. Он действительно мал ростом и вечно двигается. Но вот если великий Шварц сядет с ним на руках, то ставлю я на Арно. Железные руки у парня. И слабость только одна, для нашей страны всеобщая. Её то он и проявил:
          -Начальник! Сидим на стыке! Где золотой костыль и фляга спирта?!
          Федя, спокойный здоровяк, очень похожий на Евдокимова, подхватывает:
          -Я тут и стакашек с горбушкой заначил!
          Ну, тут и я зашевелился со всеми вместе:
          -И правда! Такое дело сделали, а благодарности ноль!
          Наш шеф недовольно поморщился:
          -Я вам, обормотам, всем премии выписал. Получите - хоть залейтесь на выходных
          -Так ведь дорога ложка к обеду! Сейчас не обмоем, завалится железка!
          Идея понравилась всем. И мы уже на полном серьёзе трясли шефа:
          -Даёшь спиртягу!
          Шеф сдался:
          -Заводи аппарат! Поехали!
          И мы поехали! По только что проложенному пути! По стрелке! По старому тупику! Нам казалось, несёмся сквозь тьму к свету! Нам хотелось праздника в конце пути! И шеф наш был уже не шеф! Один из нас! Не из Америк, чай, приехал!
          Эх! И пили же мы спирт! Как воду. В самых что ни на есть антисанитарных условиях! А кто в нашей стране не пил в таких? Федина горбушка пошла по кругу на занюх и вернулась к нему с песней. Во дела! Я уж думал разучились петь мужики на Руси! Хмель кружил голову, песня кружила душу и разливалась вокруг всеобщая любовь. К зануде шефу, к вечно чем-то недовольному бригадиру нашему, к опостылевшей дождями природе. А потом захотелось прокричать на весь мир:
          -Эй вы! Там! Наверху! Хватит трепаться! Работать давай!
          И ещё захотелось похвастать перед друзьями и знакомыми:
          -Это мы сделали! Мы это сделали, чёрт возьми!
          И мы шумной ватагой вышли на ближайшей остановке и пошли в пивную, по пути прихватывая знакомых и не очень.
          -Айда с нами! Вспомним молодость!
          И мы вспомнили! Мы обнимались и танцевали семь-сорок! Мы стучали по столам пивными кружками и требовали спиртягу! ...
          А потом я внезапно остался один на противоположном от своего дома конце города. Моей кепки не было, за воротник лил дождь, а в руке была Федина горбушка. И я пошёл, заходя к знакомым в каждый встречный дом. Я говорил им, что мы построили свой БАМ. Я просил: "Ребята! Порадуйтесь со мной!". Как когда-то мы радовались каждой победе друг друга.
          Ребята сочуствующе хлопали меня по плечу и говорили: "Заходи ещё"
          Я шёл дальше под дождём и постепенно трезвел, но всё равно заходил ко всем знакомым, что жили по пути. И с порога лез целоваться на радостях.
          А вот домой я пришёл уже совсем трезвым, совсем мокрым и совсем поздно, вернее, очень-очень рано. И жена моя почему то не захотела разделить со мной непонятную радость. Я всё понял. Умный ведь, когда трезвый. Всё ей рассказал. Она всё поняла. Умная ведь, когда не злится. Спросила только:
          -Ты завтра выходной?
          -Да
          -Тогда доставай наш НЗ. Будем радоваться вместе!
          Мы сидели с ней на кухне, пили что-то дешёвое и суше сена и Федина горбушка была наконец порезана на бутерброды. Мы со смехом перебивали друг друга и радовались словно дети, не замечая стоящую в недоумении в дверях кухни дочь. Она так ничего и не спросила. Просто поставила чайник на плиту и села слушать.
          А помнишь...
          Всё мы, оказывается, помнили.
          Свадьбы друзей и свайные поля.
          Школьных подруг с первыми колясками и стены первых домов.
          Наши первые дипломы и первую в городе аллею.
          А помнишь...
          Потом пришёл кризис и смеяться мы стали всё реже, а встречаться перестали вообще почти со всеми.
          Всё я помню...
          Как встали на стройках краны.
          Как стали разваливаться недостроенные дома.
          Как старых знакомых становилось всё меньше.
          Уезжают.
          Не на что жить.
          Негде работать.
          Что происходит, а?
          И, что самое плохое, нас перестало радовать то, что мы делаем. Даже то, что делаем для себя. Для своих детей!
          Уже утро. Мы всей семьёй пьём чай и продолжаем вспоминать с женой годы молодые. А дочь вдруг спрашивает:
          -С чего это вы?
          Я вспомнил с чего. Темнота. Тишина. Огоньки сигарет и холодные мокрые рельсы под нами.
          -Мы вчера стык поймали.
          -Какой стык?
          -Понимаешь, дочь. Тяжело нам работалось и плохо нам было без маленькой короткой железнодорожной веточки. И стали мы её строить.
          -Сами?
          -Сами. Долго и трудно строили. Ты видела, во сколько я приходил домой и как долго у меня не было выходных. А вчера мы состыковали нашу ветку со станционным тупиком. Сидели с ребятами на этом стыке и самим не верилось что всё сделали. И сделали своими руками. И так нам захотелось устроить веселье по этому поводу, что не удержались. Вспомнили старые времена и гульнули. Не потому, что выпить так уж хотелось. Просто, когда сидели на том стыке, вдруг показалось, что сидим в тоннеле. Длинном таком. И свет в конце видим. За свет и пили. А когда маме рассказал, и мама порадовалась со мной.
          -Папа...
          -Да?
          -А ты с друзьями и тоннель построить сможешь?
          -Мы всё сможем. Не мешали только бы...
          -А классные вы у меня всё-таки старики!
          Мы с женой только переглянулись. Утешила дочь!
          -Серёжа...
          -Да?
          -Может и правда, светит в конце? Глядишь, и зарплату вовремя давать начнут. Такси это проклятое бросишь. И мы с дочерью вспомним, какой у нас папка...