1. Из записок господина Х. , виноторговца
5 августа 1708 года от Р.Х.
Шёл дождь, и этого достаточно, чтобы преобразить наш город в яму для нечистот:
«Туда взошли мы, и моим глазам
Предстали толпы влипших в кал зловонный»
(Алигьери, Divina Commedia: Ад, песнь восемнадцатая).
Поистине, с чем, кроме ада, сравнить это раскалённое пекло, разящее телесными испарениями, тухлой рыбой и иными, ещё более мерзостными ароматами?
Грязь ничего не стоит не потому, что она бесполезна, а лишь потому, что её чересчур много. Будь она редкостью, наверняка нашёлся бы какой-нибудь оригинал, который приказал бы закупить её для своего жилища.
12 августа 1708 года от Р.Х.
Гуляя по улице, увидел сегодня удивительную вывеску:
«Кладезь Добродетели».
Что бы ни продавалось в этой лавке, всё равно вышло бы смешно, а продавались там, кстати сказать, гробы. И в самом деле, где ещё человек так безупречно добродетелен, как не в гробу?
Арман притащил сегодня в дом бродячего кота, из-за чего у нас с ним вышла перепалка; негодник слишком дерзок для своих лет. Однако я дал себя уговорить и оставил несчастное животное. Ибо, как говорят, в доме есть три хорошие вещи: хорошая печь, хорошая кошка и хорошая жена.
30 августа 1708 года от Р.Х.
От нечего делать зашёл сегодня в кафе, что крайне редко себе позволяю, сыграть партию в реверси.
В этой игре фишки окрашены с одной стороны в белый цвет, а с другой – в чёрный; таким образом, взяв фишку, игрок не убирает её в ящик, а переворачивает, меняет ей масть и оставляет сражаться на своей стороне.
Не так ли Бог и дьявол играют нашими душами?
10 сентября 1708 года от Р.Х.
Несколько дней назад я встретил эту даму, о которой хочу сейчас рассказать, на набережной, ввечеру, и придал этому настолько мало значения, что не стал здесь о ней упоминать. Но так случилось, что встреча эта повторилась, и неоднократно. Вероятно, это одна из продажных тварей, но что-то нежное, наивное, невинное в её облике побудило меня заговорить с ней – возможно, я мог бы, ценою больших усилий, вытащить её из мерзости. Не скрою, не все мои помыслы были столь безгрешны, но порок можно победить, добродетель же торжествует над нашей волей и рассудком.
Сломав, таким образом, молчание, мы несколько времени прогуливались вдвоём вдоль берега, и за короткий промежуток она поразила меня и глубиной своих познаний, и блеском мысли. При этом – она назвалась Либертиной ди М. – мадмуазель Либертина низко опускала глаза, ещё и надвинув на них дополнительно шляпу, прикрывалась веером, не приближалась ко мне менее чем на два шага, так что я решил в конце концов, что какое-то несчастье выгнало её на гадкий промысел: скажем, безрассудная любовь к бродячему музыканту и побег, или злодейство разбойников, или банкротство семьи, смерть близких и бесчинство опекунов – как это чаще всего и происходит с девицами из порядочной семьи, попавших по воле дьявола в зловонный омут прелюбодейства.
14 сентября 1708 года от Р.Х.
Упомянутая мною ди М. по-прежнему встречает меня на речной набережной – это единственное место поблизости, где можно вполне отдохнуть от оглушительной вони и смрада наших улиц. Памятуя о своей тайной цели, я навёл разговор на тему священных догматов, и она истолковала их куда ловчее, чем сделал бы это наш святой отец, не говоря уж обо мне. Ди М. в совершенстве владеет латынью и греческим и даже произнесла несколько слов на неведомом мне языке – по её утверждению, это древнееврейский. Когда же я назвал это наречие еретическим, она заявила, что, как на дуэли противники сражаются одним и тем же оружием, так же и с врагами веры следует говорить на одном языке.
Более же всего меня в ней поразило её глубочайшее и искреннее благочестие, совершенная отрешённость от мирской суетной жизни. Мне никогда не встречались женщины и очень редко – мужчины, столь же равнодушные к сплетням, слухам, погоне за удовольствиями, столь смиренные перед своей судьбой и так мало страшащиеся смерти – можно подумать, она ангел небесный, вчера только упавший на землю и злосчастным образом потерявший крылья.
Я бы даже вполне уверился в её чистоте, не подари или, вернее, не продай она мне несколько поцелуев, оценённых на вес золота в прямом и переносном смысле.
15 сентября 1708 года от Р.Х.
Забавно, что встретил я её в день Успения Девы, и в тот же день уснули мои благоразумие и целомудрие, которых я придерживался неукоснительно с тех пор, как Господь забрал мою жену.
Я, видимо, должен тут же описать её, и это не займёт много времени. Чёрные глаза на белом лице – вот и всё, что сковывает меня крепче, нежели железные цепи.
В тот же день (чуть ниже).
Итак, я позволил злу поглотить себя, чтобы опуститься на дно трясины и всплыть вместе с нею, либо захлебнуться вдвоём, если иного не дано. Говори с врагом на его языке.
Язык этот, впрочем, оказался несколько необычным и мало мелодичным (перечёркнуто). О да, она меня любит – как волк (перечёркнуто) свежее мясо. Достаточно сказать, что (далее всё перечёркнуто).
2 ноября 1708 года от Р.Х.
Поначалу я принял ди М. за одну из тех развратных полоумных чудачек, что вместо ласк дарят увечья: поскольку мало того, что каждый раз я оказываюсь изранен, так она ещё и слизывает эту кровь со всевозможным тщанием. Любопытство моё оказалось сильнее страха и страданий, наши встречи продолжались. Сегодня, однако, (перечёркнуто) это дикое существо впилось зубами мне в горло, высасывая из меня кровь, как сок из виноградной грозди, – а это уже очевидное, опасное сумасшествие! Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась и ответила… нет, я не буду этого повторять, достаточно, что один из нас потерял рассудок.
8 ноября 1708 года от Р.Х.
Изловили трёх негодяев, разбойников, гложущих наш город хуже волков, и повесили на площади перед Ратушей, после надлежащих мучений. Двое умерли почти сразу, но один сплясал для увеселения доброго народа танец в воздухе, за что палачу объявили суровый выговор.
Затем начались торги и драка из-за верёвок и одежды повешенных, но я почувствовал отвращение к этому зрелищу и вскоре ушёл.
16 ноября 1708 года от Р.Х.
Христос сумел исцелить бесноватого глухонемого слепца, потому что тот всё же не был влюблён.
22 ноября 1708 года от Р.Х.
Сегодня стал свидетелем того, что телега опрокинулась поперёк Винного пути, прямо в воротах. Этого оказалось достаточно, чтобы в течение минуты дорога и с той, и с другой стороны была запружена донельзя, и при этом раздавили собаку.
Скорее бы выпал снег и скрыл эту безобразную грязь. Я чувствую, что, когда выпадет снег, мне станет легче. Может быть, сердце оледенеет от холода, но зато рассудок прояснится!
25 ноября 1708 года от Р.Х.
Иначе, чем безумием, я не могу объяснить своё ощущение счастья, и, как писал знаменитый Эразм из Роттердама: «Глупость на всех смертных равно изливает свою благостыню». Итак, чем более бедственным и беспомощным становится моё положение, тем громче играет радость в моём сердце, наподобие того, как смертельно истощённые голодом или болезнью люди перед гибелью ощущают противоестественное блаженство.
На что мне теперь моё знание грамматики, если я ничего не могу прочесть в собственной душе?
10 декабря 1708 года от Р.Х.
Наступившая зима оказалась настолько холодной, что никто не мог другой такой припомнить – но куда страшнее холод, умерщвляющий меня изнутри. Я весь дрожу и даже не чувствую кончиков пальцев, словно это я напился её ледяной крови, а не наоборот.
Мне кажется, что сам мозг мой превратился в ледяной кристалл: странные фантазии мерцают и переливаются в нём, как солнце, преломлённое в сосульке, а в то же время я двух слов не могу связать. Вот я смотрю на белый лист бумаги – белый и холодный, как снег. Руки мои оцепенели, и река разума замёрзла.
До чего же ужасная погода! Сегодня стоял столь лютый мороз, что на нашем чердаке полопались бутылки со спиртным, на рынке – я сам это видел – монета примёрзла к ладони продавца, когда он подержал её чуть подольше, и несколько человек погибло от холода. На Сене же, кажется, можно выстроить собор или каменный дом, и лёд не провалится.
Да поможет мне Бог.
17 декабря 1708 года от Р.Х.
По вине мороза и заносов, а также близящегося Рождества снабжение города нарушилось, и потому произошло вздорожание, чему я очень рад. Я надеюсь продать по меньшей мере половину прошлогодних запасов в будущие две недели, и по хорошей цене. Это поможет мне покрыть издержки, в которые вогнало меня это бесчувственное и безумное существо.
Едва только мне стало лучше, как тварь явилась вновь и чуть не лишила меня остатков жизни – хотя сейчас, должен заметить, я представляю собой весьма прохладительный напиток. И что самое ужасное: я с нетерпением ждал её прихода! И я ещё смел назвать её безумной, я, который в сотню сотен раз безумнее её! Самые жестокие проклятия звучали в моих устах как любовные признания, а мольбы – как оды, поскольку, едва я увидел её, голос и тело перестали мне повиноваться.
Очнувшись, я обнаружил, что окно приоткрыто: тварь не потрудилась захлопнуть его, выходя, благодаря чему мороз едва не довершил начатое ею.
Я велел Арману сварить ипокрас, закутать меня и усадить у камина. Это единственное, что я могу сделать, так как, услышав об этой истории, врач потащит меня в дом для умалишённых, а священник – на костёр.
22 декабря 1708 года от Р.Х.
Сегодня ударил такой несусветный мороз, что у нескольких моих куриц гребешки замёрзли до самого черепа.
23 декабря 1708 года от Р.Х.
Что толку противиться? «Города твои будут взяты, и крепости завоёваны, и сердце храбрых будет в тот день, как сердце женщины, мучимой родами» (Иеремия, 48, 41).
21 января 1709 года от Р.Х.
Сегодня распространилась весть о смерти королевского духовника, и многие люди были сильно опечалены, так как считали, что святой отец удерживал короля от впадения в излишнюю суровость.
1 февраля 1709 года от Р.Х.
Вновь возобновились ужасные холода, с ещё удвоенной силой, когда мы уже надеялись узреть милосердную весну. Идя ранним утром по улицам, до прихода уборщиков, иной раз наталкиваешься на окоченевших несчастливцев, лежащих на снегу, на самом виду. В отличие от воров, зима убивает своих жертв не таясь, и не прячет трупы в кустах и сточных канавах.
2 февраля 1709 года от Р.Х.
Чаще всего ди М. носит одежду чёрную или белую, но это неверно, ибо её цвета, конечно, алый и золотой: с какой яростью она отнимает у меня и кровь, и деньги!
3 марта 1709 года от Р.Х.
Холод уничтожил все плодовые деревья и озимые посевы – так оказалось, когда с иззябшего тела земли сошёл снежный саван. Каждый сколько-нибудь разумный человек охвачен страхом и старается приберечь впрок провизию. При этом, вопреки здравому смыслу, был издан указ, запрещающий держать запасы хлеба, поэтому несколько человек были жестоко наказаны, и страх в городе ещё более усилился.
5 марта 1709 года от Р.Х.
Может ли проклятое существо, именуемое вампиром, спастись от Гнева Господня иначе, чем через мучительную смерть?
«И никакой крови не ешьте во всех жилищах ваших ни из птиц, ни из скота; а кто будет есть какую-нибудь кровь, истребится душа та из народа своего» (Левит, 7, 26 – 7, 27).
Несмотря на боль и любовь, разрывающие мне сердце, следует признать, что я обязан возвернуть её в могилу, откуда она по воле злых сил вышла. И впервые за всю мою жизнь, далеко не всегда спокойную и сладкую, я ощутил смутный ропот против справедливости Создателя, и сие очень прискорбно, тягостно и недостойно. Что я должен делать?
«Тот да будет предан смерти: кровь его на нём» (Левит, 20).
13 апреля 1709 года от Р.Х.
Сын госпожи Л., вернувшийся домой по причине калечества, сообщает, что война идёт крайне тяжело, но, впрочем, силы ещё остались.
10 мая 1709 года от Р.Х.
Хочешь крови? Садись к изголовью
Скорее, и пей. Не жалей –
Много на свете людей.
Хочешь крови? пей вдоволь!
Не для тебя убор вдовий.
Он недостаточно чёрен –
Душа твоя много черней.
24 июня 1709 года от Р.Х.
На площади перед Ратушей разожгли очень красивый костёр, и не менее великолепен был фейерверк, изображавший различные фигуры из мифов; к сожалению, образование моё не таково, чтобы я мог узнать эти фантастические существа.
30 июня 1709 года от Р.Х.
«Округление бёдер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино» (Песнь Песней, 7, 2 – 7, 3).
Но в это вино чересчур переложили пряностей; оно жжёт мне горло до слёз.
21 июля 1709 года от Р.Х.
Цены на хлеб и прочее ещё более возросли, по приказу господина А., столь люто любимого своими подданными. Радоваться этому или грустить, не знаю, поскольку, хотя процент прибыли от вина и возрос многократно, но и остальные продукты подорожали в соответствующей степени, и на мой огромный доход почти ничего нельзя купить. Кроме того, вино по новой цене мало кому по карману.
В глазах своих сограждан я выгляжу кровососущим насекомым, наживающимся на всеобщем бедствии, хотя я всего лишь послушен указанному закону. То и дело возникают беспорядки, так что я вынужден, против своей воли, нести стражу в ополчении, чтобы не потерять льготы на налог – за это меня ненавидят ещё жарче. На всякий случай я приказал Арману запасти несколько вёдер воды на чердаке (вдруг кому-нибудь в голову забредёт идея поджечь мой проклятый дом), и, когда Арман пошёл за водою, в давке вокруг фонтана ему подбили глаз.
Кому же из нас встать сегодня за прилавок: мне, с перевязанным горлом, или ему, украшенному огромным синяком во всю щёку?..
1 августа 1709 года от Р.Х.
Город измучен нищетой, словно изнурительной болезнью. Как и болезнь, бедность коснулась всех нас, так или иначе, и чем больше человек имел, тем больше потерял. Те, кто раньше щедро подавали милостыню, теперь вынуждены просить её; ну а те, кто побирались, принялись воровать. Но золото не съешь, а хлеба не хватает. Елисейские поля превратились в Элизиум: люди больше похожи на тени умерших, чем на живые существа.
Тем отвратительнее бесстыдство дьяволицы ди М., которая, разукрашенная как церковный ковчег, непрестанно требует денег, драгоценностей, подарков, иногда за мучения, мне причиняемые, иногда за то, что оставляет мне жизнь. Впрочем, не безумец ли я? ищу совести у исчадия ада!
12 августа 1709 года от Р.Х.
Сегодня вечером я наконец выследил её возлюбленного и нашёл в себе достаточно выдержки, чтобы наблюдать их объятия, лобзания и лепетание. Когда же мои глаза переполнились мерзостью до краёв, я, ослеплённый, выскочил из убежища, держа кинжал, намереваясь убить или умереть.
И тут случилось нечто невероятное: мой соперник, которого она называла Джанни, схватил и сжал обнажённой ладонью лезвие моего кинжала, и потащил с такой силою, что вырвал оружие из моих рук. Завладев им, ценой в кровь рассечённой руки, он отшвырнул кинжал прочь. Клинок вонзился в кучу кирпичей, издав низкий стон, как струна. Мессер же Джанни принялся вылизывать свою рану, как собака, и порез его тотчас затянулся. Я до того растерялся и ослабел от ужаса, что не мог ни пошевелиться, ни закричать.
Тогда мессер Джанни сказал, обращаясь к предмету нашей схватки:
- Тебе не кажется, что ты с ним чересчур жестока?
- Это всего лишь человек, - отвечала дьяволица ди М.
- Взгляни на него, - продолжал её достолюбезный приятель. – Взгляни, по его лицу можно изучать, как устроен человеческий череп, до того он отощал. Да я даже о собственной тени забочусь больше. Ведь он не сегодня-завтра протянет ноги.
- Что же мне делать? – отвечала ди М. – Этот сумасброд всеми правдами и неправдами пытался упокоить меня в лоне церкви, а когда сам погряз в смертном грехе, возомнил, что жертвует ради меня своею душой и кровью. Как бы не кончилось всё это осиновым колом или отрезанной головой или камнем, всунутым в зубы моему мёртвому телу.
- Если он тебе не нужен, избавься от него, - сказал на это её чересчур заботливый приятель, - но обращаться так с живым существом, кем бы оно ни было, нельзя.
- Ещё бы он позволил от себя избавиться, - сказала мерзавка ди М.
Из всего разговора я ясно понял только то, что мне сохраняют жизнь. За эту минуту я достаточно пришёл в чувство, чтобы передвигать ноги, а потому я повернулся и направился прочь. Оба они смолкли, но не стали меня преследовать. Таким образом, я вернулся домой, дав себе слово впредь всячески избегать встреч с этим дьявольским отродьем, пусть даже это будет стоить мне рассудка.
14 августа 1709 года от Р.Х.
«Осязаем, как слепые стену, и, как без глаз, ходим ощупью; спотыкаемся в полдень, как в сумерки, между живыми – как мёртвые. Все мы ревём, как медведи, и стонем, как голуби; ожидаем суда, и нет его, – спасения, но оно далеко от нас».
(Исайя, 59, 10 – 59, 11).
15 августа 1709 года от Р.Х.
Сегодня день Успения Пресветлой Матери Божией, Королевы Неба. Служба была столь же торжественной, сколь и трогательной, и, преклонив колени, я молился о том, чтобы мне было даровано забытьё и вечный покой.
18 августа 1709 года от Р.Х.
Нищета превратила наш славный город в бурлящий котёл: кто не умирал, тот бунтовал. Пройдя всего лишь три перекрёстка, я получил дюжину прокламаций – их насильно сунули мне в руку и ещё, наглецы, потребовали за них плату. Выглядели же сии благотворители столь устрашающе, что я не посмел отказать, так как шёл без Армана. В нашем городе теперь вместо хлеба и вина торгуют злобой и горестями.
О, если бы я мог продать своё отчаяние, сколько сундуков золота я бы за него выручил!
20 августа 1709 года от Р.Х.
Сегодня на нескольких улицах бедные люди разгромили хлебные лавки и вынесли из них товар, чтобы утолить свой голод, но господа из Дворца утихомирили их лживыми обещаниями. По милости Божией, сие бесчинство не коснулось моего дома.
22 августа 1709 года от Р.Х.
Большие проблемы с поставками. Все виноградники вымерзли прошедшей зимою.
Весь день льёт дождь и невыносимо клонит ко сну. О, если б я мог послать все дела в пасть ада, праздно сесть перед огнём очага и слушать льющуюся воду! Хотел бы я лишиться рассудка, но, боюсь, не хватит моих богатств на эту роскошь.
Впрочем, разве «глупость не изливает на всех смертных равно свою благостыню»?
Проснувшись, я увидел её, то есть ди М. Она листала тетрадку, брошенную мною на конторке, с необычным выражением внимания на лице. Сама ли она открыла замок поддельным ключом, или её впустил Арман – неизвестно.
Заметив, что я больше не сплю, ди М. заговорила:
- Мы поспорили с мессером Джанмарией – тем, которого ты пытался проткнуть ножом, – о том, какую ответственность несёт вампир перед смертным – и Джанмария меня убедил. Он считает, что мне следует думать о твоём благополучии, так же, как хозяину – заботиться о своей собаке или лошади. Приобщив тебя к своей тёмной природе, отвратив от Бога, я должна теперь отчитываться за твою судьбу. Так он сказал.
Я не знал, что отвечать на это, и молчал.
Ди М. продолжала:
- Таким образом, я обязана избавить тебя от терзаний. Ты действительно больше не хочешь видеть меня? Так я мигом исчезну, и всё это покажется тебе лишь чудовищным сном, вызванным расстройством пищеварения.
- Нет, - сказал я. – Я не могу жить без тебя.
- Не можешь жить, - повторила она. – Но ведь и жить со мной ты не можешь.
- Почему?
Глупый вопрос! Ди М. мне даже не ответила. И, смешно: с каким удивлением и состраданием она при этом на меня смотрела! Так что же теперь делать?
- Так что же теперь делать? – задумчиво произнесла ди М.
Я сел, опершись на локоть. Достаточно ли милосердно?
- Я думаю, что это достаточно милосердно, - сказала ди М.
Дождь всё ещё журчал за окном. Я знал, что она собирается делать, но сидел спокойно. В конце концов, я испытывал это много раз, наверное, около сотни раз. Просто раньше я потом приходил в сознание.
Свидетельство о публикации №209120801004