Ангел

Он – художник. По крайней мере, считает себя таковым. У нее на этот счет свое мнение.
Она – это врач скорой помощи, приехавшая пять лет назад по вызову и обнаружившая в пустой квартире с распахнутой дверью (тот, кто вызвал скорую, похоже, удрал от греха) скрученного абстинентным синдромом худого бородатого парня, лежащего на потертой софе среди кучи картин, мольбертов и картонок с засохшими красками. Он тогда до слез рассмешил ее тем, что принял за ангела, когда очнулся, и минут десять пытался выяснить, с какого перепугу его занесло в рай. Может поэтому она, выведя его из ломки, вопреки инструкции не сообщила куда положено, написав в причине вызова «приступ стенокардии». А потом, сама не зная почему, позвонила ему узнать, как дела. И, незаметно для себя, проболтала целый час. Потом позвонила еще раз. Потом пришла в гости.
С тех пор и поныне раз в месяц она проводит целый день у него. Они болтают, пьют чай или чего покрепче, занимаются любовью, едят приготовленный ею обед, а иногда гуляют. Он называет ее ангелом-спасителем, рассказывает о своих картинах, о том, что хотел бы увидеть и нарисовать. А она посмеивается над ним, называет «милым бездельником» и «раздолбаем». Но делом заняться не уговаривает – понимает, что бесполезно. Да и привыкла она к нему, большому, неуклюжему, нелепому и, одновременно, трогательному. А потом она покупает у него за пять тысяч картину. Самую маленькую, чтоб не тяжело было нести. И уходит. На месяц.
Вот и на этот раз, спускаясь по грязноватой холодной лестнице его сталинского дома на Войковской и держа подмышкой очередной завернутый в грубую оберточную бумагу «шедевр», она думала, что картины эти, яркие и нелепые, некуда уже девать. И что как-то давно показывала она их знакомому искусствоведу, а тот обругал их несвоевременными рецидивами импрессионизма. А еще думала, что пять тысяч пробили большую дыру в небогатом ее бюджете, и что опять до зарплаты придется убеждать себя в необыкновенной полезности овсянки. Но что у него-то и зарплаты никакой нет, а так, случайные заработки.
А он, оставшись один, включил телефон, и наблюдал, как с жужжанием приходят сообщения о пропущенных вызовах. Этот – из галереи Гельмана, насчет персоналки, а этот – из Реджины, по поводу жирного оптового заказчика «со вкусом и понятиями». И представлял себе, как с ним расправятся галеристы, если узнают, за сколько он отдает ей свои картины. Но она так трогательно заботится о нем, и, пожалуй, единственная из его знакомых, точно ничего от него не хочет. Кроме него самого. А это ведь дорогого стоит, не так ли? Так что пусть галеристы идут в жопу. Про его ангела им знать не обязательно!