Похороны

Хоронить себя мне показалось достаточно сложным событием в смерти. Один плачет, другой смеется, а ты мертв. Предвидеть или устоять и положиться на знамения свыше...? Потеря концентрации и постоянные перепады настроения разнившиеся с потерей картинки целиком.

Я лежу смирно, человек, с изображающим на лице полноявственным количеством серотонина улыбается, иногда созерцая небо.
Кто-то невольно рыдает, убивая себя своей горечью, наверное, в попытке паразитировать рядом.
Есть и такие, кто отождествляется с камнем, изучает точечные пиксели каждого взгляда и угла падения, оглядываясь  заостряет внимание, как бы отточенным карандашом, выводя все более и более нежный курсив, накладывает этот фильтр через уже существующую призму мироустройства.
Он, это я. Я  был наблюдателем... Тривиальные замечания моего плача, дурости и последствия смеха предстали передо мной...
Один боится, теребя черный плащ. Он не знает и не узнает. Кривляется, изничтожая свои нервные клетки, мои....

Туннели...

Нет, ничего подобного... Если удостоить панихиду в моем сознании этой интерпретацией, то в ней я являюсь светом, а туннель, темнота, кромешный мрак это и есть жизнь, сквозь которую мы реем, мчимся иногда замедляясь, а иногда ускоряя ход событий...
Обстоятельства, которые приволокли меня к древесной коробке бардового цвета не выяснены, но кутью, как отозвался бы разряженный вокруг воздух, явно есть не будем.
да и некому.
9 дней... 40 дней... Своего рода праздники, поводы встретиться  мне с самими собой.

Сами разберутся !

Я был еще мал, дабы соображать о сверхестестве и очень горд, что бы признать себя малым.

Первые секунды я не понимал, почему нет никого из присутствующих, тех кто мне дорог и тех кто фатумно-ситцевой волной дарил мне улыбки...
Лишь я и диверсальность экспрессий. Одежда, коей  никогда не имелось в гардеробе странника аскета.

Эти люди. Видели ли они друг друга в отгородках параллелей того пространства, как в отдельных кабинках. Каждый пил свои антибиотики, которые не проходили бесследно.
Я, человек, собравший их всецело в день собственных похорон, я собравшийся.

Ожидайте  воссоединения !!! - дразнилась наболевше-устоявшаеся ситуация ...

Достижение полного спокойствия... То самое ощущение, когда больше нет сил, а мозг не позволяет вспомнить о боли, обретя ее в реальности.
Я в них, а они во мне... Они это я...



Священник стоял поодаль. На нем не было ризы, и визуальное отсутствие креста вовсе не молвило о его скромных размерах...
Его полая, темная хламида доходила до босых ног. На лице, устремленном в священное писание, читалась сосредоточенность. Буквы, проговаривавшиеся со сложнейше-отточенной техникой подобились  мантре.
Закончив он подошел и плюнул мне в лицо. Потом улыбнулся. Следующим шагом всей трапезы был горький безостановочный истерический плач.  Попеременно вселявшиеся в священника МОИ оттенки, окружавшие его прихожане, прибродшие поглазеть из своих бараков и перегородок на собственную смерть. Их число тлело и предавалось диффузии, пока наконец они все не слились, воплотившись в торсе священника... Эта вьюга переходов и катарсионных соитий. И вот мы едины...

Несколько минут молчания, громогласной тишины, высказывающей свои претензии, коих нет, ибо лишь она вбирает в себя все суще-насущное. Лишь она порабощает своей жадностной звонкой глубиной.

Живописный пейзаж, салатовый холм рядом с опушкой. Ни единого деревца, лишь за спиной священника, спокойного, словно крик чайки и умиротворенного, словно раб, обуздавший свою ярость вырвавшись на свободу, покинувши рамки мести и отказавшегося напрочь от боли. Навсегда...

Ни могил, ни крестов, лишь теплый ветерок вечно летнего дня...

Эти секунды, минуты... растягивались до невозможности... Но кто мог озарить их вниманием ?  Я и я-священник ?

Небо, налитое и изможденное собственным весом, держалось, пытаясь не издавать ни единого вопля, лишь постукивая в себе, жадно извергалось рыками.

Священник подошел к гробу, снял одеяние и вклеился  в меня. Никаких волнений и сомнений о моей послесмертной атрофии.

Я лежал и ждал. Я это я, думалось мне. Они это я, верно полагались они своим предположениям.
Я ждал...
Надежда ?  Нет, ведь она  и есть жизнь. Там где я был, неизменно стойкая, отрезвляющая фотография…
Я все еще ждал.
Напрасно, ведь длилось это целую вечность….