Поэтесса

Варвару поэтессой окрестили еще в школе. Она писала разные фельетоны, истории из школьной жизни, смешные рассказики. То ли от зависти, а то ли потому что их семью в деревне никто не любил,  и даже дом стороной обходили, и стихи ее никто не то что не воспринимал, но ни разу даже не  похвалил. И постепенно она ушла в себя, замкнулась и еще ближе стала к своей бабке, причине всех бед их семьи. Варьку стали бояться так же, как и бабку Настасью, которую окрестили колдуньей и шаманкой за ее способности ясновидения. Хотя ненавидеть и не было причин – Настасья озвучивала только хорошие прогнозы, и всегда они сбывались. Но люди, привыкшие большей частью к новостям плохим, видно, боялись однажды, что накаркает Настасья весть плохую.

Бабка не знала никаких методик вхождения в шаманские трансы, но иногда ее заставали за тем, что сидит она перед печкой с открытой заслонкой, да как-то не то мычит, не то поет затяжное «м-м-м-м…» с закрытыми глазами, и ничего, никого не видит, не реагирует на входящего в дом человека. А тот, перекрестившись, отступает задом назад из избы, понимая, что Настасья опять «отъехала».

Были у нее и плохие прогнозы, но ими она не делилась ни с кем. Только Варька одна знала, чувствовала по настроению бабушки подступающее ненастье, даже догадывалась каким-то неведомым потусторонним чутьем,  о чем конкретно в этот день та вздыхает, да молится. Подумает о ком-то, а к вечеру смотришь - событие у человека произошло нехорошее. О хорошем-то Анастасия внучке докладывала всегда: « Варь, а к Евтушенкам сегодня гости будут хорошие,  парадные! Счастье-то какое!» И уж вскоре смех, веселые переговоры у соседской избы- сваты приехали Лизу замуж агитировать!

Варвара полюбила полянку среди старых берез, что находилась между их домом и почтой. Частенько, когда была свободна от уроков, да от домашних хлопот, шла на свое уютное местечко в высокой траве и писала стихи - прогнозы, да все про любовь, про любовь…

Она тихо и безответно была влюблена в парня из соседней деревни, как раз в того, что женился на ее соседке Елизавете. С Лизой отношения у них не сложились с самого детства. Лиза девчонкой было веселой, озорной, заводилой в любой компании. Варварино спокойствие, постоянное сосредоточенное выражение лица, а более всего, ее сочинительство, Лизу приводили в бешенство, раздражали. Именно она, Лиза, и приклеила к Варваре кличку - прозвище «поэтесса».

- О! О! Поэтесса наша пошла! Опять с тетрадкой своей под березки потопала, мысли свои умные и бабкины заговоры записывать! Поэтесса наша!

Варвара все решала, куда она будет поступать после школы: на писателя учиться или на доктора. Стать поэтом  очень хотелось, но и изучить устройство человеческого организма душа требовала не меньше. Она понимала, что и в ней, как в бабке Настасье,  что-то такое есть, какие-то сверх возможности. Так вот, очень хотелось как-то их изучить с точки зрения науки. Ну, не может же быть, чтобы бабушкины трансы и ее предсказания не подлежали изучению. Варя и сама уже могла прогнозировать кое-что. Иногда в ее жизни наступал день, который,  как- будто бы,  посвящался одному человеку. В этот день Она не могла больше ни о чем думать. Как ни старалась, а все мысли и даже все силы ее организма были заняты одним этим персонажем. Она чувствовала, что ни сегодня- завтра произойдет нечто. К ней приходили сны наяву: вот этот человек сидит с удочкой на берегу, вот его мать идет в магазин с сумкой, а на голове ее –черный платок… И вот уже Варя стоит на крыльце ранним утром и слышит, как через два двора у Степановых стукнула калитка, видит, как Колька идет с удочкой в сторону реки, догоняет его, застенчиво и,  как бы извиняясь,  говорит: «Коль, не ходи на рыбалку сегодня. Пожалуйста». Колька психует, отмахивается, обзывает ее поэтессой, но в конце улицы притормаживает, стоит минуту, задумавшись о чем-то, сплевывает сквозь зубы, разворачивается и возвращается назад в дом. Калитка хлопнула, Варя вернулась домой и, вздохнув с облегчением, уснула….

Такие случаи очень сильно изматывали и утомляли ее. А бабка будто сдала позиции,  почувствовав, что дар свой нехотя ли или преднамеренно, но не растеряла под старость глубокую, а в надежные руки передала, да в светлую голову красавицы своей Варвары.

В день выпускного  экзамена Варя ушла из школы сразу же после торжественного собрания. Голова страшно болела, так, что становилось плохо. Предчувствие большой беды не отступало, но в голове то не было ни одного персонажа, то вдруг ей виделись и все деревенские и еще толпы, огромные толпы каких-то людей…. И бабушка сидела у печи, никого не замечая, а ночью вышла в сад и тихо плакала и молилась….

А утром уже все знали, что началась война….

Вместо поступления в институт Варю назначили почтальоном. Куда еще, на какие тяжелые работы можно определить деревенскую поэтессу? Мужчины все как один исчезли, все ушли на фронт. Женщины, понятное дело, стали и комбайнерами и трактористами. Варвара на велосипеде развозила почту по нескольким близлежащим деревням. Завидев ее, женщины уже начинали плакать, не зная,  радость идет в дом или печаль. Приходилось и письма с фронта носить от мужей, отцов, сыновей, и вскоре стали приходить казенные страшные похоронки….

Каждый раз, когда Варя шла в отделение принимать новую почту, она уже заранее знала, что за новости ей сегодня предстоит разносить. Стихи она писать продолжала, только тема была теперь далекая от романтических вздохов…. Иногда она и сама отвечала на письма односельчан, стараясь хоть как-то поддержать ребят, находящихся сейчас где-то там, в окопах. Письма от них, скупые в три строчки, мол, жив-здоров, чего и вам, мама, желаю, скоро вернусь, Варя читала вслух, превращая в целые поэмы. Вместо «Здравствуй, мама», она читала: «Здравствуй, моя дорогая, милая мамочка…» И чья-то мать, успокоившись тем, что почерк в письме знакомый, почерк сына, рада была обманываться, слушая эти, недописанные в спешке сыном слова. И благодарила Варвару, произнося уже не так, как раньше, а ласково и нежно: «Спасибо тебе, поэтесса ты наша»!

Долго тянулись эти страшные годы, но прошли и они. Их деревню дурные вести каким-то чудом обошли, совсем обошли стороной. Все мужчины вернулись с фронта, все, как один. Кто хромой, кто седой, кто безрукий, но в каждый дом день ото дня возвращались и возвращались мужчины, в каждом дворе по вечерам играла гармошка или патефон, за столами в саду сидели компании, народ праздновал победу. И только один, только муж Лизы все не возвращался. На ту бумажку, в которой было написано, что Петр Мергель пропал без вести, Лиза совсем не обратила внимания. Причем тут какая-то отписка, если Поэтесса, соседка, которая знает ВСЁ, сказала, ее вручая: «Он жив! Не верь! Жди!»

И она ждала. И Варя ждала. Нет, нет, она просто ждала его как подтверждение своего чутья, просто как человек человека пропавшего на время. Никаких таких особенных чувств она не испытывала и Лизу обманывать не собиралась из жалости. Та влюбленность детская давно ушла, прошла, испарилась. Варвара чувствовала, что этот человек жив. В ней не было даже сомнений, она однажды бабку, правда, хотела спросить про него, ну, просто, чтобы иметь подтверждение: «Ба, может печку потоплю, а ты посидишь, подумаешь?»

- Нашшот Петра, что ли?  Нечего дрова переводить, сама знаешь, чё спрашивать-то?

***

Теперь, когда прошло много лет, когда давно уж нет бабули, не у кого спросить лишний раз, правильно ли она чувствует, правильно ли поступает с Лизой. У нее, Варвары, давно семья, муж, дети, внук скоро родится у старшей дочери, а Лиза до сих пор одна, до сих пор ждет Петра…. И, как тогда, тридцать лет назад, при каждой встрече вглядывается в глаза соседки-поэтессы, пытаясь прочесть в них «жив»….

- Понимаешь, Поэтесса, я тебе верю, и бабке твоей, Анастасии, верила, и сама я чувствую, что жив. И понимаю, что, коли жив, то где-то живет, и, наверное, здравствует…. Но хоть как-то за эти годы можно было весточку подать, что, мол, прости, женился, влюбился, не жди…. Я же вся уже насквозь больная от этого ожидания…. Лучше б вы меня обманули тогда, лучше бы сказали, что нет его…. А он бы вдруг – раз! и появился!  Поплакала бы тогда, да и забыла….

- Лиза, как можно забыть живого человека, да еще мужа своего? Жив он, Лиза, жди….

 

Варвара продолжала писать стихи, постоянно их отправляла в какие-то газеты, журналы, иногда даже видела потом опубликованные, читала…. Так для всех в деревне и осталась она почтальоном и поэтессой. Писем грустных теперь не приходило, так что работалось легко. Она тайком от Лизы отправляла запросы и в Красный Крест и в другие организации, которые занимались розыском людей. И ей постоянно приходили ответы о том, что Петр Мергель пропал без вести, что никаких вестей быть уже и не может, слишком много времени прошло. Кто пропал, тот уже нашелся то ли живым, то ли мертвым. По бухгалтерии этой страшной он никак не числится, мол….

Лизе не говорила. О чем говорить-то? Ждать нужно. Она ждет так, что нет уже сил встречаться глазами по утрам….

 

- Варя! Поэтесса! – Лиза кричала, перегнувшись через плетень. – Варь! Оглохла, что ли? Мне Вовка твой сказал, что на почте у тебя видел письмо какое-то…. Мне. От кого, Варь? Чего молчишь? Вижу ж тебя на веранде вон! Выходи, поэтесса!

- Лиза, ну что ты кричишь? Какое письмо? А! Это? Сейчас принесу. Всем нашим деревенским пришли одинаковые. В районе передача будет сниматься телевизионная «От всей души», всем приглашения пришли. Сейчас принесу.

Лиза сразу осунулась, погрустнела…. Взяла красивый конверт, достала из него открытку со стандартным отпечатанным приглашением: « Уважаемая Елизавета Ивановна Мергель! 8 сентября в 15.00 в Доме культуры п. Большевик состоится запись программы «От всей души». Приглашаем Вас и просим уведомить заранее  секретаря Дома культуры Карпову Елену Владимировну по телефону о Вашем присутствии/ отсутствии. С уважением, Валентина Михайловна Леонтьева».

- Варь, а ты такое письмо тоже получила?

- Получила.

- И все, что ли деревенские получили?

- Все получили.

- Покажи.

- Господи! Не издевайся, Лиза. Я тебя хоть когда-то обманывала?

- Ну, ты покажи, и всё….

Варвара вернулась в дом, принесла точно такой же конверт с точно такой же открыткой. Имя только было вписано ее, Варино.

- И чего туда ехать, в этот Большевик? В кино чтобы посниматься?

- Ну, не едь, если тебе на саму Леонтьеву посмотреть не хочется! Люди специально в Москву прутся, чтобы на программы ее попасть, а тут, видишь ли, под нос приехали снимать программу, а она кочевряжится! Принцесса!

- Поэтесса!

***

Зал был переполнен. В радиусе обзора камеры оператора люди сидели чинно и просторно в своих креслах. А дальше – кто на ступеньках, кто на прихваченных с собою скамеечках, табуреточках. Аншлаг полный. Билеты пригласительные именные, с подписанными номерами мест. Варваре с Елизаветой достались крайние слева от сцены места во втором ряду, прямо, как начальникам!

Первый же сюжет, с которого обожаемая всеми Валентина Леонтьева начала программу, заставил всех обратить свой взор на Варвару.

- Жди меня, и я вернусь! Сколько жизней спасли эти строки во время войны! Легко ли быть поэтом? Легко ли в рифме, в каких-нибудь десяти строчках высказать все, что накопилось в твоей душе, легко ли душой делиться с другими? Стихи поэтессы Варвары Заречной спасли не одного солдата там, на той страшной войне. Работая обычным почтальоном, ваша односельчанка поэтесса Варвара Заречная, писала свои стихи и отправляла мальчишкам-односельчанам, просто незнакомым солдатам на фронт, помогая им верить в то, что они вернутся, в то, что их ждут…»

Зал аплодировал, Варвара беззвучно, тихонько плакала от радости и приятных в ее адрес слов. Знаменитая артистка читала выдержки из солдатских писем, показывала в камеру, демонстрируя всей стране, вырезки из фронтовых,  пожелтевших от времени газет, с ее стихами. Потом Варвару пригласили на сцену, и отрепетировали ее ответную речь. Когда Поэтесса упоминала кого-то из односельчан, их тоже приглашали на сцену, с каждым беседовали,  расспрашивали. Дошла очередь и до Елизаветы. Та тоже самыми теплыми словами поблагодарила Варвару за ее талант и за участие в своей судьбе.

Потом телевизионщики объявили перерыв. Пока народ дышал воздухом на улице, готовился следующий сюжет.

***

Началось второе съемочное отделение. Все расселись по местам….

- Дорогие товарищи! Это не единственный человек, который прославил ваш край. Сейчас я прошу возвратиться на сцену Варвару Заречную и ее соседку и подругу Елизавету Мергель.

-Ну, что еще? – Недовольно буркнула, но, все-таки, улыбнулась, опасаясь, что ее снимают, Елизавета. Подруги, поддерживая друг друга поднялись по высоким ступеням на возвышение сцены. Варвара поняла, что крупным планом снимают теперь не ее, а Елизавету. И ей стало плохо, она все поняла. Да, еще заметила, что за кулисами появились какие-то врачи с чемоданчиком.

- Дорогие товарищи! Иногда прямо на нашей сцене происходят такие события, в которые поверить трудно, даже невозможно. Скажите, Варвара, а кроме стихов Вы другие письма в газеты писали? – И, не дав Варваре ответить, Леонтьева продолжала опять теми же стихами Симонова.- Жди меня! И я вернусь…. Есть в жизни каждого государства особые люди. Нужные, но незаметные. Совсем незаметные до поры до времени. Но наступают такие времена, когда эти люди, о которых, казалось бы, уже все забыли, которых потеряли, которых перестали ждать, вдруг появляются. Опять появляются в нашей жизни. Такие люди – разведчики. Те, кто пропал, спасая нас….

Дальше ни Варя, ни Лиза уже не могли ничего слушать. Зал затаил дыхание, а они, обнявшись,  сидели и глотали слезы, потому что поняли, что сейчас произойдет….

- Два обстоятельства помогли прославиться вашему земляку: немецкое происхождение (он из Волжских немцев) и прекрасное владение немецким языком. С первых же дней войны Петр Мергель….

Зал рыдал,  как на всех программах Леонтьевой….

 Лизино сердце билось так быстро, что врачи, поймав ситуацию,  из-за кулис двинулись в ее сторону. 

А за ними в сопровождении продолжающей свой рассказ Валентины Михайловны, уже выходил высокий седовласый, но такой же статный мужчина, каким  она провожала его на фронт тем летом….

***

Да... Жаль, что уже поздно поступать в медицинский… Что-то, все-таки, в этом есть…. Интересно человек устроен….– Думала Варвара, растапливая на ночь печку….