Сталин и немцы или две революции

21 декабря 2009 г. исполняется 130 лет             
со дня рождения И.В. Сталина

            
Серия «История сталинизма» пополнилась в этом году сборником «Сталин и немцы» под редакцией Ю. Царуски, в который вошли материалы конференции в Мюнхенском институте современной истории, состоявшейся 5 марта 2003 года в 50-ю годовщину смерти Сталина.

Выход сборника в России - событие в некотором роде знаковое, ибо таким образом «мюнхенские историки» претворяют в жизнь заявленное ими на конференции право трактовать важнейшие моменты  истории России в ХХ веке. На том основании, что «тень Сталина» не только «лежит на современности», но и «простирается далеко за пределы бывшего Советского Союза», а потому исследование «роли Сталина и сталинизма представляет собой интернациональную задачу». Естественно, с позиций научности и объективности.

Однако такой подход дает право и российским историкам взглянуть, также объективно, на западноевропейскую историю, как и высказаться по поводу представленных «интернациональных» оценок Сталина и его диктатуры.

Мюнхенское открытие: диктатуры «фюрерского типа»

Все исторические изыскания конференции, по сути,  сводятся к сравнению сталинского и гитлеровского режимов как диктатур «фюрерского типа». Для этого «сравнивали сталинскую и национал-социалистическую диктатуры в таких аспектах, как логика и система господства, утопичность идеологии и массовые преступления». Здесь  возникает первый вопрос: почему ограничились только этими двумя? Сравнение в указанных аспектах также диктатур Муссолини и Франко, профашистских диктатур в Венгрии, Румынии и Японии, Якобинской и Наполеоновской во Франции и другими было бы интересно. Недосуг? Не только: так, во-первых, снимается вопрос о том, были ли в мире когда-нибудь диктатуры не «фюрерского типа». Во-вторых, выделение из потока истории этих диктатур делается с очень прозрачными целями: чтобы, оговорив некоторые различия, сделать вывод об их, в общем, «тоталитарной идентичности».

Далее мюнхенские историки переходят к «проблеме преодоления сталинизма» в России, имея в виду то, как в Германии преодолевали наследие гитлеровского фашизма. И здесь уже откровенно ставят Сталина и Гитлера на одну доску, и объясняют нам на этом простом примере, что надо понимать под  преодолением сталинизма в России сегодня. 

Однако то, что все диктатуры в чем-то похожи, например, имеют аппараты грубого насилия, - это не более чем общее место. Корректно ли на столь банальном основании делать вывод о родстве диктатур «фюрерского типа» Сталина и Гитлера, как это делают авторы сборника. Не будем голословными, вот, к примеру, программный пассаж автора-составителя сборника:  «…(Сталин – К.В.) в июне 1941 года ощутил смертельную опасность нападения Германии на СССР, которую слишком долго не желал замечать» -   он просто ложен. Сталин, наоборот, говорил о неизбежности войны с Германией – вопрос был только в сроках - но автор этого не знает, или это его не устраивает, и в результате история  перевирается.

Дальше – больше: «Для Германии диктатор и культовый вождь Советского Союза имел особое значение: в последние годы Веймарской республики Коммунистическая партия Германии напрямую зависела от его политических планов. Национал-социалистический режим, в отличие от большевистского, был установлен не в результате насильственного свержения предыдущей власти, а вследствие компромисса с господствующими элитам. Национал-социалисты пытались завуалировать этот факт. Передача власти стилизовалась под «захват власти», под «революцию».  «Между тем путь к социальной  революции из-за союза НСДАП с консервативной элитой в Германии был закрыт».

Все эти факты соответствуют действительности, но анализ их, мягко говоря, очень специфичен, потому что подчинен сверхзадаче конференции. 
В 30-е годы КПГ действительно зависела от Сталина, но в Веймарской Германии ее роль была незначительна. На ее политической сцене боролись СДПГ (социал-демократы, причем они отмежевывались от коммунистов) и нацисты, примерно равные по политическому весу силы. И только союз НСДАП с «консервативной элитой» принес ей победу над социал-демократами. Вот эту победу Гитлер и называл своей революцией, и не без оснований, поскольку политическая борьба велась не только парламентскими методами: рабочие отряды СДПГ не раз врукопашную сходились с фашистскими штурмовиками  на улицах Берлина.

Политическая судьба Германии какое-то время колебалась между демократией и фашизмом, пока Гитлер не устроил провокацию - поджег Рейхстаг, и не обрушил репрессии на своих политических противников. Члены СДПГ  наряду с коммунистами стали первыми узниками фашистских концлагерей смерти. Это все – черты революции, пусть и не социальной, но уж точно цветной – «коричневой», хотя фашисты и пришли к власти  «демократическим» путем

Есть другие исследования, которые характеризуют приход к власти фашистов в Германии как консервативную революцию, и они  более убедительно объясняют происшедшее в Германии, чем всего лишь последствия  «компромисса фашистов с господствующими классами». Например, репрессии Гитлера против своего бывшего соратника Рема и его штурмовиков: подобные эпизоды присущи именно революциям, а не переворотам. Но все эти факты не вписываются в концепцию авторов сборника – и их отбрасывают, даже рискуя при этом своей репутацией.

Революционные по происхождению

Революционный характер прихода фашистов к власти фальсифицируется отнюдь не случайно. Точно также  игнорируется революционное,  социалистическое, происхождение сталинского режима: он появляется у мюнхенских исследователей всего лишь в результате «насильственного свержения предыдущей власти».

Подоплека этих «ошибок» слишком очевидна: это позволяет отсечь предысторию «сталинизма» и «фашизма», не задаваться вопросами: почему стали возможны диктатура Сталина в еще недавно православной  и крестьянской России  и диктатура Гитлера в культурной и добропорядочной Германии? Что лежало в основании этих режимов и делало их жизнеспособными? – И превратить их в некие «иррациональные»,  вырванные из исторического контекста «тоталитарные феномены», чтобы затем пользовать по своему произволу.

Далее революционное происхождение коммунистического и фашистского режимов  заменяется  термином «тоталитаризм», который ничего не объясняет, указывая только на эту черту, присущую и многим другим диктатурам и даже современным явлениям. Например, СМИ тотально вещают сегодня на все население. Значит ли это, что они уже немного и фашистские?  Между тем взгляд на именно революционный –  взрывной характер прихода к власти этих политических режимов дает большую пищу для размышлений.

       Совсем другая картина предстанет перед нами, если исходить из того, что волею обстоятельств или случая эти диктаторы возглавили революционные движения. Тогда в этом источник их огромной власти и влияния на массы. И совершено рациональное объяснение многих «иррациональных» процессов. Так, революционная мораль совершено отличается от буржуазной и «общечеловеческой», присущих периодам стабильности, и оправдывает то, что недопустимо в иные времена – возьмите любую революцию.

Это «не вегетарианские времена», по словам пережившей их поэтессы А. Ахматовой. Поэтому с высот гуманизма они и выглядят «иррациональными». А тот факт, что это были революции разнонаправленные, говорит об их непримиримой враждебности друг другу, а отнюдь не «родстве». Это хорошо понимали, об этом много говорили и Сталин, и Гитлер и огромное количество исследователей, это имел ввиду в своей политике Черчилль, но этот простой факт почему-то едва ли не откровение для авторов сборника. Почему?

Для «феноменального» подхода к истории это не представляет интереса – куда интереснее объяснить важнейшие события ХХ века некой иррациональной «злой волей» вождей, предварительно выбросив на свалку их предысторию. Не будем голословными, приведем одну такую иррациональную цитату: «Национал-социализм с его страшными расизмом и антисемитизмом и его самоубийственным ведением войны достиг апогея иррациональности. Сталинизм, напротив, представляется менее иррациональным». Все ясно? Другая сторона такого исторического подхода в том, что он делает нас беззащитными перед приходом очередного «злого феномена».

Преодоление сталинизма

Проблема «преодоления сталинизма» появляется у наших исследователей в связи с приравниванием сталинизма к фашизму. А ставится в повестку дня специально для России, чтобы было чем ее третировать. Они опять же «забыли», что политически сталинизм был преодолен еще Хрущевым на ХХ съезде КПСС.  Что же касается симпатий части населения к Сталину, то аналогичное явление наблюдается в Европе по отношению к Гитлеру. Вообще симпатии к достижениям страны в сталинский период – это отнюдь не сталинизм: Сталин и у Черчилля вызывал определенные симпатии, и «преодолевать» их контрпродуктивно – эффект будет скорее обратным. Здесь необходима кропотливая разъяснительная работа, как и в Европе по отношению к симпатизирующим фашистам.

Более сложной представляется вопрос об преодолении «утопических идеологий» этих диктатур. Так ведь легко докатиться до Карла Маркса и, соответственно, Фридриха Ницше и привлечь их к ответственности. Впрочем, это не суть важно, ибо «поражающие воображение успехи (Гитлера и Сталина. – В.К.) не в последнюю очередь были достигнуты благодаря тому, что доктринерская и параноидальная картины мира сочетались у них со способностью действовать в духе Никколо Макиавелли. Они были предсказуемы и непредсказуемы одновременно, чем запутывали и деморализовали как противников, так и союзников».

Это еще один иррациональный феномен. Ибо понять, как можно одновременно «и быть, и не быть предсказуемым» иначе невозможно, в это можно только верить. Такая иррациональность вытекает из «феноменальной» концепции авторов, которая  тоже ведь иррациональна. Вот такой замкнутый круг.  Каким образом  «параноидальные» политики могли наносить поражения рациональным – просто еще один феномен. Думается, напротив, именно рациональность политики не очень образованного Сталина и «художника» Гитлера лежит, конечно, в основе их политических успехов, и поражает до сих пор их сегодняшних поклонников.



Феноменальные прелести

«Сталин был, в какой-то степени, недосягаем, в то время  как Гитлер делал ставку на «заигрывание» с плебсом…Далекий, подобно Богу, Сталин оставался для своих подданных практически невидимым, резко контрастируя с Муссолини или Гитлером, которые (по крайней мере, в предвоенные годы) были чуть ли не вездесущи», - вот пример анализа, показывающий в чем заключается особая прелесть феноменального подхода: он дает его поклонникам необъятный простор для исследовательской фантазии. Также можно с успехом сравнить кители диктаторов, привычки и т.д. Здесь важно только то, что ставятся рядом имена Сталина и Гитлера.

Другой феноменальный пример: «Сталина как великого государственника почитают те, кого он – будь он жив и во главе государства -  непременно бы расстрелял. Они “забыли”, что до конца жизни он оставался непримиримым к классовым врагам убежденным марксистом-ленинцем». В данном случае он позволяет игнорировать серьезные исторические факты, имеющие революционную подоплеку.  Например, многие коммунисты, сидя в лагерях и не обманываясь насчет неосведомленности Сталина, все-таки не пытались бороться с его режимом, потому что верили в справедливость советского строя (т. е. в свою революцию)  и боялись подорвать его основы.  Они принимали Сталина как неизбежное зло, исходя из высших идейных побуждений. Так, главком Блюхер сбежал из-под ареста, но потом как настоящий коммунист явился в приемную НКВД для получения объяснений, и был снова арестован.

Это дает важное объяснение жизнеспособности сталинского режима, но оно не укладываются в «феноменальную» схему.  «Почитание» же Сталина  его «жертвами» становится в таком случае поистине иррациональным.

Большое внимание в сборнике уделяется «псевдорелигиозным» чувствам масс, имевшему место фанатизму, «обожествлению» диктаторов простым народом - это действительно серьезный аспект сталинизма и фашизма. Справедливо говоря, что его нельзя полностью связывать с «общественной наивностью», что здесь чувствуются влияние неких глубинных причин, затем, тем не менее, «обожествление» объясняется совершенно рациональными, светскими фактами, как победа Сталина над фашизмом, послевоенной «хорошей» «нотой Сталина» о немецком народе и даже его «патриархальной харизмой».

Между тем здесь уместнее говорить о самом настоящем религиозном аспекте всех революций, на что указывал, например, З. Фрейд, говоря о коммунистической интернациональной идеологии как особенной – атеистической религиозности. Да и сами коммунисты не отрицали известного сходства -  что они призваны построить «рай на земле». Отсюда религиозный (фанатический) накал Гражданской войны в России, отсюда религиозные симпатии и к фашизму, который  в свою очередь многие не без оснований считают реваншем язычества со свойственным ему крайним национализмом. Об чем говорит хотя бы символ фашизма – языческая свастика.  То есть во многих случаях за «наивностью» и  фанатизмом людей, обожествлением ими диктаторов стоит именно эта новая религиозность.  Но эти глубинные революционно-религиозные симпатии к этим диктатурам не рассматриваются – они опять же не «феноменальны». 


Сталин - не Гитлер 

Самый темный момент предлагаемой нам «фюрерской» концепции – что понимают ее апологеты под десталинизацией, преодолением сталинизма сегодня. Вот попробуйте понять, например, следующее: «Сейчас в России по-прежнему широко бытует представление о Сталине преимущественно как о модернизаторе страны, победителе во Второй мировой войне и создателе мировой державы Советского Союза. Вместе с тем уже давно высказывается точка зрения, сравнивающая советского диктатора с Гитлером».

       Ну и что из этого следует? Что имеющееся  в России «представление» о Сталине неправильное, потому что кто-то где-то  сравнивает его с Гитлером? В чем здесь противоречие? Сталина и все его деяния можно сравнивать с Гитлером, как и с Наполеоном, а можно еще и с Лютером и Кальвином, кстати. Тогда ведь тоже реки крови были пролиты во имя неких идей, и массовых преступлений было не счесть.

  Противоречие в этом видит только «феноменальные» исследователи, при этом настаивая на «преодолении сталинизма». В их представлении «десталинизация» предполагает, насколько можно понять, «вычеркивание» Сталина из советской истории (с тезисом: советские успехи достигались вопреки ему и ценой неоправданных жертв) и дополнением ее положением о «тоталитарной» идентичности Сталина и Гитлера, то есть постановкой их на одну историческую доску. Из этого следует вывод, о котором не все «исследователи» говорят открыто, но который уже применяется в западной политике: нежелание России признать причиной Второй мировой войны Пакт Молотова-Риббентропа, то есть Сталина и Гитлера, является также оправданием Сталина.   

Кажется, последнее – и есть главная цель этой исторической кампании: возложить на Россию ответственность за Вторую мировую войну. Это противоречит громадному количеству исторических фактов, и вызывает, конечно, протест у здравомыслящих людей, которым, однако, не стесняются навешивать ярлык «сталинистов». Но нет худа без добра: уши политического заказа показываются, наконец, из-под исторической крыши.

Таким образом, мюнхенская концепция истории заканчивается банальной политикой: для нее Сталин только орудие, настоящая же цель - придать негативный, причем равно с фашистским, свет истории России в ХХ веке. В то время как трагедии России и ее народов в ХХ веке имели другое историческое происхождение, отличные от фашистских планов установления мирового господства на расовой основе.

Век революций 

Мюнхенская  историческая концепция преследует и отдаленные политические цели: ведь народ, имеющий такую – «тоталитарную» – историю на протяжении почти целого века, фактически лишается ее, и не может поэтому рассчитывать на нормальное политическое будущее.

Фактически Россию пытаются таким образом отправить в историческое, а затем и политическое небытие вслед за фашистской Германией, а значит, есть основания говорить о попытке исторической агрессии против России. На удивление откровенно высказался о способах ее ведения  директор музейного архива Освенцима Петр Ситкиевич  в связи с польскими претензиями к российской экспозиции в Освенциме: «Речь идет не о компромиссе, а о таком представлении исторических фактов, которое было бы приемлемо для Польши и западных стран». Это путь к «исторической» конфронтации, а не к исторической правде. 

Если западные историки не откажутся от «приемлемых» для них исторических концепций по отношению к России, то дискуссия будет вестись еще горячее, причем ее полем может стать и история Запада. Например, успехи фашистской Германии логичней объясняются не «предсказуемостью – непредсказуемостью» ее лидера, а серьезной фашизацией всего Запада: во всех западных странах были профашистские партии, «пятые колонны», которые помогали прокладывать путь Гитлеру в Европе, а потом принимали участие в войне на стороне фашистской Германии. Таким образом, есть основания говорить о европейском фашизме как глубинной причине Второй мировой войны.  К счастью для Европы и мира, крайний национализм Гитлера оставил его в конце концов в одиночестве.

    Наступивший XXI век, будет очень нелегким – такого мнения придерживался, например, А.А. Зиновьев, - и объективный анализ ХХ века мог бы, наверное, помочь избежать каких-то ошибок.
     Мы сегодня почему-то считаем, что революции как бы «свершаются» чуть ли не в один день. Сами революционеры – в частности Ленин и старые большевики - всегда говорили об «октябрьском перевороте», с которого революция по существу только начинается. И она, оказывается, может идти очень долго, так в России Октябрьский революционный процесс продолжался вплоть до смерти Сталина в 1953 году.  Поэтому его смерть и была таким потрясением для многих, и не только в России, и не только для его поклонников  – все понимали, что закатилась целая историческая эпоха. Сможем ли мы понять это?   Если сможем, то откроется путь к  настоящей истории ХХ века - «веку революций».         
               
Виктор Каменев, лауреат премии имени Б. Полевого