Ведьма или как рождаются легенды

 Часть 1. Сказка.
Жила в одном селе девка, красы необычайной. Черноокая, чернобровая, глаза словно омут глубокие, темные. Норов имела крутой, только отцу и не перечила. Даже барина и того к ногтю прижала, он ее стороной обходил, сглаза боялся.
И вот однажды приглянулась она барскому другу.  Объясняй не объясняй, что с кузнецовой дочкой связываться – нечистого дразнить, уперся Петр Петрович, хочу и все. Моей не будет не друг ты мне Иван Николаевич больше.
Ну что делать, отдал Иван Николаевич Просковью другу, а та и бровью не повела, даже уговаривать не пришлось. У нового барина в служанках по началу была, да только не долго. Времени прошло немного, а Просковья Емельяновна уже барыней ходила. Крепостные и слова ей сказать боялись и не в барском гневе дело, ведьмовские глаза у бабы такой палец в рот не клади.
А Петр Петрович души в своей Проше не чаял, она с ним и ласкова и мила, да только капризна порой не в меру. То того ей хочется, то этого. Дошло до того, что и вольной ей мало оказалось, захотела замуж за барина. А Петр Петрович только и рад, хоть завтра в церковь венчаться готов.
Но тут прознала про такие дела старшая сестра Елена Петровна. Примчалась на всех парах в отчую усадьбу брата вразумлять. Крепостные на барыню посмотрели и поняли быть беде. Попрятались, кто где, лишь бы под горячую руку не попасть.
Елена Петровна вихрем в дом влетела и на простоволосую Просковью Емельяновну напоролась. От неожиданности слова сказать не может, только во все глаза на такую красоту нечестивую смотрит.
- Леночка, милая, а мы ж тебя не ждали, хоть бы нарочного вперед послала! – укорил сестру Петр Петрович, заметивший движение во дворе вышедший посмотреть, кто бы это мог быть.
- Да какие нарочные, когда в отчем доме такое твориться! – накинулась Елена Петровна на брата – Какие ж тут нарочные, когда родной брат подзаборную девку под венец тащит, семью позорит! Ты о детях-то о моих подумал, как на них в обществе после такого смотреть будут. Ух, я эту змеюку подколодную… - еще больше разошлась Елена Петровна, но как только в глаза Просковье взглянула так и осела.
Что-то страшное ей там привиделось, что и сказать сложно, да только гнев весь на нет сошел, и в глазах темень без просветная.
- Что с тобой, Леночка, дружочек? – пытался привести сестру в чувства Петр Петрович.
- Ничего, так… душно у тебя тут – ответила Елена Петровна, старательно избегая сатанинского взгляда из-под густых темных ресниц. – Я думаю, Петенька ехать мне пора, проводи-ка ты меня, мой хороший.
Брат с сестрой вышли на улицу, где дворовые с опаской выглядывали из всех закоулков. Распрягать еще не распрягали, так что можно было тотчас ехать. Елена Петровна посмотрела на Петра Петровича и глубоко вздохнула: поняла уже, что не вытащить брата из этого омута. 
- Слушай меня, Петя, ведьма она страшная… Тебе бы покаяться… и бежать от нее куда глаза глядят.
- Да что ты, Леночка, Проша ангел, милая девушка, не знаешь ты ее совсем. А слухи, так то ж люди из зависти, что она из крепостной в барыни выбилась.
- Ну, как знаешь, но на свадьбу меня не зови, не приеду. А в дом ко мне ее приведешь, так не брат ты мне больше.
- Леночка, дружочек, ты в голову не бери наладиться все еще между вами.
- Прощай, Петя!
- Доброго тебе, пути!
Через неделю свадьбу сыграли, много народу не звали, да и те не пришли. Были только заядлые атеисты и любопытствующие. А еще через месяц не стало Петра Петровича.
На похоронах молодая жена и слезинки не проронила, была все такая же холодная и красивая, как всегда. А на следующий день уехала в столицу. Еще через полгода продала имение и, говорят, за границу подалась, да так больше о ней никто ничего и не слышал.
Лет через двадцать рыжебородый Емельян на смертном одре признался, что Просковья вовсе и не дочь ему, подкидыш она. « Жена родила, вот только умерла наша кровиночка, понес ее хоронить, глядь, а за околицей ребеночек лежит голенький и не шевелиться. Ну думаю, раз уж все равно своего хоронить иду так прихвачу и второго, все ж богоугодное дело-то.   Взял я ее в руки, а она глазки открыла и смотрит на меня, я чуть не выронил. Домой принес, жене отдал, рассказал, как дело было. Марфуша, царствие ей небесное, дитятко приняла, только Богу спасибо сказала и мне велела. Да и строго настрого запретила по селу болтать, наша Просковья дочь и все тут.»

Часть 2. Правда жизни

Две дешевые проститутки сидели в одном из самых захудалых кабаков Парижа и распивали бутылку самого что ни на есть дрянного вина. Одна из них была уже умудрена опытом и порядочно отравлена алкоголем. Хотя лицо женщины и носило некоторые остатки былой миловидности, а может быть даже и красоты, но это было уже не то. Вторая же еще совсем молодая девушка видимо совсем недавно ступила на эту кривую дорожку. По всему было видно, что перед нами учительница и ученица.
Женщины уже достаточно выпили, чтобы перейти на задушевные разговоры о своем нелегком житье-бытье. Молодая рассказывала, как у нее умер отец и мать выгнала ее на заработки, а чем еще может такая как она зарабатывать, кроме собственного тела. Старшая же криво усмехнулась и решила рассказать о своей нелегкой судьбе. 
- Это еще что, моя история куда интереснее. Я родилась достаточно далеко отсюда, там где есть люди двух сортов: хозяева и их собственность. Моя семья входила в разряд собственности. Мать рано умерла, а отец был строг и порой даже слишком. Кроме того, жизнь жестоко подшутила надо мной: в молодости я была очень красива. Многие усматривали в этом промысел дьявола, и в собственной деревне я прослыла ведьмой. Даже хозяин меня обходил стороной.
Но вот как-то раз жизнь моя круто переменилась, меня продали, и новый хозяин обращался со мной, как с равной. Это было странно и даже страшно. Я все ждала, когда же собственно он потребует плату, но ничего подобного не происходило. Мало того хозяин нанял мне гувернера, ведь я надо признать неграмотная совсем была, деревенщина одним словом.
Анри стал моей первой любовью, я с нетерпением ждала каждой встречи, ловила с замиранием сердца каждый взгляд. Это была страсть всепоглощающая и взаимная, при этом он еще успевал меня чему-то учить.
А потом я с удивлением узнала, что хозяин хочет на мне жениться. Какая-то женщина однажды ворвалась в дом и начала кричать, что он тащит под венец подзаборную девку, указывая на меня. Я остолбенела и даже не знала, что возразить. А вечером плакала в жилетку Анри, полагая, что нам придется расстаться, но мой любимый обещал все уладить.
На следующий день хозяин сказал, что свадьба лишь способ оставить мне его имущество в наследство на законных основаниях. Вот тогда-то я и узнала, что он смертельно болен. О причинах такого странного решения я не могла и догадываться, но главное для меня было то, что Анри будет рядом. Так я вышла замуж за нелюбимого, почти незнакомого мне человека. Мы прожили под одной крышей целый год, но так и не узнали ничего друг о друге.
А через месяц мой благодетель тихо скончался во сне, оставив мне письмо, в котором говорилось, что я его дочь, плод первой любви, о котором он узнал совсем недавно. Мне было сложно поверить, а когда Анри убедил меня в том, что это правда, мне было противно от того, что я обвенчана с собственным отцом. На похоронах я не проронила ни слезинки и уже на следующий день уехала с Анри в столицу.
Там мой любимый устроил продажу всего унаследованного мной имущества, и уже через восемь месяцев мы полные радужных надежд отправились в Париж. Я была безумна счастлива. Елесейские поля покорили меня, парижанки одурманили своей утонченностью, я пропиталась духом этого города и полюбила его.
Не смотря на то, что у нас были деньги, мы их не транжирили. Анри справедливо полагал, что так мы будем обеспечены надолго. Но все это счастье продолжалось ровно полтора года, самые лучшие полтора года моей жизнь. А потом, проснувшись утром, я не обнаружила рядом ни Анри, ни денег, ни украшений, ни даже некоторых платьев.
Мне нечем было платить за квартиру, и хозяйка выгнала меня, вот так и началось мое падение на самый низ парижских трущоб…

Женщина вздохнула, и отхлебнув из стакана, посмотрела на собеседницу, та мирно дремала, лежа на столе. Управившись с бутылкой в одиночку, женщина толкнула товарку в бок.
- Вставай, Мари, нам пора!
- Да, Прошо, я сейчас…