Сердце

Представьте, если сердце растянуть на пеньковых веревках, предварительно воткнув в него металлические крюки. Разжечь под ним костер, чтобы жертва мучилась, подгорая на быстром огне. Но большое пламя не спасет его от боли. От нестерпимой, адской боли. Подвешенное над землей оно будет плакать кровавыми слезами, наблюдая, как снайперы направили прицел, целясь в самый центр. Не дрогнет их гуманная рука, а на каждой пуле выдолблено имя. Твоё имя. И вот они засели, где-нибудь на чердаках и изрезают тонкую ткань лазерными мушками. Но убить твоё сердце через выстрел – слишком просто, слишком благородно. Они ждут, затаившись, и ты тоже ждешь: «Ну когда же, ну пожалуйста всадите в меня патрон, убейте меня?! Я умоляю вас, избавьте от нестерпимой муки. Всего один выстрел, всего один заряд!» Но лица палачей жестоко холодны. Сердце пытается вырваться из сковавших его оков, но лишь усугубляет положение тем, что разрывает раны от крюков, впившихся в стенки органа. Тысячи глаз будут смотреть, кто-то с отвращением, кто-то с наслаждением, но всё же смотрят как чье-то чувство, чья-то жизнь висит на волоске от смерти. Самое удивительное, что исход всем известен – волосок оборвут. Однако каждый гадает, как именно это произойдет. Чужим глазам интересен застывший крик чувств. Вот, над множеством лиц оно не знает что делать, как быть? Сорваться ли вниз, разорвав свою плоть и сгорев на костре, или подчиниться обстоятельствам – оставить всё как есть и плыть по течению. Плыть по течению реки Стикс в Царство Мертвых, где товарищем станет молчаливый перевозчик Харон. Нет! Это не выход, должно же быть ещё что-то? Может всё не так уж плохо? Может снайпера – это архангелы? И они пытаются спасти тебя от медленной смерти, заменив её быстрой? Может твоя душа попадет в рай, а эти смотрящие лица с глазами – грешники из Преисподней, которые завидуют вашей участи?
Какой-то старичок подкладывает дровишки в огонь и думает, наверное: «Наконец-то, вот теперь я совершил богоугодное дело! Теперь меня точно возьмут на Небо». Тем временем сердце начинало обугливаться и потихоньку умирать. «Снайпера, ну где же вы, прошу вас. Нет. Просто требую!» Кто-то кинул камень в живое создание и в толпе разнесся мат. Люди смеялись, кричали, показывали пальцами, ругались и плакали. «Никто, никто не поможет мне?» Между тем в массе выделились любители пострелять в дышащую мишень. Пятеро охотников долго целились, пытаясь не промахнуться, натягивая тетивы своих деревянных луков.
Пли! И вот тут-то чувствительный орган души решается: «Я не умру просто так! Я не дам убить себя – они все только этого и ждут. Убийцы! Убийцы! Не дамся им, злодеям! Слишком много мне приходилось прощать людям, слишком долго терпел обиды и злость других, очень часто приходилось отворачиваться, хотя был прав, слишком мало успел побыть на этом свете, практически не был. Теперь нужно смириться со своей судьбой? Никак нет! Плевать, что всю жизнь я делал только добрые дела людям. Все равно куда я попаду, наверх или вниз, но пришел тот час, когда свершится хоть и на закате дней, один большой и злой поступок. Теперь мне уже по фигу! Я постараюсь унести с собой как можно больше «добрых человечков». Я превращусь в бомбу – буду биться и стучать изо всех сил, пока не взорвусь. И пока не взорву других. Значит так тому и быть!»
Белые перья стрел торчали в разные стороны. Кровь сочилась из ран и шрамов, медленно стекая густой жижей в пламя. Огонь шипел. Страсти накалялись! Над тысячами глаз должна оборваться жизнь. Люди смеялись весело, громко, задорно, тихо, жестоко, по- злому. Улыбались: по-доброму, радостно, ехидно, хитро, смущенно. Им было хорошо: они вливали в глотки литры алкоголя, курили, как паровозы, гоготали и таращились на дешёвое зрелище. Ни одного сострадающего! А если же все-таки были такие, то их задавливали общественной нравственностью. Поэтому сердце оставалось одно! Одно во всем мире. Народ кричал, народ орал – им не терпелось увидеть развязку. Они скалились обнажая желтые зубы, брызжа по сторонам слюной. Того и гляди сожрут! Кто-то пел песни, кто-то топал ногами, кто-то затаив дыхание ждал.
«Утопая в общем рокоте голосов, я начало биться. Биться изо всех моих слабых и не многочисленных сил». Сердце стучало с бешенной скоростью, с барабанным боем. Костер поражал всё больше живых участков, появлялись новые и новые порезы, кровотечение усиливалось так, что вскоре не осталось бы живительной жидкости. «Вокруг народ ругался, обзывался и матерился. Им явно не нравилось представление, потому что я долго не умирало. Ну, ничего! Они стали закидывать меня дружно камнями, думая что это поможет. Жить оставалось мне 3 секунды».
«Раздался звон гонгов, и громогласный бас видимо кого-то из главных что-то произнес. Лично для меня он не произнес, а пробурчал, потому что ничего не было слышно отсюда, свысока. Да и некогда, и не возможно услышать т.к. я сильно запыхалось. Наконец, я достигло пика накала страстей, сил и нечеловеческого зла. Секунда и я взорвусь, всего лишь одна секунда. Одна. Казалось время летело так быстро, даже нет не летело, а стремглав, без башни мчалось, неслось. Люди начали протягивать в мою сторону руки, тянуться ко мне. Теперь они не кричали и не смеялись – они бубнили что-то себе под нос, бурчали не понятные слова. Создавалось впечатление, что все эти существа молятся. Вместо ора и хохота звуки сменились шипением и тихим шепотом. Они взывали к невидимому, неведомому богу, чтобы этот добро-злой царь даровал мне загробную жизнь в аду. Они очень просили Его и чересчур сильно хотели этого печального конца. Им не хватало только ряс, да мантий с капюшонами на их буйны головы. На мой взгляд это всё было как неудачное представление, не выгодное шоу. Действительно, чем-то напоминало провалившееся телевизионное ток-шоу. Не более того. И всё же…».
Внезапно время стало замедляться. Гул голосов становился будто зажеванная кассетная пленка. Алая кровь хлыщущая из меня во все стороны медленно опускалась на лица убийц. Казалось, что они все в миг превратились в животных и зверей с диким оскалом острых зубов. Клыкастые псы.
Внезапно кто-то в толпе крикнул: «Нет!». Остальное я уже плохо помню – в меня стрельнул один из этих снайперов на крыше. Другая пуля попала в веревку и я упало в пекло. Радостные крики выкинули из своих рядов в костер того несчастного, который воспротивился происходящему. Растерзанный собаками, он лежал еле живой объятый пламенем, где неподалеку догорало убитое сердце. Последнее что помню перед тем как сгореть дотла – это то, что тот паренёк плакал, смотрел на меня и плакал. Он тоже станет пеплом как и я, но тут стали слышны его тихие слова: «А я ведь хотел спасти, сохранить живое человеческое сердце. Образумить людей, сказать, что они совершают большую ошибку».
«Приятель, ты слишком наивен. Они не понимали, не понимают и не поймут – не будут воздвигать нам памятники. Не сделают нас героями, им легче расправиться и забыть про тех кто был человечным. Про тех кто был настоящим человеком, сохранившим все его человеческие качества. Дружище, оглянись вокруг они все уже давно не люди – это стая диких и жестоких шакалов. Я также как и ты доверялось им, но поступало не правильно. Мы же с тобою настоящие люди, не пустые существа как эти монстры. А настоящему человеку свойственно ошибаться. Ну вот, ещё двумя наивными душенками пополнится список Аида. Прощай, друг, надею…»
«Больше я ничего не помню – огонь сожрал меня целиком, а тот парень был ещё живой, ещё корчился от боли. Жестокие звери, жестокий мир.
Ну вот, я не успело взорваться снайпера опередили меня. Шакалы остались живы, а мы умерли. Надеюсь ветер позаботился о прахе – разнес его по всему свету, по всей планете рассыпал золу, чтобы каждое существо остановилось и почувствовало, что в их сердцах добавилась капелька тепла оставшаяся после того парня, который пошёл на жертву ради правды и добра. Он завещал её вам – наслаждайтесь!».