Принятие

Среда. Середина недели. Почему-то сумерки. Я оторвалась от чтения.

Легкий ветерок за окном теребит деревья, гонит тополиный пух.

Крик чаек и суета сорок, снующих  перед окном, нагнетает ощущение тревоги. Не иначе, как будет дождь.  Отсюда и беспокойство, поселившееся в мое сердце. А может просто не стоит вести жизнь отшельника, и не дожидаясь приезда Ника, пойти в народ, общаться, а не варится в собственном соку, перемалывая лишь свои мысли и ощущения. Зачем ждать пятницы?…

Трель телефона возвращает меня в комнату.

- Слушай, писательница, я завтра приеду, - говорит безразличный мужской голос.

- С чего это вдруг?.. 


Почему это Ник решил приехать сегодня? Проснувшись среди ночи, я думала об этой поспешности. Что заставляет его проехать двести километров, чтоб к вечеру вновь воротится. Еще говорит за мной едет?

Уже рассвело, но я так и не смогла уснуть.

К семи утра я все-таки встала. Наверное, Ник приедет где-нибудь к полудню. А может позвонить ему, чтоб не ездил вовсе, не тратил свое время.

За месяц жизни в маленьком городке я привыкла к уединению. Но почему он едет сегодня?

Закутавшись в теплый халат, я собралась под душ. Но стук в дверь остановил меня. Кто бы мог быть в такую рань?

- Угадай, – услышала я голос Ника.

- Ничего себе!

Отпираю дверь.

- Ну, как ты тут?

Я растеряна. 

- Сегодня не спалось,  Вот и решил выехать в четыре…

- Странно, я тоже не могла уснуть…

- Но я теперь хочу спать, - признался Ник.

Я ушла в свою комнату. Прикрыла дверь.
 

Когда вернулась в гостиную на столе лежала моя последняя рукопись, которую я  посвятила своему отцу. И теперь, выходит, Ник вернул ее.

Он появился в гостиной.

- Вчера я читал это… Отцы и дети. Почти Тургенев… Но ты относишься к своему, словно он твой ребенок…

- Так и есть.

- Из-за этого я не мог уснуть…

Я вопросительно взглянула на Ника.

- Я там сделал некоторые пометки. Можешь посмотреть, а я пошел спать.


Почему-то мне не хотелось листать свою рукопись. Может слишком много в ней боли за своего отца, за его отрешенность от жизни, моего раздражения за его безразличие к окружающей действительности.

Пять лет назад неожиданная смерть мамы перевернула наши судьбы. Отец вдруг стал безвольным стариком, и мне казалось, он смиренно ждет своего конца.
Эти чувства не покидают меня и сейчас, когда я дотрагиваюсь до своей рукописи. Нет, пускай полежит.

А я приведу себя в порядок и приготовлю завтрак. И мы вместе позавтракаем с Ником. А потом, быть может, я дам прочитать новые рассказы. Хотя, наверняка, у него есть дела поважнее, раз он примчался на один день за двести километров в этот маленький городок.
Сама я уже месяц живу здесь. Мой дом, мои родственники и друзья далеко. Нас разделяет не только расстояние, но и граница. А здесь все для меня ново. Незнакомые люди, взгляды, традиции. Я приехала сюда, решив, что здесь в уединении я смогу переродиться и научиться писать. И быть может, начать жизнь с белого листа, где нет прежних достижений моих родителей, а я, просто я, человек без прошлого.


Накрыв стол, я все же взяла свою рукопись.

Что же здесь так взволновало Ника? Моя боль за отца? Или мой наивный взгляд на окружающее?…

- Много уже прочла? – вдруг слышу голос Ника.

Увлекшись чтением, я не заметила, как он появился в кухне.

- Половина…

- Я предлагаю переделать концовку, но ты посмотри и другие замечания…

Я закрыла рукопись и вынесла ее в гостиную. И надо же, воротясь, я врезалась носом о косяк кухонной двери. Я заскулила от боли.

Ник вскочил из за стола.

- Что ж ты?

- Не вписалась… - пыталась я улыбнуться сквозь слезы.

Ощущение расквашенного носа заставило меня взглянуть в зеркало. Вроде ничего. Потирая нос, я вернулась в кухню и села за стол.

- Господи, как ты меня пугаешь…

Везет же Нику. Вечно на его глазах со мной происходит что-то дурацкое. То меня сшибает резвящиеся собаки, то я падаю от головокружения в кусты шиповника. Теперь еще этот нос. Неужели, действительно, нельзя быть внимательной, - укоряю я сама себя. Тем не менее, мне смешно от своей нелепости.

- Пожалуйста, не торопись.

- Вы, как мой папа, он с детства повторяет мне эту заветную фразу…


Уже за завтраком Ник сообщил, что вчера ему звонила моя кузина.

- Она была какая-то взволнованная. Все говорила о том, что ты порой неадекватно воспринимаешь действительность, что переоцениваешь людей, через чур им доверяешь…

- Что это с ней?

- Просила передать, что сегодня вышлет тебе письмо по интернету.

- Наконец-то! – обрадовалась я. - В понедельник я отправила ей электронное  письмо для отца и просила сообщить как у него дела.

Прожевывая летний салат, я рассказала Нику, что никак не могла отправить последнее послание отцу, письмо все куда-то исчезало… Я переписывала его три раза, с каждым вариантом высушивая текст от излишней сентиментальности. Наконец отправила сухой рассказ о своей жизни.   

- Вчера я заглядывала в интернет, и даже рассердилась, что кузина не соизволила отреагировать на мое послание.

- У них, кажется, с твоим отцом натянутые отношения?

- Такое чувство, что отец ждет от всех сострадания. Но сколько можно. Я  говорю ему: хочешь, чтоб тебя любили, научись любить других. Ведь кому-то нужна помощь, кому-то доброе слово. А ему легче лежать дома, уткнувшись в телевизор, и никого не видеть…

- Вы с ним очень разные, поэтому вам не понять друг друга.

- Он всегда мне казался каким-то одиноким.

- Даже при маме?

- Да.


Прошлой зимой Ник гостил у нас дома. Тогда то он и познакомился с моим отцом, его увлеченностью кухней и абсолютным отсутствием иных интересов. В те дни у нас бывало много народу, но отец постоянно держался особняком. Мы приглашали его в компанию, но он, поверхностно отшучивался, и удалялся к телевизору.

- Зато мама была другая… Она первый друг и советчик моих приятелей.

- Жаль, не удалось познакомиться с ней, - заметил Ник.

- О, Вы бы нашли с ней общий язык быстро.

- Судя по фотографиям у нее всегда грусть в глазах…

- Я думаю, что они с отцом совсем не подходили друг другу… Хотя, как говорят в родне, она единственная вышла замуж по любви. Мама рассказывала, увидела его и подумала: «какая красивая  будет дочь!». Родня уговаривала не выходить за этого попрыгунчика.  «Рожу дочь, разведусь,» - отвечала она. Но так и не развелась. Вначале не дал он, потом я, дочка, а позже и сама не представляла жизни без него. Сжились, привыкли за 30 лет.

- Вот поэтому его сейчас ничто и  не интересует.

- Да я не помню, чтоб он хоть раз повел меня, свою дочку, в музей, на концерт или в кино. В театр я ездила с ним на киносъемки. Два вечера я сидела с отцом за звукооператорским пультом и ужасно гордилась, что папа меня совсем не стыдится.

- Почему он должен стыдиться собственной дочери?

- Я была маленькая и худая, и он стыдился меня. Однажды, отправляя нас вдвоем в цирк, мама заплетала мне косички, а я крутилась у зеркала, и мне не терпелось выйти на улицу, показать всем какой у меня красный сарафанчик и белые чулочки. И вдруг папа говорит: «Одень ей брюки, не выставляй на показ эти спички». И вместо цирка папа повел меня в ресторан, где он встречался со своим другом…

Воспоминания возвратили меня в детство.

- А самые яркие воспоминания детства у меня связаны с санаторием. В нем я находилась ежегодно по три месяца… Меня навещали родственники, мама и бабушка почти ежедневно, другие реже… Помню, даже устраивали всеобщие вылазки ко мне, но не помню, чтобы хоть раз ко мне приходил  папа… Хотя в памяти даже вкус яблок, пахнущих печеньем, гостинцев, которые мне приносили и ожидание встречи и грусть расставания… Но папы не помню, как будто, у меня его не было тогда…

За окном, на территории детсада резвятся дети. Будут ли они когда-нибудь вспоминать это время, этот день, как я вспоминаю сейчас свое детство.

- Но дома все было связано с папой. Иногда по вечерам мы вместе рисовали. Я все удивлялась, почему он рисует одно и тоже – какой-то лагерь в лесу. А папа рассказывал, что в детстве он был горнистом и любил летние лагеря. Он показывал фотографии и заверял, что мне это тоже понравится, когда подросту. И я вновь гордилась своим отцом.

Ник внимательно слушает меня, словно я рассказываю ему какую-то увлекательную сказку.

- Помню однажды, когда мы с мамой возвратились из отпуска, отец подарил мне синюю шерстяную безрукавку. Мне было лет восемь, и  я безумно  полюбила ее. Это, пожалуй, единственная вещь, которую собственноручно  преподнес мне в детстве отец… Да, еще была любимая кукла, которая до сих пор сидит в моей комнате дома. Ее папа купил, когда мне не было и года. Мама рассказывала, привез он ее издалека и немного расстроился, что кукла все же оказалась больше собственной дочери.

- А он не ездил с вами отдыхать?

- Нет, ему это было не интересно. Зато мама каждый отпуск проводила со мной. Я была слабым ребенком, и врачи рекомендовали ежегодно вывозить меня к морю, поэтому мы не пропускали ни одного лета… Мне уже было восемнадцать. Мы не первый раз ехали на тихий безлюдный берег, и я сама просила отца, чтоб он поехал с нами, но услышала в ответ: «А что я там забыл?»…

- А он, проводил отпуск дома?

- Чаще всего он вообще не брал отпуска. Его работа была связана с разъездами. Приедет домой, недельку-вторую отдохнет, и снова в путь…

- А дача?

Ее он полюбил только последние пять лет перед смертью мамы. Тогда он занялся строительством, обновлением дачи, а до этого он не мог находится там больше одного дня… Как впрочем и теперь. Я удивляюсь отцу, его не манит природа, лес, рыбалка… Ему нужно лишь одно, задрав ноги сидеть у телевизора…

- А огород?

- У него одна отговорка: я в этом ничего не понимаю… Даже те последние годы, когда мы всей семьей бывали на даче, он редко появлялся на участке. На даче его держало строительство, это он делал с любовью, вымеряя каждый сантиметр, так что соседи прозвали его ювелиром… Но только отстроили и решили, что предстоящее лето будут отдыхать, умерла мама… Теперь в загородный дом отца на аркане не затащишь.  Я как-то месяц одна просидела там, просила, чтоб он тоже приехал, но нет.

Рассказывая, я наливаю чай. Смешно, в последнее время, живя с папой, я разучилась делать даже это, все он делал сам, варил, подавал, убирал. И размышляя об этом, я признаюсь:

- Я знаю, он любит меня, хоть и постоянно ворчит.

- Я заметил, он цеплялся к каждому твоему шагу.

- Не знаю, что Вы ему сказали, но после Вашего разговора он стал терпимее к моим недостаткам.

- Я просто объяснил ему, что ты уже самостоятельный взрослый человек.

Признаться, я смутилась, ибо действительно чувствовала, что отношение отца ко мне в последние пол года изменилось. Но всю свою нежность он по-прежнему дарил двум нашим кошкам.

- Я и кошки, это весь его мир. Мне кажется, что ко всему прочему в жизни он уже потерял интерес. Правда со мной он не может общаться долго, зато  кошек папа может гладить часами, держать их на коленях и как мальчик восторгаться их повадками.


Аромат чая витает над столом. Я вспоминаю, что кто-то совсем недавно сказал, что я для отца святой человек. Наверное, это действительно так. Только нежность он проявляет ко мне через отцовскую заботу.

- Признаться, уехав из дома, я немножко растерялась, ибо за год отвыкла от готовки и даже посещения магазинов, - усмехнулась я.

- Райская жизнь!, - иронично подметил Ник.

- Но удивительно, я не скучаю по дому как раньше, при жизни мамы… Хотя, я люблю отца… Уезжая, мне было больно оставлять его одного… Он все надеется, что найдет женщину, как наша мама, которая будет воодушевлять его…


Ник отвернулся.

Я тоже взглянула в окно. Вчерашнее ощущение тревоги сменилось покоем. И это поразило меня. Тополиный пух повис в воздухе, еле движется.  Черная кошка притаилась под кленом, словно смотрит в мое окно. Не шелохнется.  Где-то одиноко перекликаются чайки.

Достав из потертого кожаного портфеля книгу, Ник раскрыл ее перед собой. Меж страницами оказалась черно-белая фотография двух пожилых людей.

Я стараюсь разглядеть их. 

- Это мои родители, - с необычной теплотой говорит Ник, вглядываясь в родные лица.

Я первый раз вижу этот снимок, первый раз наблюдаю с каким трепетом смотрит на него Ник, бережно сдувая ворсинку с лица матери.

- Она очень добрая, - вижу я блеск в глазах пожилой женщины. Она задорно улыбается нам со снимка. – И озорная…

- Вот уж любила посмеяться, - голос Ника наполнен теплой грустью. – Не унывала даже когда стала глухой…

- Она так и светится жизнью…  А отец, чувствуется, суровый…

- Кузнец… Говорил мало, но по делу… С малолетства разговаривал со мной как мужчина с мужчиной…

- Правильно… Мужское воспитание чувствуется сразу. Парню жесткость нужна… Моего отца воспитывала лишь мать, до 12 лет водила с собой в женскую баню, ни разу не ударила, да и не пожурила, наверное, толком… 

Ник тяжело вздохнул. Спрятав фотографию в книгу, он отошел к окну.


Необъяснимо тягостное молчание повисло в комнате. Виной ли тому ностальгия, вернувшая нас к своим истокам. А быть может нерешенные проблемы не оставляют его в покое? Что пригнало его сегодня за сотни километров? Какое дело? А я тут еще со своими воспоминаниями. Глупо, как глупо.

Нужно бы заняться делом, ведь на сегодня было намечено несколько встреч...


Молчание затянулось.

Ник все еще стоит у окна, жестко облокотившись руками о подоконник. 

Я вижу лишь его напряженную спину. 

- Нужно пойти проверить интернет, - наконец, хоть что-то произношу я. – Прочитать письмо кузины…

- Подожди, - в голосе Ника какая-то дрожь.

Нет никакого желания читать наставления старшей кузины и у меня. Поэтому я даже радуюсь отсрочке.

- Можно прочесть и позже… лишь бы ничего плохого не было.


Обед закончен. Нужно привести все в порядок, здесь нет моего папы.

Я громыхнула салатницей.  И даже возмутилась про себя, не могу потише.

Вдруг я ощутила жесткое прикосновение мужской руки до моего плеча. Хочу повернуться лицом к Нику, но он твердо держит меня. Я замираю. 

- Сегодня похоронили твоего отца…

До меня не сразу доходят эти слова. Я не понимаю, что происходит со мной. Слез нет, лишь внутренняя дрожь… Этого не может быть. Похоронили, значит, он умер, но как?…


Проходит какое-то время, прежде чем до меня доходит. Значит, я больше не увижу его? Но я не хочу в это верить. Мне кажется, вернись я домой, все будет по-прежнему. Вновь по утрам отец будет готовить мне завтраки, что-нибудь вкусненькое на обед и на ужин. Меня, конечно, это будет выводить, ибо тратить все время в угоду желудка, на мой взгляд, абсурдно. Но… Этого уже не будет.  Также, как пять лет нет сладостных вечеров в обнимку с мамой.


Я не в состоянии думать, понимать… не в силах дать отчет происходящему. Лишь ноги куда-то несут меня… Но зачем? Ведь все остановилось, и вряд ли возможно убежать от этого.
Нет ли в смерти отца моей вины? Не произошло ли это из-за  моей отрешенности, невнимательности к родителю. Укатила за тысячи километров, оставив его одного…Тоска разъела его сердце… Он очень переживал за меня в последнее время, принимал все близко к сердцу…

- Может, он сам наложил на себя руки? – не могу я поверить в смерть папы.

- Боже! Этого не может быть, - заверяет Ник. – Для этого нужно очень большое мужество.

- Но как?

- Сердце…

- Сердце? Да…?

- Кузина сказала, что его не видели несколько дней… тогда они решили пойти к нему, открыли дверь…

- Господи, я как будто предчувствовала это, - поражаюсь я. – Уезжая из дома, я раньше никому не оставляла свой ключ от квартиры. А тут, что-то нашептывало мне, что надо оставить. Я противилась внутреннему голосу, и все же по дороге на вокзал занесла ключ к тетке. Отец ворчал, что это я, понеслась к родственнице перед самым поездом. Я, конечно, не сказала ему причины, да и тетку предупредила, чтоб ничего не говорила отцу о ключе - пусть будет так, на всякий случай, мало ли, все же один живет…


Ник предложил поехать с ним. Это еще на 200 километров дальше от моего дома. Но мне все равно. И уже в машине я прислушиваюсь к тайникам своей души.

Смерть отца не потрясла меня до основания, как уход мамы. Почему?

Ведь отец такой же родной и с его уходом я осталась совершенно одна на этой земле. До сего дня я чувствовала опору, понимала, что я нужна кому-то и меня ждут в отчем доме. Хотя… Семья и прекрасное прошлое умерло для меня с уходом мамы. И я это прекрасно понимала. Осознавал это и отец. Однажды он сказал: «если бы не стало меня, вам все же было бы легче…»

Вообще жил ли он эти пять лет, или мучительно тянул лямку вынужденного существования. Наверное, все же, так лучше? Так лучше для него.  Он прошел выпавшее испытание, и надломленная душа достигла освобождения…   


Едем. Я не замечаю, как мы выехали из города, очутились на большой трассе.

Тишина и покой, - прерывает молчание Ник.

Но я не ощущаю ничего. Мир замер. Лишь странное понимание временного пребывания здесь и ожидание встречи с обоими родителями. Как в детстве, когда мама с папой отправляли меня в летний лагерь.   


Мы зашли в придорожное кафе. Еле слышно звучит музыка. После смерти мамы меня раздражала эта обыденность, любое проявление жизни. А сейчас?

- Как будто ничего не произошло, - признаюсь я Нику. – Мир остался тем же.

- Ты стала взрослой.

- Странно, но мне было больнее смотреть на  жизненную маяту отца, чем осознавать его смерть… Почему? У меня сжималось сердце, видя пустоту его жизни…

- Сейчас ему уже ничего не надо, душа успокоилась.

- О чем он думал последние дни, о чем переживал? Скучал обо мне, радовался, что у меня все хорошо, или досадовал, что я вдали от дома, от него…


Машина мчится по шоссе. Мелькают маленькие хутора и небольшие поселения. Может, сейчас здесь тоже кто-то умер, а кто-то родился...

Сегодня похоронили моего отца. Но что в мире изменилось? До обидного ничего.

Природа, погруженная в предвечерние сумерки, также божественна, как и вчера. Тихо шумит листва и слабо светит вечернее солнце. В ложбинках поднимается туман. Ощущение покоя обволакивает и уводит за собой.

- Как быстротечно время… Четырнадцать лет назад мы похоронили бабушку. Она умерла, когда я училась в университете и уехала на каникулы… Через девять лет умерла мама, когда я была в командировке. И вот, отец. И меня вновь нет дома…

- Видимо, это твоя судьба.

- Странно, но я не предчувствовала смерть отца, как это было с мамой и даже бабушкой…

- Наверно, вы были духовно далеки друг другу.

- Но в последние дни я все же чувствовала какую-то тревогу, желание позвонить и услышать
его голос. Я пошла, но переговорный пункт был закрыт. И письмо по интернету никак не проходило…


Машина свернула на обочину и остановилась.

Я безучастно вглядываюсь в даль. Кажется, вдали раскинулось море. Но почему оно сливается с небом? Где граница между ними? Они одного цвета, одного состояния. Небо переходит в море, а море в зеленое поле. Легкий ветерок гонит волну сочных трав. Островами растут кустарники. Вся прибрежная часть в низине. Она, словно полотно, созданное кистью художника, вся перед моим взором.  Ибо я рядом с пологим спуском, заросшим кустарником.

Я вспоминаю кладбище, мамину могилу. Последний раз я навещала ее в день своего отъезда. Тогда я обиделась на отца, что он поленился поехать со мной к маме. Я прибралась возле могилы, убрала сухостой с пустого места, участка земли, который отец оставил для себя?!
Ком горечи о безвозвратно ушедшим подступил к моему горлу и просачивается из глаз жгучими каплями. Мне вдруг стало жаль себя, и я упала ничком в траву…
Темно и тихи.


Но нет, где-то неподалеку неугомонно поет соловей. Я прислушиваюсь. Слышу какие-то тихие шорохи возле своей головы. Открываю глаза и вижу, как ползет по траве гусеница. Снуют муравьи. 

Я переворачиваюсь на спину и вглядываюсь в безграничную небесную пропасть. Когда не стало мамы, папа высматривал ее там. Я замечаю первую слабую звезду. 

Дрожь вновь пробежала по моему телу. Я почувствовала прохладу и села на корточки.
Пурпур заката отражается в зеленой траве у меня под ногами. Трава словно пылает. А белые полевые цветы, будто маленькие звездочки, искрятся в ней. Вдали нежно стелится туман, неся запахи и прохладу лугов. Слышно шубуршание жизни под ногами, в траве перебирают лапками маленькие букашки. А вот и борьба за существования. На раскрывшемся полевом цветке схватились, словно борцы на ринге, четыре небольших жучка. Есть, один соперник скинут, он кубарем скатился в траву. А победители продолжают возится, словно ничего не произошло.


И я вновь вспоминаю отца. Разве смог бы он радоваться этому маленькому проявлению жизни? А может, он это делал молча, не привлекая к себе внимания. Почему же его никогда не влекло на природу, он не желал наслаждаться ей. Но как же кошки? С ними он проявлял необычную нежность.

Я не смогла все же его понять, не смогла распознать его душу…

Нам не дано понять другого полностью, да это, наверное, и не нужно…

Но он мой отец, и после смерти мамы я оставалась единственным его родным человеком.
Каждому дано испить свою чашу в одиночестве…

До меня доносится шум проезжающих машин. Оказывается трасса совсем близко, но она далека от меня. Я слышу колыхание цветов, чувствую, как дышит земля в предвечерних сумерках, одаривая меня своим дневным теплом. Мне знаком этот запах из детства.


А вечером я прочитала послание от кузины:
«Твое письмо я так и не смогла передать твоему папе. Маме плохо без него, и она его позвала. Он ушел к ней. Ты же знаешь, ему здесь было одиноко. Постарайся их понять. Поверь, вместе им лучше. Он ушел легко, без мучений, во сне. Постарайся взглянуть на все это несколько шире, все мы гости на этой земле, и нам когда-то пора домой. Они исполнили свое предназначение, есть ты, и они в тебя верят…»



Наргиз Нур