150
__
Пытался говорить с ней (в компании) и сделал законным дружеское обращение по имени: «А.»
Всё с удовольствием вспоминаю, как она на мой аморализм набросилась…
***
Ей Богу, человек на червяка бы ловился - у хозяйственного мужичка всему применение находится, любой мелочи, а уж червячку тем более…
Но в этот раз почему-то не заладилось. «Наживите чем-нибудь покрупнее» - наживили, но все равно клева нет... Ставки растут, уже подъемный кран пригнали, чтобы удочку подменить... Наконец, с его помощью целый дом в воду опустили - и вот тут не устояла рыбка, заглянула в окошко...
Самое богатство находится под носом, дальше - по убывающей. Вот выходишь в синие сумерки и начинаешь вглядываться во всё, как бы во владение приобретая. Каждый оттенок важен - и не для того существует, чтобы пером скрипеть и людям скрип свой с надеждой носить... - нет, всё существует само по себе и само для себя... А сколько крупного? Какой дым стелется по морозному небу; как много, помимо синего, и других цветов - белого, красного, фиолетового, коричневого... И странно всё, т.е. как в стране странной и далекой... - и нет ничего больше этих ощущений. «Покой, братцы, покой. Вечная жизнь уже начинается…»
***
«Всё, я написался сатир, отныне сатиры пусть пишут сатиры. У меня теперь жена, дети… Я не то, чтоб заблуждался, но я не всё знал… Экстремизм бесплоден, но молодость на него обречена… Пока ты сделай шаг, а мир ты перевернешь завтра. …Бог придумал женщину для того, чтобы мужчины делали свои революции с нежностью… Вот «Войну и мир» писал влюбленный человек; точнее, человек, помнящий влюбленность с благодарностью…» - такое настроение (готов предать себя?)
***
Столкнулся с ней нос к носу - а с носа не видно, какой я эсминец и крейсер. Стал разворачиваться, но она уже проскочила вперед... Много раз так было, пока, наконец, не удалось развернуться. Смотри, мол, какие размеры, какой масштаб, какая длина и высота, сколько пушек и все из стали. ...Смотрит, да и что ей остается делать - улица перегорожена.
«Входит делегация неких знаменитостей - несколько молодых парней - обходит наш «офис», наскоро с нами знакомясь - и выходит. А я на выходе сижу и эдак улыбаюсь, и один из них эдак же на меня глянул...» - вот и все, что за притча? Наверное, иронически относился… но свободы такой на деле я еще не достиг, моя улыбка была бы как непроницаемая невинная маска, эдакое сплошное дружелюбие и приязнь…
Лежу на пляже, размяк от обилия солнца и обнаженных девушек – а надо вставать... Нет, могу только до холодка, до пивного ларька добрести. «Пожалуй, еще на денек здесь задержусь» - «Но отпуск-то давно закончился?!»
Или: невозможно подняться, в голове туман - мне же надо не просто встать, а встать и стать статуей Свободы…
Я воин и могу болтать, не подумав. И пойти, куда захочу... Помню, как в детстве завидовал смелым мальчишкам: один жил чуть ли не в лесу и стрелял чуть ли не из пистолета... - и его классно освещало закатное солнце, когда мы стояли на просеке, поляне, бугре…
***
У него смерть и смех, а у меня грустная жизнь. Лучше быть грустным, чем мертвым. А жизнь всегда чревата радостью и потому то и дело на моем грустном лице мелькает легкая улыбка...
Он подпрыгивал на ухабах и хохотал, а я стремительно скользил и неуловимо улыбался.
«Ну что вы, я уже поживший человек, поздно мне плясать или как-то иначе веселить вашу честную компанию».
Поживший человек есть человек пригвожденный; не к кресту, а скорее к обеденному столу; или к столу рабочему. Короче, прободай бок ему язва, чтобы не мучился от одышки и телесной тяжести долго...»
Свидетельство о публикации №209121001395