Алешкины рассказы. Исход
Алёшка стоял у дома и наблюдал, как в стороне железнодорожных путей двое солдат-новобранцев пытались вкатить на железнодорожную платформу зелёный мотоцикл.
Власть в городе ещё формально принадлежала военному комиссару, а фактически только эти два новобранца- это и всё, что напоминало о городской власти. А так, все только и говорили, что « …немец уже в Латном, с часу на час будет здесь». Алёшка постоянно твердил про себя слова клятвы, которую он дал матери - « от подъезда -
ни на шаг!»
Неожиданно, как бы из ничего, вдруг возникла стрельба. Казалось, будто десяток пастухов одновременно защёлкали своими бичами.
Один из солдатиков-новобранцев вдруг как- то дёрнулся и свалился с платформы на землю, где и остался лежать неподвижно. Второй сделал попытку убежать, но, пробежав пару метров, как-то неловко, боком завалился на землю и затих неподвижно.
Алёшка , как зачарованный, наблюдал за происходящим, когда вдруг из глубины подъезда вдруг вылетела мать. Пребольно схватив его за ухо, она бегом потащила его за дом, в сторону сараев и погребов. Пинком, которого Алёшка никак не ожидал от слабой женщины, мать буквально вбила его внутрь сарая, затем заставила опуститься в погреб.
Здесь уже были все Ивановы, Завалишины, Камынины - в общем, вся родня. Вид у всех был испуганный, растерянный. Да ещё раненный Женька вдруг вздумал рассказать историю, как в Латном, вот также, целая семья сидела в погребе, а пришедшие немцы швырнули туда связку гранат - на предмет «выкуривания раненных красноармейцев». Так всю семью и накрыло. Женьке тут же, в темноте, влепили звонкую оплеуху. После этого рассказа каждый стал искать укрытие понадежней Мать грозно цыкнула на Суслика и, поднеся палец к губам, заставила всех прислушаться
Сначала только было слышно, как щёлкает догорающий фитиль свечки. Потом раздался дробный звук, будто кавалерия шла поверху. Потом всё стихло вновь. Сверху раздалась незнакомая лающая речь, творило погреба отворилось, и в образовавшийся проём показалась голова в каске.
«Век! Век!»- скомандовала голова по-немецки и все стали боязливо подниматься наверх, - не то, что бы поняли перевод, а скорее ориентируясь по жесту немца.
Когда Алёшка поднялся наверх, то увидел следующую картину: наверху погреба стоял немецкий танк. Он, как игрушку, сдвинул их хлипкий курятник. Как он не провалился в их погреб - Бог его знает? По двору расхаживали молодцы в чёрных комбинезонах, судя по всему - танкисты. Среди них мелькали рыжие парни в форме немецких пехотинцев; потные, загорелые, в тёмно- зелёных френчах с закатанными рукавами и с автоматами наперевес. Их вещи, нетронутые, стояли аккуратно сдвинутые в уголочке. Алёшка удивился - он столько слышал рассказов, где немцы выставлялись грабителями и ворами, которые ни перед чем не останавливались, лишь бы поживиться чужим. А тут - на тебе…? Странно…
Востроносый маленький немец в форме фельдфебеля вдруг на чистом русском языке стал объяснять присутствующим, что войска вермахта принесли им свободу от большевистской заразы и кремлёвских жидов, и, что, если у населения есть претензии к германскому командованию, то их внимательно выслушают во вновь созданной комендатуре. Второй немец, тот, что повыше, что-то залопотал быстро по-немецки.
Маленький фельдфебель вновь стал переводить. - « Немецкое командование ждет, что сразу будет избран городской староста и будет составлен список жидов и коммунистов, укрывшихся в городе»
Собравшиеся горожане только пожимали плечами, разводили руками.
«По-моему, они просто бояться» - подумал Алёшка
Во дворе немецкие танкисты ловили и тут же ощипывали кур. Длинный сухопарый немец в мундире подошёл к фельдфебелю, и что-то прошептал ему на ухо. Фельдфебель слушал его, согласно кивая. Потом обратился к жильцам дома: - « Господа, немецкое командование предлагает вам покинуть этот дом и разместиться временно в сараях. Здесь, в этом доме, опять же временно, будут располагаться казармы танковой дивизии «Мёртвая голова». Заранее приносим вам свои извинения!»
Мать молча стала паковать их скудные вещи. Алёшка помогал ей. «Суслик», весь в бинтах, полусидел на диване и бесцеремонно разглядывал немца, который варил бульон у них на плите. День клонился к закату и на завтра обещала быть хорошая погода.
«Кому она нужна, эта самая хорошая погода»- думал Алёшка, собирая и пакуя вещи - «Если на свете творятся, такие безобразия»
«Так вот она какая, эта самая - взрослая война» - продолжал думать Алёшка, пакуя вещи. Значит, война-это, когда тебя в одночасье могут вышвырнуть из твоего дома; война- это 2 разворочанных детских трупа на пыльной дороге, это два ни в чём не повинных солдата, просто так застреленных на железнодорожных путях и лежащие там до сих пор, ни кем не убранные. Война- это когда всё время страшно, когда запросто можно сгинуть в этом водовороте. И повинен в этом будет не страшный дядька со звериным оскалом и винтовкой наперевес (как рисовали немецких оккупантов на плакатах довоенной поры), а простой усатенький фельдфебель, вроде давешнего, там, у дома. Или повинен в этом будет невзрачный, плюгавый солдат, вроде того, что сейчас варит бульон на их плите. И потом - это не проходящее чувство страха, как перед поркой, когда тебя ещё не бьют, но тебе уже заранее страшно и больно. Страшно не за себя - страшно за маму, за раненного братишку, всё время очень страшно»
Из состояния задумчивости его вывели знакомые слова, но никогда ранее в их доме вслух не произносимые. Женька, лежащий с перебинтованной задницей, вслух учил немца русским матерным словам и непристойностям. Немец довольно улыбался, угощая Женьку шоколадом.
«Ну, как, закончил?» - обратилась мать к Женьке, как бы не замечая немца, стоящего рядом - «Давай-ка, мы тебя перенесём на новое место жительства» Они вдвоём подхватили его жалкое худое, всё в бинтах, воняющее какой то медицинской гадостью, тело и понесли его в сарай, через опустевший двор.
Так начиналась их первая ночь в оккупации.
И таких ночей ещё будет очень-очень много, целый год страха и крови, бомбёжек и артобстрелов, этой новой для Алёшки военной жизни...
Свидетельство о публикации №209121000237