Робот

Это странно, когда тебя разбирают на части. Деталька к детальке, схема к схеме. Это странно осознавать, что у тебя больше нет глаз цвета бездонного неба, и губы твои – не спелая клубника, а жижа в колбочке. Это все странно и совсем не больно…
Первое правило робота – никого ни в чем не винить. Второе – во всем всегда виноват робот. И хоть я уже не существую в своем прежнем обличье, но до сих пор придерживаюсь их. Думаю только об одном: почему нет третьего правила? «Робот_не_должен_никого_любить». Я бы сделала его главным, чтобы потом никого ни в чем не винить, даже себя.

В ее доме всегда было чисто. Незваные гости никогда не могли привести ее в состояние ужаса от того, что они увидят разбросанные на полу носки. Она всегда следила за своей внешностью и не боялась упасть в обморок перед новым знакомым из-за выбившейся пряди волос. Ее холодильник всегда был полон вкусной еды, а аквариум, в коем обитали золотистые рыбки, всегда блистал отполированными стеклами. Не хватало только одного – тех самых незваных гостей или новых знакомых. Вот уже второй год она жила одна, несильно из-за этого печалясь. Каждый месяц она выучивала по одному языку, регулярно занималась аэробикой, квантовой физикой, приготовлением пищи и игрой на гитаре. Скука не была ей знакома, список дел кружился вокруг нее, как пчелы над медом. Она не знала горя, счастья тоже. Она жила, как умела. И звали ее Алекса.

В тот день Джеймс ошибся дверью. Работая курьером, такое часто случается. Цветы ожидала некая дама из квартиры 47. Судя по указаниям, которые оставил заказчик, женщина эта была чересчур темпераментна, чтобы принять букет из роз, поэтому композицию составляли всем цветочным салоном. Этот район считался элитным, иметь квартиру здесь – означало быть любимчиком судьбы.
Откровенно говоря, Джеймсу было абсолютно наплевать, что это за дама со столь специфическим вкусом, ему просто хотелось побыстрее вручить ей букет и укатить на велосипеде домой – к мягкой подушке, что продолжала хранить его утренний сон. Он позвонил в дверь и постарался принять, как он считал, праздничную позу для вручения букета. Спустя некоторое время, дверь плавно отворилась, не издав при этом ни единого звука. На пороге стояла девушка, одетая в кофейный атласный халат, ее босые ноги утопали в пушистом ковре, темные волосы в упорядоченном беспорядке спадали на плечи и струились по спине. Большие глаза застыли в неком изумлении, они внимательно изучали незнакомца, пока губы цвета спелой вишни не растянулись в улыбке.
- Добрый вечер, вам кого?
Джеймс напрочь забыл о своей праздничной позе, ему казалось – отведи сейчас свой взор от нее в сторону, и он умрет. Для такой всех цветов мира мало.
- Вам кого? – девушка терпеливо повторила вопрос.
Джеймс постарался кое-как взять себя в руки и даже немного в этом преуспел. Он только протянул ей цветы и сказал банальное «Поздравляю». Девушка удивилась, но букет взяла. Несколько васильков выбилось из упаковки, она погладила их рукой и улыбнулась.
- Красивые они.
- Ваши глаза? Э… То есть цветы? – Джеймс понял, что сморозил откровенную глупость, и в нем заколотилось единственное желание – бежать, бежать, пока он хоть что-то соображает. Девушка снова улыбнулась.
- Глаза – это те же цветы, у каждого свой бутон… Спасибо за букет, - дверь также беззвучно закрылась, а за нею исчезло видение с глазами цвета васильков. Только теперь Джеймс увидел цифры на двери – «46». Он ошибся дверью и впервые об этом не пожалел.

Когда я родилась, мне было двадцать три. Я не помнила своего детства, точнее – я не знала, что это такое. У меня всегда были темные длинные волосы, высокая талия и плавные плечи, и даже синяк, который не сходил третий месяц подряд. Отец говорил, что это я поскользнулась на ступеньках и ударила колено. Как ни странно, я этого не помнила. Но все было хорошо, мне нравился окружающий мир, я наивно полагала, что это все для меня, пока однажды не раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и замерла.
- Здравствуйте, - сказал мой голос с другого конца провода. 
Я молчала.
- Здравствуйте, - раздалось снова.
Отец, заметив мою реакцию, выхватил трубку из рук.
- Алекса! – закричал он в нее. – Алло! Алекса! Алекса, выслушай меня!!!
А, ведь, Алексой была я – до этого звонка… Отец повесил трубку и посмотрел на меня.
- Ты – робот, - сказал он и ушел в спальню.
Я проплакала всю ночь. Я кричала  и угрожала ему. Я винила его изобретательный ум. А на следующий день я нашла записку с двумя главными правилами для робота. Отец уехал, взяв с собой лишь фотографию молодой брюнетки с глазами цвета васильков – это была я, только не помню, чтобы отец когда-либо меня фотографировал... А еще во мне что-то изменилось, как будто нажали маленькую незаметную кнопочку. С тех пор я и стала роботом – ни смеялась, ни плакала. Ведь, это глупо – плачущий робот...

Теперь  Джеймс часто бывал в районе, где жила неизвестная нимфа. Он нашел ее окна, в них всегда горел свет. Каждый раз, надеясь на “случайную” встречу, он брал с собой букетик васильков. Каждый раз букетик вял, так и не попадая в руки к заветной. Это продолжалось около двух недель, пока однажды парень не замечтался.
Был последний заказ и поздний вечер. Джеймс на велосипеде катил вдоль тротуара, букет бело-оранжевых роз был аккуратно прикреплен к корзине. Каждый поворот педалей сопровождался легким методичным скрипом. Это усыпляло и помогало мечтать. Когда из-за угла внезапно вынырнула чья-то фигура, Джеймс не сразу понял, что произошло. Толчок – он резко тормозит и теряет равновесие – фигура падает на колено, так и замирает.
- О, Боже! Простите! Как вы? – Джеймс перепугался не на шутку.
- Все в норме.
Тот же голос! Та же фигура! Те же волосы! И наверняка те же глаза… Перед ним стояла девушка, левой рукой она терла ушибленное колено.
- Вы поранились? – он наклонился к ее ногам. – Синяк. Думаю, до свадьбы заживет, - Джеймс улыбнулся.
- Если бы… - девушка опустила ресницы.
- Неужто свадьба завтра?
- Нет.
- Тогда точно заживет.
Девушка неуверенно кивнула.
- Я пойду.
- Стойте. Уже поздно. Я вас провожу.   
- Не нужно. Просто хочу погулять.
- Можете считать меня наглецом, но я составлю вам компанию.
- А вдруг нам не по пути?
- Земля круглая. Как не верти, все равно встретимся.
В воздухе повисла тянущаяся как жвачка пауза. Девушка отстранено смотрела в сторону. Джеймс смотрел на нее.
- Меня зовут Алекса. Кратко от Александра… А знаете, ваш букет до сих пор не завял.
- Вы меня помните? – Джеймс мог тут же рухнуть от счастья, но с серьезным видом добавил. – Не может быть, сколько времени-то прошло. Поразительно!
- В мире много поразительных вещей.
- Да вы, я смотрю, философ.
Девушка рассмеялась.
- Никогда не догадаетесь, кто я.
- Да ну? Может, одна из муз Аполлона?
- Холодно.
- Инопланетянка.
- Теплее.
- Первый в мире робот-человек, - Джеймс громко рассмеялся, показывая всю нелепость своих догадок.
Алекса молча шла дальше.
- Если я вдруг залезу к вам в душу, дайте мне сразу пинка… И все же – что вы делаете одна на этих темных серых улицах?
- Одиночество выгонит, куда хочешь, хоть на край света.
- Одиночество – противная штука, гони ее, чем попало и куда попало.
- В четырех стенах далеко ее не прогонишь…
- Так вот почему ты бродишь по улице?
Алекса кивнула. Она грациозно шла по тротуару, каждое ее движение было плавным и… правильным. Такой красивой походки парень еще не встречал. Это восторгало и настораживало одновременно. Но все же заставляло любоваться. Он не знал, что может быть общего между курьером и красивой девушкой из богатого района, но сердце все настойчивее напоминало о своем существовании. Она не знала, что может быть общего между нею – роботом и ним – человеком. Все очень просто. Любовь.

Я хорошо рисовала. Отец очень удивился, когда обнаружил меня с кисточкой в руке. Он всегда интересовался моими работами, иногда даже забирал их, чтобы вернуть через неделю. Мне нравились краски, я в цвете видела больше, чем цвет, но что именно – сказать не могла. Я рисовала этот мир, так как чувствовала, если вообще роботы способны на чувства… Отец смеялся, говорил, что я рисую в очках, потому что не бывает желтого неба и зеленого солнца. И кто ему такое сказал?
Единственное, что мне трудно было изобразить – это глаза. Они выходили у меня стеклянными и пустыми, как будто жизнь в них напрочь отсутствовала. Человеческие глаза – чудо. Это – миниатюрная модель Вселенной, а без искорки – запотевшее грязное стекло. И все же однажды мне удалось нарисовать настоящие живые глаза. Тогда я рисовала его портрет.

Джеймс крутил в руках небольшую статуэтку в стиле фэн-шуй. Он с интересом разглядывал детали, разве что не нюхал и не пробовал на зуб.
- Посмотри на меня, - Алекса сидела за мольбертом, парень обратил на нее свой взгляд.
- Ты еще долго будешь елозить там кисточками?
- Как ты сказал? Е-ло-зить?
- Не знаешь такого слова?
- Хм… Догадываюсь.
- Ну, извини. Просто мне уже надоело сидеть на одном месте, как застывшее желе. Мне этот портрет понравится в любом случае, даже если лист окажется полностью чистым.
- Потерпи еще чуть-чуть. Я уже заканчиваю. До чего же у вас, людей, слабая сила воли.
Джеймс поперхнулся.
- У вас??? Будто ты – не человек…
Алекса резко отвела взгляд, ее рука лихорадочно водила по холсту. В голове, как в пустой кастрюле звенело: «Ты – не человек. Не человек».
- Почему ты молчишь? – Джеймс не понимал такой резкой смены настроения.
- Я работаю.
- Да хватит уже! Лучше поцелуй меня.
- Глаза…
- Что глаза?
- Получились. Как живые, - девушка устало откинулась на спинку стула.
- У тебя вид, словно вагоны разгружала.
Алекса улыбнулась.
- Просто это впервые. Мне раньше никогда не удавалось нарисовать глаза – настоящие, живые, сияющие.
- Ну, - Джеймс выдержал театральную паузу, - это потому что ты рисовала меня.
- Правда?
Парень расцвел в улыбке.
- Чего только не сделаешь для любимого человека.
- Человека… - эхом повторила Алекса.


Говорят, Бог создал человека по образу и подобию своему. Отец создал меня по подобию своей дочери (не знаю, любил ли он меня, как ее). Кто тогда робот? Я часто задаюсь этим вопросом, не потому что мне любопытно, а потому что это ужасно – быть подвешенным между душой и телом, так и не сумев овладеть ни первым, ни вторым.
Душа. Это слишком нереально для робота – так считает человек. Тело. Оно кажется совершенным, но мой синяк под коленкой никогда не сойдет, потому что так его запрограммировал отец. Кто же тогда робот?
Или, кем я хотя бы была?..
Если ты робот, у тебя никогда не болит голова, у тебя вообще никогда ничего не болит. А это на самом деле страшно, как бы заманчиво не звучало. Если ты робот, у тебя отличная память. Ты можешь запомнить любую мелочь надолго, навсегда. И ничего не можешь забыть. Это страшнее вдвойне. Если ты робот, то по восковому красив и глянцев, и твои щеки никогда не покраснеют от смущения. Если ты робот, тебе не нужен отдых, разве что временная «отключка», во время которой тебе не приснится сон, пусть даже черно-белый. Если ты робот, то возможности твои ограничены: ты никогда не создашь семью, ты никогда не дашь новую жизнь, ты никогда не познаешь человеческой ласки. Ведь, ты не умеешь любить, потому что ты – робот.



Когда она сказала ему «Прощай!», заморосил мелкий дождь. Он стоял с разорванным конвертом в руке, из которого выглядывал исписанный правильным почерком лист бумаги. Джеймс долго смотрел на Алексу, удивленно, как на диковинную игрушку. Дождь резко припустил, оба промокли насквозь. А он все смотрел на нее. А она все молчала. И потом жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов…

Когда он встретил ту, чью внешность я носила (а встретил он ее отнюдь не случайно), то в глазах его вспыхнула искра презрения. Еще бы – перед тобой стоит робот, которого ты любил, как человека. И только отсутствие синяка под левой коленкой заставило его понять, что перед ним стоит та самая, настоящая, человеческая что ли…
Сейчас они счастливая пара со здоровым ребенком. Отец мой вернулся, помирился с дочерью, балует внука. Меня разобрали. Меня в сущности нет, кроме маленького чипа, который по рассеянности забыли отключить. Я посылаю сигналы в космос, надеясь, что кто-нибудь услышит: «Робот, познавший любовь, больше никогда не сможет быть роботом».