Доброе утро, Россия!

- Мам, скажи, еще далеко?

- Не ной, почти пришли...

Хмурая жилистая фемина в неопределенного цвета пуховике ритмично шагает вперед. За ней торопливо семенит яркая кнопка лет пяти. Тропинка завалена тяжелым липким снегом. В сапожках давненько прихлюпывает, однако Настеньку не волнуют подобные мелочи: они едут в гости! Вдвоем! Да еще и тайком от бабушки! Есть где разгуляться удали молодецкой.

- Мам, а почему здесь так пусто и мокро?

- Потому что деревня, блин.... Давай, шевели копытами, не то дядя Матвей подождет да и зашхерится к друзьям-приятелям. И придется нам тогда вместо завтрака ягель обсасывать...

- Я и так бегу, мам. Видишь какие ямки маленькие?

Разудалый перебор чернильных пятен, извиваясь, уходит в бесконечность, похожий на тормозной след шизанутого циркового пони.

Уговорились обо всем еще вечером, а после мамочка полночи рассказывала про удивительного поэта дядю Матвея. Какой он невероятно талантливый, проще говоря – гениальный. И песенки сочиняет, и стихи, и даже музыку. А еще рисует, лепит, поет и занимается пифомансом, - во какое сложное и на первый взгляд непонятное слово...

- Настя! Ты что, уснула?

- Да нет же, мам, я пробираюсь!

Слово казалось шипящим и загадочным, а объяснилось просто: когда взрослые дяденьки и тетеньки собираются, раздеваются, мажут друг дружку краской, берут с помойки старые вещи, о потом все вместе пьют водку, это называется бей-нали, в том смысле, что каждый может ударить соседа по плечу и выпить с ним в свободное от пифоманса время безо всяких ограничений. За счет автора, понятное дело.

- А скажи, мам, дядя Матвей покажет нам свои рисунки, или эту, как её, стакаляцию?

- Ха! Ну ты и сказанула, доча. Не в бровь, а  прямиком в самое горло, - мамочка гулко смеется, кашляет, всхлипывает и, задохнувшись, разворачивается поперек тропинки. – Не, ну надо ж, какая смышленая...

Она заботливо очищает Настину шапочку от ледяной коросты.

- Умница ты моя, разумница. Надежда и опора. Вот кто будет меня на старости лет поить, любить и кормить. Небось не бросишь мамку-то свою, не отправишь в одиночное путешествие на три весёлых?

Вопрос задан не впервые и Настеньке хорошо известен правильный ответ.

- Я свою мамочку никому не отдам, - тянет она задумчиво. – И обижать не позволю. Потому что все мужики – кобели, а мамочка меня рОдила, вырастила и выучила.

- Вот и хорошо, детонька, вот и ладно...

На мамочку снисходит отличное настроение.

- Эх-х, сейчас бы пожрать да вмазаться хорошенько. Ты только вот  еще чего:  как дядя Матвей стихи читать станет, не вздумай ничего в голос спрашивать. Ну, слова какие непонятные и все такое. Потому что он расстроится, осерчает, может даже на улицу выгнать. А на улице – мороз. А электричка у нас с тобой - в пять вечера...

- Не буду, мам, не волнуйся...

Настенька прихватывает в горсть увесистую снежную лепешечку.

- А почему калитка грязью намазана? Оттого что пифоманс, да?