Тафгай

                ТАФГАЙ
                (21.03.08)

                * * *
     Последнее, что я запомнил, - это ужасная боль в ногах и голове. Надо мной склонился какой-то парень. Кажется, тот самый, благодаря которому я теперь, перевязанный, валяюсь в больнице. Помню его глаза: они были нереально-зеленого цвета и... очень злые.... Он не сочувствовал, он специально швырнул меня в борт. Поэтому мрачно наблюдал, как я теряю сознание, и свирепо улыбался моей беспомощности. А потом все почернело.... Я думал, что умираю. Смешно. Все же мне не могло в тот момент придти в голову, что от перелома ноги еще никто не умирал.

    
     Вообще я никогда не отличался мягким характером и улыбчивой физиономией. Особенно, когда решил связать свою жизнь с хоккеем. Это была моя страсть. Так вот, насчет характера.... Меня всегда боялись, даже когда я не давал повода. Представляете, что началось, когда я начал давать этот самый повод? Я решил стать тафгаем.... Да, тем самым злобным ублюдком, который вышибает из игры лучших хоккеистов. Тем самым хоккейным уродом, похожим на того, который вышиб меня. Мне нравилась эта должность, и я ни разу не испытывал жалости к тем, кого калечил. Однако ненависти тоже не было. Вражеские команды с опаской выходили на лед, зная, что будут играть против меня. Случалось и такое, что некоторые игроки попросту отказывались играть. И я их прекрасно понимал. Моим наставником (или гуру, как я сам его называл) стал бывший тафгай. И во всех его учениях постоянно присутствовала одна и та же фраза: «Запомни, ты должен уйти вовремя». Профессия «хоккейного вышибалы» помимо плюсов еще минусы имела, как и все в этом мире. Ты можешь выбивать и калечить, кого угодно, но всегда должен увидеть момент, когда тебе пора уйти из хоккея. Ведь с каждым новым поколением появляются новые тафгаи, которые более злы и безжалостны. И мой гуру повторял: «Тебя будут бояться и поклоняться тебе, хотя бы потому, что рост у тебя почти два метра и вес – сто десять килограмм. Но не упусти момент, иначе появится молодой вышибала с молодыми силами, который сам тебя уберет».
     Меня боялась даже моя команда. Никто не смел не то, что шутить со мной, но даже разговаривать. Я был не против, поскольку привык играть в одиночку. Тем не менее появился у нас один единственный, который почему-то не испытывал страха, видя мое озверевшее после игры лицо. Он был новеньким и довольно странным. Оранжевый цвет глаз чего стоит! И однажды, как всегда первым, придя в раздевалку (команда просто не осмеливалась придти раньше меня), я заметил, что этот мелкий был уже там. (К слову, мелким он, в общем-то, не был, просто по сравнению со мной все казались малышами) И сидел он на моем крае скамейки, переодеваясь в моем шкафчике. Я опешил от такой наглости, поэтому минут пять торчал в дверях, пытаясь понять, самоубийца он или все-таки нет. Я подошел к нему, положил руку на плечо и в своей обычной грубой манере объяснил, что это мой шкаф, на что он осмелился беззаботно посмеяться и ответить, будто теперь этот ящик его. Я замер еще на пару минут, раздумывая, сразу его убить или после игры. До сих пор не понимаю, почему не пришиб его. Я лишь злобно оскалился и попросил подумать, не ошибся ли он. Но этот шкет достал из сумки наклейку с мультяшным медвежонком, наклеил на мой шкафчик и заявил: «Там, где медвежонок, – мое». Я чуть не сгорел от своей же ярости. Однако убивать его почему-то не хотелось. Кроме того, я решил, что если убью его на месте, то мой образ свирепого и в то же время нерушимого тафгая исчезнет. Нужно было держать себя в руках и делать вид, будто для меня все это – веселая шутка. По крайней мере, пока. Поэтому я злобно посмотрел на Мелкого, демонически сказал «УГА-ГА-ГА-ГА-ГА» и ушел искать себе новый шкафчик.
     А на следующий день я притопал в раздевалку, демонстративно достал из сумки наклейку с гномиком, присобачил ее на свой новый шкаф и в той же демонической манере произнес: «Там, где гномик, – мое!»
     Вот так мы и жили: он все время прикалывался надо мной, а я старался его не убить. Я говорил, что не понимаю, почему он до сих пор жив? Я готов каждый день задавать себе этот занимательный вопрос, и, похоже, никогда не найду на него ответа. Истолкование, что мои тафгайские замашки незаметно испаряются, меня не устраивает. Наверное, мистика. Может, Мелкий приворожил меня?
     А однажды наша команда проиграла. Я бился, как всегда, жестоко, и даже покалечил парочку, но Мелкий дал неточный пас, после чего игра нашей команды пошла под откос. Сначала я хотел убить именно его, но потом сообразил, что это не он пропустил шайбу в ворота. Поэтому я решил убить вратаря. Убить не получилось, - я все-таки тафгай, а не убийца. Просто его лицо наткнулось два раза на мой кулак.
     После игры в раздевалке ко мне подошел Мелкий, сказал, что я гнида и спросил, где моя задница, мол, по ней клюшка плачет. Я озадачился. Что он себе позволяет? Я выпрямился, взглянул на него сверху вниз и переспросил свое имя. Он также беззаботно ответил: «Ты – гнида!» Я озадачился еще больше, а потом решил, что, пожалуй, убью его. Я двинулся на него всем телом, а он начал пятиться в сторону душевой. Тут мне стало страшно. Зачем он ведет меня в душ? Но я все равно пошел. Не оставлять же его в живых после такой наглости. Мелкий прошмыгнул в дверь первым. Сначала я сунул голову и огляделся. Странно, но шкета нигде не было. Потом я вошел весь и заглянул в каждую кабинку. А затем услышал звук закрывшейся двери. Обернулся и обомлел. Дверь в душ была закрыта на ключ. Я прислушался, - в раздевалке уже никого не было. А это значит, что выйду я отсюда только завтра. Я пригорюнился. Мне придется торчать в душевой в одном полотенце целые сутки. Знаете, как холодно бывает по ночам в душевой и без девушки?
Я огляделся и увидел маленькое окошко под самым потолком. Я-то дотянусь, только пролезу ли? Долго думать не пришлось, и через несколько секунд я в одном полотенце на бедрах всеми силами пытался вытолкнуть себя из окошка на улицу. Я уже говорил, что был декабрь?
     Прохожие почему-то удивленно пялились и шарахались по сторонам. Таксисты тоже. Почему меня все боятся? Я, конечно, понимаю, – высокий, много весящий тафгай не вселяет доверия, но сейчас-то я был не на льду. Нет, вообще-то, на льду, но не в коньках. Короче, ничего не понимаю.
     На следующий день я решил придти в раздевалку раньше Мелкого и приготовить ему засаду, и наконец-то, убить его. Но, придя на место будущего действия, я понял, что не хочу убивать. Просто нужно его немного покалечить. И ждал его я целый час. В итоге мне надоело. Я снял с его шкафчика медвежонка и наклеил его на скворечник на улице. Вскоре пришла команда. А Мелкого все не видать. Я уже подумал, что он действительно переодевается в скворечнике, как вдруг он заявился. Причем оранжевые глаза радостно сияют, а рот расплывается до затылка. В руках букет роз, и движется это чудо в мою сторону.
     «С Днем Рождения!» - лепечет он и протягивает букет.
     Мне, конечно, было приятно, что кто-то вспомнил о моем дне рождения, но идея убить его у меня не прошла. Правда совершить кровавый акт я не успел, потому что через несколько минут началась игра.
     В этот раз наша команда снова проиграла. Я, как всегда, в свирепом настроении направлялся в душ. Там уже никого не было, поэтому я мог не торопясь помыться и подумать, кого убить на этот раз: снова вратаря, тренера или всю команду сразу, чтобы никому обидно не было. Однако долго раздумывать не получилось, потому что какая-то скотина забыла мыло на полу. Я на нем поскользнулся, ударился головой и потерял сознание.
     Очнулся в больнице. Надо мной склонялась улыбающаяся рожа Мелкого.
     — Ну ты и придурок! – нагло заржал он. – Помереть в душе от куска мыла, - это, конечно, по-тафгайски!
     И почему я терплю этого шкета уже целый год?! Я хотел его задушить, но он достал из своей сумки с медвежонком пакет фруктов и вручил мне. Странно. Я все время пытаюсь его убить, а он меня кормит.
     — Короче, - снова заговорил Мелкий (вообще, он редко затыкался, а точнее, - я не помню ни одного момента, когда бы он молчал), - дело в том, что я не совсем обычный...
     — Я это понял, - прохрипел я, доставая из пакета апельсинку, - и вообще, если ты не заметил, то на каждом твоем фрукте наклеен медвежонок...
     — Это привычка, - засмеялся он, - ешь, я разрешаю. Так вот, немощь моя, дело в том, что я – джинн...
     Я задумался на целых две минуты.
     — Мелкий, сегодня игра была? Тебе шайбой по роже попали? Или клюшкой?
     — Ни тем и не другим. Я действительно джинн.... Хочешь, докажу?
     — Если ты джинн, и я вдруг захочу, чтобы ты доказал это, значит, одно мое желание потратится в пустую? – злобно усмехнулся я. – Хотя, ладно, доказывай.
     — Скажи это правильно, - вдруг попросил шкет.
     Я вздохнул, уверенный в том, что у меня сотрясение, и произнес:
     — Я желаю, чтобы ты доказал мне, что ты – джинн... скажем, уменьшись в размерах. Стань высотой с большого таракана.
     Я даже моргнуть не успел, как Мелкий прямо на глазах испарился. Я осторожно взглянул на пол и с ужасом обнаружил там Мелкого, который действительно стал мелким... как таракан. Он весело подпрыгивал на месте, сверкая оранжевыми глазами, и показывал маленький язычок.
     — Мелкий, ты чего? – испуганно спросил я.
     Снизу донесся писк о том, что мое желание исполнено. Я хитро сощурился. Ведь теперь я могу раздавить его тапочкой и не мучиться больше. Хотя осталось еще два желания, если верить сказкам. Но откуда он взялся в моей жизни?
И тогда я вспомнил, как мой гуру однажды подарил мне старинный кувшин, добавив при этом, что он принесет мне удачу. Какая уж там удача, - мы два раза проиграли. Мелкий – даже джинн какой-то просроченный. Черт, и ведь в тот момент я загадал желание! Хотя оно не исполнилось. Но я все равно загадал, значит, осталось у меня только одно.
     — Возвращайся в нормальное состояние, - попросил я, - или тебе так нравится?
     — Это твое желание? – нагло спросил Мелкий.
     — Нет, но теперь я могу таскать тебя в кармане, а перед игрой класть в конек под пятку – на счастье...
     Видимо моему персональному джинну не понравилась такая идея и он снова стал нормальным. После чего попросил меня загадать желание. Я подумал. Аж два раза. И решил, зачем тянуть, - загадаю сразу.
     — Хочу придти в норму и уже с завтрашнего дня продолжать играть в хоккей.
     — Желание исполнено, - пролепетал шкет и удалился.
     На следующий день я уже стоял на коньках и гонял шайбу. На душе радостно-прерадостно, аж убивать никого не хочется. Тем не менее после игры я вошел в раздевалку и увидел, что на каждой лавочке наклеен медвежонок. Так и стоял один, как дурак, переодевался стоя. До сих пор не понимаю, почему я все время его слушался.
     В этот же вечер, придя домой, я осознал, что мне не хватает вечной болтовни одного маленького, но проворного, хоккеиста. Я посмотрел на старинный кувшин, обнял его и не заметил, как вслух произнес:
     — Эх, Мелкий, если бы у меня было еще одно желание, я бы пожелал тебя освободить...


     Так я и провалялся всю ночь в обнимку с кувшином, а утром отправился на игру. Наша команда побеждала, но без Мелкого игра была совсем не та. А когда оставалось лишь несколько секунд до конца матча, я почувствовал сильный толчок в спину, после которого упал, сильно ударившись головой, а ногами вписался в бортик. В итоге: перелом одной ноги и снова сотрясение. А перед глазами этот взгляд... жуткий...

                * * *
     Я очнулся в той же больнице. Ноги и голова окутаны бинтами. В глазах двоится и почему-то мерещится Мелкий.
     — Ну ты и придурок! – весело говорит он.
     — Мелкий? – удивленно спрашиваю, - ты – глюк?
     — Нет, я – джинн, - улыбается он. – Точнее теперь, кажется, человек.
     — Это как?
     — Ну, ты же загадал последнее желание.
     — Постой, но... как же... ведь оно было четвертым?
     — Вообще-то, да, но.... Понимаешь, твоим первым (хоть и неосознанным) желанием было найти себе друга. Для этого я и пришел в хоккей, чтобы ближе с тобой познакомиться, но спустя некоторое время, я понял, что с твоим тафгайским характером, друга тебе найти практически невозможно. Поэтому я решил не мучиться и сделать вид, что твоего первого желания вовсе не было.
     — Так, значит, ты снова можешь играть в хоккей?
     — Могу. И мы порвем того наглого тафгая, благодаря которому ты здесь валяешься!
     — Да, - согласился я, - и рвать будешь ты, потому что я обездвижен.
     Мелкий весело кивнул, готовый к жестокому разрыванию врага.
     — А ничего, что на твоей клюшке теперь медвежонок наклеен?
     — Ничего... – заскрипел я, понимая, что начинаю свирепеть, - ты ее еще в розовый покрась и обклей стразами... Мелкий, я убью тебя, как только слезу с кровати!
      Шкет беззаботно засмеялся, после чего я понял, что все-таки он исполнил все четыре моих желания.

                КОНЕЦ