О Ёжике. Неудавшаяся сказка

                «Ёж – гордая птица. Без пинка не летает»

   
      «Маленькому ёжику холодно зимой.
      Маленького ёжика принесли домой.
      Шарики надели, встали в хоровод –
      Весело-весело встретим Новый Год!»
  Ежик вспоминал слова маминой колыбельной песенки, и на его карие глазки-бусинки наворачивались колючие слёзки. Мамы не было уже три дня.
  Папа всегда ехидно ухмылялся, слушая незамысловатую песенку, которую ежиха пела для своих четверых ежат. Выёживась, он хихикал и подпевал: «…В кастрюльку положили, встали в хоровод… весло и вкусно встретят Новый Год!». Потом он, оскалив мелкие острые зубы, делал страшную морду и рычал-фырчал: «Дети! Всегда помните о ёжикоедах! Не заговаривайте с незнакомцами в лесу и на улицах». Дети пугались и припадали свиными рыльцами-пуговками к тёплому маминому животу, безошибочно находя соски, и сопя от счастья, сосали жирное ежихино молоко.
  Папы тоже не было. Четыре дня.
 
  У ёжика заурчало в животе. Очень хотелось есть, хотелось есть так сильно, что он начал как-то неправильно поглядывать на своих сестёр и братишку. Не говоря уже о соседской ребятне на поляне.
  Несколько дней назад все взрослые ежи ушли. Покидая своих чад, родители говорили ежатам: «Голод – не тётка. Есть захочется – ищите дорогу. Нюх вас приведёт. До встречи, дети. Вы уже совсем-совсем большие. Учитесь жить сами».
  Слова были какие-то обидные, недобрые, пугающие. Но других не было.
  За это время ежата съели на полянке всё живое: кузнечиков, жуков, червяков, мышей, бабочек. Съели всех муравьёв, какими бы микроскопическими они ни были.
 
  Есть хотелось всё больше и больше. Ёжик обежал соседние полянки в поисках пищи. Еды не было. Кругом шныряли такие же голодные ежата-подростки.
  «Что делать? Кто виноват? Почему мы такие дураки?» - с голоду в голове рождались и на лету умирали чужие, ненужные мысли, - «Как найти дорогу? Стоп-стоп-стоп! Мысль, не убегай, я тебя сейчас думать буду!» И ежик задумался.
  Что там говорили взрослые, с убелёнными колючками ежи: «Полагайтесь на нюх. Он приведёт…»? Ёжик поднял мордочку вверх и втянул сопаткой воздух. Воздух пах лесом, гнилью, другими ёжиками, дерьмом и мочой ежат. Но где-то очень далеко кто-то вплетал в косичку запахов легкую ленточку ароматов желанной еды! Где-то есть ЖРАТВА!
  Ёжик от возбуждения запыхтел. Надо вскарабкаться выше, чтобы понять, откуда тянет этим призывным амбре. Он залез на камень и опять принюхался. Вокруг задирали вверх свои носы многочисленные ежата. Нетерпение охватило всех.
  Наш пострел первым уловил, откуда ветер дует. «Туда!» - он со своего постамента распростёр указующую поверх голов лапу, «Там – наше светлое будущее! За мной! Я приведу вас в новую жизнь!» Ему внимали. На него восторженно и даже влюблённо глядели сотни, нет – тысячи пар бисерных глазок. Мужественные иголки и кокетливые иголочки топорщились в знак одобрения. Ему верили. Его обоЕжествляли!
  Ежик бросил в массы последний призыв и прыгнул вниз. Его поймали, подхватили на лапы и начали качать с криками: «Ёж! Ёж! Ёж!», но он не дал сбить себя с панталыку: «Туда! Туда!» - указывал он, как будто продолжал стоять на броневике. Вырвался и побежал.
  Толпа бросилась за ним, на пути сметая своими колючками листву с низких веток кустов, громя витрины, переворачивая и поджигая автомобили. «Еж богу, славно шумим, совсем, как молодЁжь в Париже!», - думал он на бегу.
  Ежиный смерч катился по маленькому лесу, расположившемуся на горной терраске. Волна мчалась, оцунамливаясь на глазах
  И вдруг замерла на краю обрыва.
 
  Подпираемый соратниками, Ёжик стоял, балансирую на краю бездны. Доколе было видно, простирались громадные пространства леса, полян, опушек, пустошей, болот*, полей. И всюду, всюду, где глаз ещё мог что-то различить, кипела жизнь: рогатая, мохнатая, хвостатая, в джинсах, с крыльями… Жизнь мычала, рычала, шмякала из-под хвоста на землю лепёшки и рассыпала шарики, пила пиво, щебетала… Жизнь непрерывно кушала, питалась, ела, жрала! Спаривалась в сладострастных стонах, блеяниях и поскрипываниях хитином, и как результат – размножалась.
  Ежонок был потрясён. Вот это мир! Мирище, универсум. Жрать и жрать, сквозь годы мчась. И спать. И… Он огляделся. Ежата вокруг стояли поражённые, ощетинившиеся. Попадались очень симпатичные девичьи мордашки. Вон та со светленькими, коротко стриженными колючками. Или та тёмненькая длинноколючечная… Да, в жизни всегда найдётся место многим разным делам и увлечениям. Есть из-за чего есть!
  По толпе катилась рябь. Ближние ёжики мелко переступали лапками, боясь упасть вниз. Задние ряды не напирали, но суетливо пытались что-то увидеть: что там впереди, что?
  Ничего! Спуска не было!
  Не было спуска и всё тут. Скала обрывалась отвесно. Табун ежат столпился на самом краю и не знал, что делать дальше. Мимо пролетела большая чёрная ворона, самка вОрона. «Кряррррр!» - громко и обидно потешаясь, выкрикнула тётка. Из ниоткуда возникла шестёрка «Стрижей», спикировала и прошлась на бреющем над головами, выразив прицельным фекалометанием своё полное неодобрение этому сборищу колючих хищников. Кое-кому пришлось отряхиваться…
  Как же спуститься? Казалось, протяни лапу и вот она, земля обеДованная! Кузнечики… ум, какие упитанные! Жирные медленные улитки… Мама, держите меня, а то кинусь в пропасть!
  Внизу из травы на открытый щебенистый кусочек склона вышел старый Ёж и, задрав свою морщинистую морду вверх, посмотрел на торчащие над краем обрыва рыльца. Еж смотрел молча. Он просто смотрел и чего-то ждал.
  «Пропасть, простор, ёж. Выбор, ёж его мать, решение…» - нужное слово никак не подбиралось.
 
  А солнце светило, ослепляя, над бескрайней долиной жизни. Воздух голубел, пьянил и манил.
  Ёжик присел на задние лапки, мощно толкнулся вверх, подпрыгнул – нырнул в пропасть. Расправил крылья, поймал поток, утвердился и полетел. Он летел над уютными семейными уголками и полями клановых сражений, над ручьями, речками и озёрами. Он наслаждался парением и вдумчиво выбирал посадочную полосу. Это только название такое – посадочная. На самом деле, это будет его стартовая полоса для новой взрослой жизни. Он оглянулся. Правым пеленгом за ним летели, не отставая, обе примеченные им ранее красотки: светленькая и тёмненькая. «Вот и проблемы!» - радостно подумалось на лету. Ёжик заложил мёртвую петлю, чтобы бросить взгляд на покинутый скальный выступ, ведомые чётко повторили манёвр своего звеньевого.
  Воздух был наполнен парящими ежатами. Пары, тройки, шестёрки… эскадрильи. Кто-то уже снижался к лесу, другие косяки ежей расходились всё дальше в стороны. Были и такие, которые буквально сыпались под скалу, трепыхаясь и кувыркаясь в воздухе на куцых крылышках. Это было хоть и жалкое подобие полёта, но всё же не падение.
  Новые и новые шеренги ежей стартовали с обрыва.
  Ежик изменил стреловидность своих окрепших крыльев для более стремительного действа. Девочки пристроились с обоих боков крыло к крылу. «Ишь-ёж, какие настырные девчонки!» - одобрительно подумал он и дал сигнал на увеличение скорости, - «Но, залётные! Полетаем!»
 
  Пиковая троица с алыми лентами через плечо неслась над лесом, и звук гнался за ними вдогонку. Взрослые бескрылые ежи, прикрыв глаза лапкой, завистливо смотрели подслеповатыми зенками в небо: «Как идут! Орлы!». Вспоминали свою молодость, свои крылья, своих лидеров, вспоминали первую любовь, разбежавшихся по лесам и весям друзей и детей. Да, ежики без пинка не летают. Но уж если выдалось такое счастье, то берегись – попадёт такое колючее ядро в… Достанется… на иголки.
  И все, буквально все невпопад, но дружно восклицали: «Ёж – птица гордая! Смотрите, как летят!» Мамы хлюпали носами, папашки толпились троицами в закоулках, училки нервно и навалерьянено суетились.
  А школьный прощальный колокольчик последнего звонка всё звенел и звенел в руках первоклашки с громадными бантами, гордо и счастливо восседающей на опиджаченном плече дылды-выпускника.


Ерёмин Сергей Алексеевич, Борода по-севастопольски.