Коба. Батум. 7 сцена. Последняя

                предыдущая сцена http://www.proza.ru/2009/12/10/850

9 марта 1902.  12-35


Что увидели наши переводчики с визуального на вербальный после трёх ружейных залпов, описывать тяжело. Коротко и сухо: около полусотни тел мужчин и женщин остались неподвижно лежать на проезжей части мертвыми и тяжелоранеными. Ещё десятка два с криками и стонами поползли, поколыляли за разбегающимися «бунтовщиками», оставляя за собой кровавые дорожки. Этих живых отлавливали городовые и санитары, грузили в подводы.

Население камеры, услышав пальбу, немедленно скинуло своих представителей со спин и карабкаясь друг на друга полезло к окну. Всем хотелось своими глазами увидеть, чтобы ужаснуться произволу царёвых убийц.

Непонятный барин-грузин, обхватив свою чёрную голову длинными пальцами, неподвижно сидел рядом со стонущим и бормочущим стариком. Голова бродяги  была перевязана шёлковым дорогим шарфом, уже напитавшимся тёмной кровью. Чудак оказался просто бессмертным, словно Кащей. Уголовники, которые быстро потеряли интерес к событиям во внешнем мире, тут же его так и окрестили – Кащей. Прежде имени у него не было.

Остальные откровенно предавались отчаянию: горевали, даже плакали навзрыд, вспоминали близких. Хватали себя за грудь, горло и кричали в потолок: «Боже! Где ты! Как можешь такое допустить?», «Покарай убийц, убей сатрапов!» и «Что же делать?»

Так продолжалось довольно долго. Но тюрьма жила, и по тюремной почте пришла весть: «ждите большое пополнение». Куда? – забеспокоились зеки всех мастей. – И так сморкнуться негде! Минут через двадцать дверь камеры заскрежетала и впустила комиссию тюремной администрации во главе с начальником. Полковник был крайне раздражён и нервозен.

- Это номер 16?

- Так точно, ваше высокоблагородие.

- Где список? Дайте сюда, капитан!.. Что это? ЭН эС  Чхеидзе?! Николай Семёнович, вы здесь?

- Тут я, тут, Иван Дэнисович.

- Как же это? .. Почему молчите?.. Вот уроды! Да я вас!... Да вы у меня месяц будете парашу на животе таскать!.. Васильев, сукин сын, погоны сниму! Почему не доложил?

- Да ви нэ утруждайте себя, Иван Дэнисич. Я сам захотель. Позавчэра шёль с работы, оказался в толпе и добровольно сдался жандармам.

- Помилуйте, Николай Семёнович! Как можно! В этой вонючей каталажке… На грязных досках… Степовой, освободите немедля!

- Никуда я сийчас нэ пойду.

- Что за блажь, батенька? Вы, конечно, прогрессист, но не до такой же степени!

- До такой, Иван Дэнисич. Я своими глазами должен бил увидэть, организмом почувствовать то, что видит и чувствует простой народ. Прекратим этот бэсполезний разговор. Нэ приму для сэбя никаких преференций. Вызывайте, как всэх, на допрос, доказывайте вину.

- Николай Семёнович! Как вы можете? При этих людях… Вы же их подбиваете…

- Этих людях? А чэм они отличаются от нас? И разве это я их подбиваю? А нэ чьи-то тупые указы?

- Прошу вас…

- Прекратить? Так ви сами не отстаёте. Я сразу это предложил. Продолжим у следователя.

- Ну, как знаете.

Полковник грубо сунул список капитану, так и не дочитав его, развернулся на каблуках и вышел. Из коридора, через ещё не закрывшуюся дверь, донеслось: «В 16-ю не больше десяти. И самых приличных, студентов там… Никаких босяков…»

Дверь закрылась, но не надолго.  Сокамерники успели только по очереди  уважительно пожать тонкую ладонь Нико, как во вновь разверзшийся проём стали с небольшими промежутками заходить новые лица. Числом десять. Забастовщики встречали прибывающих радостно, с объятиями, тычками и крепкими рукопожатиями.  Блатные смотрели на это угрюмо, даже злобно, но их доля ещё уменьшилась, да так, что оставалось молча скрипеть зубами.

Когда вошёл последний арестованный, рабочий Василий вдруг радостно вскричал:

- Учитель, это ты? Я так рад!.. то есть, сожалею… Нет, рад!

- Теперь всё прояснится, ребяты! Всё будет хорошо!

- Товарищ Коба, что это было? Они стреляли в народ? Ты ж говорил, что не посмеют!

Коренастый молодой грузин с сухой левой рукой и быстрыми глазами прежде, чем ответить, цепко осмотрел каждое лицо, пожал каждую протянутую руку. Никто не посмел его фамильярно обнимать или хлопать по плечу. Почтительно здоровались, некоторые кланялись, и отходили. Увидев Нико, Коба даже бровью не повёл, а просто кивнул: «Здравствуйте, товарищ Карло». Затем вышел на середину.

- Да. Они посмэли. Да. Они убили 14 наших братьев и сестёр. Отныне нэ будэт им пощады! О нас тэпэр напишэт «Искра» и раздует пожар по всей России. Ви - герои! Вами будут гордится дэти, живя в свободной, справедливой стране! Ми сами будэм собой гордится! И пэрвое, что ми сдэлаэм, когда сковырнём проклятий трон – поставим памятник сэгодняшним жертвам. Почтим, товарищи, мучэников рэволюции молчанием.

Все, кто сидел и лежал, встали, кто стоял - выпрямились. Даже блатные приподняли зады с нар – не посмели противопоставляться.

Молчание затянулось, и другой грузин, Николай, с тайной кликухой «Карло», его нарушил, с вызовом обратившись к «учителю».

- Что, товарищ Коба, доигрались? Кровь этих невинных не только на руках солдат, людей подневольных. Приказали – стреляют. Эта кровь – на ваших с приятелями руках. И особенно на руках этого вашего оголтелого экстремиста Старика, который хочет из союза честных людей сделать отряд боевиков. Нельзя разгонять телегу со сломанной осью до ста миль! Она разобьётся. Постройте сперва могучий паровоз. Тогда он и сам разгонится.

Все с напряжённым вниманием ждали, что ответит Учитель. Услышанное поколебало безграничную веру. Многие даже внутренне согласились с холёным барином, хотя и не подозревали, что он недоучившийся в трёх институтах студент из крестьянской горной деревушки. Коба усмехнулся, не спеша достал короткую трубочку и закурил.

- Телега, говориш, товарищ Карло? Что ж. Будэм ждать, товарищи, когда у телеги ось сама срастётся? Или подождём, когда господа Чхеидзе и Рамишвили* нам из этой телеги паровоз построят? А, может быть, поедем таки побыстрее в будущее на телеге, смело глядя впэрёд? А поломается ось – две новых поставим. С запасной парой. А, братцы?

- Верно, Учитель! – раздалось несколько голосов, но большинство с невиданным напряжением мозгов продолжали молча следить за спором. Слишком свежо было воспоминание о трупах на мостовой.

- Да, мы знаем, какие вы ловкие демагоги. И, возможно, вам удастся увлечь часть народа броскими лозунгами, спекулируя на его нищете. Причём, самую расхристанную часть, которой ничего не свято и которой нечего терять. Но одумайтесь! Мы тоже зовём народ в прекрасное будущее, но не подгоняем кобылу-историю вилами в бок! Наш путь длиннее, но он естественный. С постепенным, но верным улучшением жизни. А ваш путь – это горы трупов! И кровь, кровь, кровь!

Случилось непонятное. Почти всё население камеры вышло из оцепенения и стало медленно смещаться в сторону высоколобого бородача с гневными, но добрыми газами. Шаркающую тишину вдруг испортил старческий надсадный голос Кащея из угла:

- Отойди от нас Сатана! Врёшь, Антихрист! Думаешь не божеское, а человеческое. Что пользы человеку пригрести весь мир, ежели душу свою предаст?

Спор закончился. Все бывшие бунтари сгрудились около бывшего студента Нико. С Кобой остался, растеряно хлопающий глазами, Василий и, почему-то, все уголовники, злым прищуром отвечающие на взгляды рабочих. Шустряк Вошка прижался к сухой руке Кобы и снизу вверх восторженно заглядывал ему в рябое лицо. Неужели он что-нибудь понял из заумной разборки? Или тут звериное чутьё внеклассового элемента?

Коба презрительно смерил взглядом бывшую паству и повернулся на каблуках. Уголовники услужливо отвели его в свой козырный угол и начали о чём-то бойко шептаться. Николай-Карло собрал вокруг себя мужиков и стал подробно втолковывать им, как надо вести себя и что говорить на допросе.

После вечерней параши и баланды, все задумчиво и быстро отошли ко сну. Свет потушили. Николай Семёнович прокрался к лежавшему на холодном полу, раненному старику и отвёл его на своё место на деревянном помосте. Укрыл своим драповым пальто, а сам, отойдя в сторону, прислонился спиной к стене и крепко заснул.

Утром камеру разбудил чей-то истошный вопль. Припадошный Кащей бессмертный лежал в луже крови с перерезанным горлом. Ботаньем в железную дверь разбудили надзирателей.

После этого случая босяк Вошка почему-то очень сблизился с товарищем Кобой и был принят в близкий круг 12-м учеником. В следующей повести про акты экспроприации в Баку и Тифлисе он, наверное, будет не на последних ролях.

_______________________________________________________________
*Исидор Иванович Рамишвили, из грузинских крестьян, родился в 1859 году.  Окончил Тифлисскую духовную семинарию. Был преподавателем в Батумском  грузинском училище, а затем во Владикавказском городском училище. Депутат I Государственной Думы от Кутаисской губернии.  В 1905 году  дважды был заключён в метехский замок. Социал-демократ.
           Подписал "Выборгское воззвание" 10 июля 1906 года в г.Выборге и осужден по ст.129, ч.1, п.п.51 и 3 Уголовного Уложения.