Принцесса Дали. Эпизод 4

  4. Экспедиция.

     Сухопутная часть путешествия от столицы до дворца наместницы Западно-бережного Косма Наскьины, расположившегося близ порта Тики, заняло пол-луны. Наместница западной провинции ничем не выдала своего неудовольствия. Она лишь выторговала себе право на участие в дележе добычи в качестве компенсации её затрат на экипировку экспедиции. Паладдин, сославшись на особые полномочия, предоставленные ему королевским указом, подписал договор, по которому Наскьине будет принадлежать треть привезенных богатств. Он был уверен, что ни король-отец, ни Дали не одобрят его действий, поэтому оставил в тайне от принцев подписание договора. Неизвестно ещё, привезут ли они что-нибудь из своего путешествия. Да и вернутся ли вообще. Но гарантией возвращения является только полное соблюдение пунктов намеченного им плана, и Паладдин был твёрдо намерен ни на мизинец не отступать от него. Обещать можно было что угодно, лишь бы добиться главного: полной экипировки всем необходимым пяти большегрузных кораблей, трех быстроходных военных фрегатов и одной галеры для личного пользования командующему эскадрой.
     Все корабли, построенные формально за счет государственной казны и потому  предоставленные Паладдину бесплатно из состава королевского флота, фактически были построены наместницей Наскьиной. Без её «пожертвований» из сбережений, сколоченных на королевской службе, строительство океанского флота Атлантиды замерло бы, поскольку государственная казна, обременённая необходимостью поддерживать любой ценой мир с северным соседом, за последние годы сильно оскудела. Наместница Западнобережного Косма, из-за дальности расположения предоставленная самой себе, незаметно прибирала океанский флот к своим рукам, финансировала его существование и получала от него доходы.
     Эскадра из новейших кораблей, предоставленных экспедиции, заметно подорвала  бюджет Наскьины. Однако она не посмела противиться королевскому приказу, опасаясь крупных разоблачений. Выписывая суммы, необходимые для снаряжения кораблей экспедиции, Наскьина поклялась себе вернуть все деньги вдвойне, максимально перекрыв поступления в государственную казну из своей провинции.
     Длившиеся три дня переговоры привели к обоюдному согласию и доказали умение новоиспечённого адмирала лавировать в хитросплетениях околодворцовых интриг, к всеобщему удивлению принцев и более опытных адмиралов, никогда не добивавшихся такого результата на Западном Побережье.
     - Друг мой, - ликующе провозгласил Байятекс, - ты своей незначительной персоной превзошёл любого из нас, добившись от Наскьины столько, сколько не получал сам Нойян за время своего регентства.
     - Скромность моего положения позволила мне проявить терпение, несвойственное королевскому дому. Смирение одержало победу, мой принц, - со скромным поклоном ответил Паладдин.
     - Брось, Паладдин, - принц в порыве восторга так хватил молодого адмирала своей могучей рукой по плечу, что тот едва устоял на ногах. – Теперь я вижу, что наше предприятие не пустышка для сосунка, а великая экспедиция великой империи. И ты достоин носить звание адмирала эскадры, в состав которой вошли принцы и адмиралы королевского флота.
     - Ещё не всё сделано, - возразил Паладдин, и Байатекс замолчал, с уважением внимая говорящему. – Предстоит комплектование команды. И тут я всецело полагаюсь на вас, мой принц, на тебя, принц Ной, и на моих адмиралов, - он поочерёдно поклонился каждому из вельмож.
     После обмена церемонными любезностями Паладдин продолжал:
     - Вы знаете о цели экспедиции, о её длительности, поэтому сознаёте необходимость тщательного подбора команды. Не обязательно каждому говорить об этом, достаточно намекнуть, что оплата будет очень высока, а каждому капитану и офицеру будет причитаться доля добычи в зависимости от сохранности их кораблей и команды. Кроме того, - продолжил адмирал, - нам предстоит запастись кормами для скота, который необходим для полноценного питания.
     Командиры переглянулись. Заметив их недоумение, Паладдин с улыбкой объяснил:
     - Когда адмирал Синьян брал в свой поход коров и быков, он рассчитывал, в первую очередь, на молоко и тягловую силу. Но и мясо этих животных, особым образом приготовленное, помогло продержаться экспедиции в полярных широтах, где отсутствует пригодная в пищу для атлантов растительность, - и, заметив брезгливый жест адмирала Байана, добавил: - Надеюсь, до пожирания трупов у нас не дойдёт. Теперь все зависит от вас: вы должны обеспечить свои экипажи полноценным питанием на год непрерывного плавания. Вам понятна эта задача?
     - Понятно, Паладдин, - за всех ответил Ной, - что ты предлагаешь нам развести на кораблях и хлев, и огород.
     - Примерно так, - улыбнулся Паладдин. – Свежие овощи лучше сушёных. Должен вам напомнить, что никто из нас не знает, когда мы сможем ступить на берег, а тем более, когда сможем вкусить плоды земли.
     Напоминание о длительности предстоящего путешествия стёрло улыбки с лиц вельмож. В комнате воцарилось молчание. Наконец, опытный адмирал Гийон прервал затянувшуюся паузу вопросом:
     - Непогода, темнота, ночная мгла в водах у Шапки мира могут затруднить общение между кораблями. Если мы потеряем друг друга в Океане, нам трудно будет выполнить нашу миссию. Что должны будут предпринять капитаны кораблей в случае их отставания от эскадры?
     - Господа, - торжественно провозгласил Паладдин. – Я не случайно предложил вам объединить свои усилия с учёными жрецами из храмов стихий. Благодаря стихиям, таящимся в недрах храмов и тщательно оберегаемым жрецами, которых мы пригласили в нашу экспедицию, мы сможем поддерживать связь между кораблями на большом расстоянии. Раньше это не приходило никому в голову, но, согласитесь, это очень удобно в Океане.
     Командиры с сомнением покачали головами:
     - Нигде не видано, чтобы корабли могли связываться между собой за пределами видимости.
     Паладдин пожал плечами:
     - В экспедицию включены три фрегата, чтобы исследовать путь на день-два впереди эскадры. Они же, в случае необходимости, смогут вернуться к отстающему кораблю. Большие корабли будут следовать на расстоянии видимости друг друга и переговариваться маяками. Это обычные меры нашего флота, предпринимаемые для того, чтобы избежать нежелательных последствий. На случай непредвиденных обстоятельств условимся действовать следующим образом: в случае, если кто-либо потеряется, отстав от эскадры, остальные корабли останавливаются на три дня, в течение которых фрегаты ищут отставших. Через три дня корабли, оставшиеся в одиночестве, снимаются с якоря и идут на север, то есть домой, если это произойдет до Шапки мира, или в Нотай, если к тому времени мы перевалим за полюс. Можете рассматривать эти условия, как приказ руководителя экспедиции, и принять их к исполнению.
     Принцы и адмиралы поклонились своему командиру.
     - Если всем всё понятно, можно приступать к работе, господа. Мне не терпится отправиться в путь. Как скоро мы сможем сделать это – зависит теперь от вас. Удачи вам, господа.

* * *

       Подготовка экспедиции заняла почти две луны. И вот наступил волнующий час отправления. Отплытие было назначено на закатные часы, чтобы с первых шагов почувствовать особенности ночного плавания. В случае неудачи ещё не поздно было бы вернуться в порт.
     Первыми отправились быстроходные триремы-фрегаты. В дальнейшем они должны будут прокладывать путь экспедиции поочерёдно, но теперь они все вместе взяли старт из гавани Тики, и зрители увидели феерическое зрелище: выстроившиеся в пределах видимости в кильватер фрегаты, освещённые праздничными огнями, как новогодняя ёлка, уплывали в темноту ночи. Последними исчезли из поля зрения маяковые огни, яркими звёздами светившиеся в ночи даже тогда, когда погасли последние отблески парадных огней. Лучи маяков, призванные поддерживать связь между кораблями в течение долгого пути, сегодня достигали берега, почти не рассеиваясь, благодаря системе зеркал, изобретённой учёными жрецами храма Неба и дополненной не менее оригинальным изобретением королевской лаборатории – газовой горелкой, пламя которой не коптило и давало свет большой яркости долгое время, поскольку ёмкости с газом хватало для горелки на несколько лун.
     Мощность этих лучей была такова, что маяки могли служить прожекторами, разрезая мглу ночи впереди эскадры на многие мили. Теперь никакие подводные камни или гигантские льдины не могли застать врасплох вахтенных дежурных, сменявшихся на своём посту каждые два часа.
     Некоторое время спустя свое величавое шествие начали титаны королевского флота: флагманский корабль «Аталанта» под командованием адмирала Паладдина и следующие за ним корабли «Акритики» адмирала Гийона, «Победа» адмирала Байана, «Гейа» принца Нойя и «Зейа» принца Байатекса.
     Зрители, дождавшиеся этого сказочного момента, любовались невиданным зрелищем уходивших в ночь гигантских кораблей, освещённых огромным количеством развешанных по фальшбортам многочисленных палуб фонарей. Свободная от вахты часть экипажей высыпала на борта огромных парусников и любовалась красотами ночного океана, оживленного огнями праздничной феерии и благодарным мерцанием подводных животных. При лёгком дуновении ночного бриза тяжёлые корабли легко скользили по поверхности Океана, постепенно набирая ход и всё больше удаляясь от родного берега, всё ещё заполненного зрителями, провожающими необычную экспедицию в необычный путь.
     Океанские корабли атлантов отличались своей грузоподъёмностью и устойчивостью. Сделанные полностью из лёгкого дерева, они представляли собой широкие платформы, установленные на три ряда понтонов, эластично соединённых между собой. Сильная волна могла пробежать вдоль корабля, повторяясь изгибами в подвижном основании. Поперечная волна могла слегка накренить весь корабль, но не опрокинуть его.
     Внешне корабль атлантов напоминал плавучий дворец в несколько этажей с башенками и шпилями. На платформе громоздились друг над другом шесть палуб, словно нанизанных на пронзающие их насквозь мачты из гигантских елей. Между мачтами, соревнуясь с ними в высоте, возносилась к небу пирамида строений, увенчанная башенкой маяка. Здесь размещались органы управления этим сложным сооружением.
     На нижние палубы всех кораблей экспедиции Паладдин погрузил каменные глыбы из красного гранита, предназначенные для обозначения своего пути и границ владений королевства Атлантиды. Тщательно отшлифованные цилиндрические глыбы с иероглифами и географическими схемами не оставляли сомнений в их принадлежности и предназначении. По мере того как в результате длительного путешествия будет тяжелеть днище корабля, обрастая морскими жителями и напитываясь влагой, атланты будут освобождать нижнюю палубу от каменного балласта.
     Этажом выше разместились животные, необходимые экспедиции в качестве тягловой силы при высадках. Палубу над животными переоборудовали в оранжерею, призванную снабдить экипажи свежей растительной пищей. На четвёртой и пятой палубах разместился весь экипаж, кухня и столовая. Командиры, офицеры, учёные со своими лабораториями расположились в надпалубных постройках.
     Всё это сооружение приводилось в движение тремя рядами парусов, расположенных в три ступени один над другим. Парусности хватало, чтобы придать громоздкому судну скорость в десять узлов. При попутном ветре и без остановок эскадра атлантов могла бы обойти вокруг света за четыре месяца. Беда лишь в том, что природа не считается с потребностями человека и ветры дуют не всегда туда, куда ему нужно. Маневренность этих огромных судов была очень низкой. Поэтому в их недрах были упрятаны лёгкие гребные суда, при необходимости разворачивавшие корму или нос судна туда, куда требовала обстановка, либо буксировавшие их на место стоянки или к причалу. При попутном ветре передние косые паруса позволяли лёгкое галсирование. Во всех остальных случаях эскадра вынуждена была останавливаться в ожидании благоприятной погоды.
     В ночь отправления лёгкий бриз наполнил паруса стоявших в нескольких милях от берега кораблей эскадры. Умелые действия команд позволили командирам сохранить парадный строй все те несколько часов, в течение которых эскадра оставалась в пределах видимости с берега, всё больше ускоряя свой ход. Солнце прогрело за день более массивное южное полушарие, и туда с экватора устремились потоки воздуха, унося за собой парусники.
     Лёгкая жизнь закончилась уже через неделю. Ветер затих, продвижение замедлилось. Стало заметно холоднее. С приближением к полярным широтам всё ощутимее было дыхание «Шапки мира», покрытой снегами самой южной части Континента. Увеличивалась опасность столкновения с ледяными глыбами, отколовшимися от ледника, покрывавшего южный берег континента. На такую глыбу наткнулся корабль адмирала Синьяна, печальный опыт которого заставил осторожного Паладдина дать приказ по эскадре убирать на ночь паруса, кроме рулевого, и дрейфовать в пределах видимости друг друга.
     Так или иначе эскадра благополучно приближалась к южному берегу Континента. Прошло два месяца со времени старта экспедиции из порта Тики. Заботы об экспедиции и благополучном её исходе заслонили на долгое время тревогу Паладдина, навеянную рубиновой звездой, увиденной им с кроны векового дерева экваториальных джунглей. Видеть подобное зрелище больше не приходилось, и воспоминания о нём утратили свою яркость. До тех пор, пока однажды, стоя на наблюдательском мостике, Паладдин не увидел, как со щеки полной Луны скатилась все та же кровавая слеза. Скатилась и исчезла, как мимолётное видение, напомнив все волнения той ночи, когда Паладдин решил свою судьбу.
     Сколь бы мимолётным ни было это видение, оно существовало и лишний раз напомнило о своей реальности. Встревоженный Паладдин послал вахтённого матроса за жрецом Тутоктексом, к которому часто обращался в случае недостатка собственных знаний или воображения.
     Жрец не заставил долго ждать себя, но выразил неудовольствие тем, что его подняли в столь поздний час и на такую высоту.
     - От тебя веет холодом, хранитель Луны, как от Шапки мира, - удивился Паладдин. – Назови мне твою печаль, и я поделюсь с тобою своею.
     - Что может быть печальнее лика Луны, то и дело скрывающей свой взор от недостойных служителей её. Нежелание ночной звезды видеть наш мир объясняется в первую очередь царящей в нём несправедливостью.
     - Тутоктекс, я не знаю причину твоей печали, но надеюсь вскоре развеять её. Но сейчас я хочу, чтобы ты сказал мне, что могло заставить ночное светило погрузиться в ещё большую печаль, от которой по щеке её прокатилась кровавая слеза?
     - Когда ты видел это? – живо отозвался жрец, скинув маску холодной вежливости.
     - Я видел это дважды. Однажды мне довелось подняться высоко над землёй в полнолуние. И там я увидел, как от диска только что взошедшей Луны отделилась рубиновая звезда и повисла над горизонтом, словно застыв в своём вечном падении.          А затем она медленно растаяла, оставив лишь тревожные воспоминания. Второй раз я увидел её сегодня. Всё, что тревожило меня с того самого дня, как я увидел её в первый раз, и от чего пытался убежать, нахлынуло с новой силой. Поэтому я и не смог удержаться от соблазна поговорить с тобой сейчас, когда всё спит.   
     - Ты наблюдателен, мой адмирал, - задумчиво прокомментировал жрец рассказ Паладдина. – Действительно, эту звезду можно заметить во время полной Луны, когда она, так же, как и ночное светило, освещена прямыми лучами солнца. В другое время она не видна простым глазом. Служители храма Луны заметили Сердце Аримана, как мы назвали эту звезду, две дюжины Лун назад. Она не была тогда различима невооружённым взглядом, но обладала таким же зловещим кровавым блеском, что  вызвало у нас желание дать ей имя духа зла. Так же, как и у тебя, она вызвала у нас предчувствие беды.
     - Беды? Какую беду может принести звезда? Ведь никогда звёзды, приклеенные к небосводу или падающие с него, не приносили бед, а только счастье, - наивно отозвался Паладдин.
     Как он и ожидал, его нарочитая наивность развязала язык учёному жрецу. Тутоктекс принялся объяснять причины, по которым он и его единомышленники склонны приписывать этой звезде злую силу.
     - То, что ты называешь падающими звёздами, всего-навсего мелкие космические пылинки, самая большая из которых – с твою голову. Их свечение во время падение вызвано тем, что они сгорают в воздухе, которым мы дышим, ещё задолго до соприкосновения с поверхностью земли. Но Сердце Аримана очень далеко от нас. То, что его видно сейчас невооружённым глазом, говорит о его колоссальных размерах. Этот кусок вещества, твёрдого, как алмаз, закончил своё бесцельное блуждание в просторах Космоса и стал таким же спутником нашей планеты, как Луна.
     - Так что же, у нас теперь будет две Луны? Одна – прекрасная Среброликая, другая – зловещая рубиновая?
     - Красная луна недолго будет радовать наш взор, - мрачно изрёк жрец. – Её предначертание – изменить наш мир.
     - Каким образом? – предчувствие бед, которые должны обрушиться на прекрасную Атлантиду, заставило содрогнуться молодого адмирала. Слова жреца так отвечали его собственным тревожным мыслям. Но лицо его собеседника вновь приобрело безмятежное спокойствие:
     - Что будет с нашим миром известно лишь Создавшей этот мир. Скромному жрецу Ночного Светила видно лишь то, что разрешено увидеть: блестящий камень величиной с Прибрежные горы больше не улетает от Земли, а медленно, но неизменно приближается. Когда и где он упадёт на поверхность планеты – неизвестно. Что будет после этого падения – также покрыто мраком. Нам, жрецам Ночного Светила, не открыто будущее, если оно вершится волею Давшей нам жизнь. Обратись к жрецам Аталанты. Они предрекут тебе будущее.
     - Не смейся надо мной, жрец, - лицо Паладдина стало таким же хмурым, как поверхность ночного Океана. – Кто ещё, кроме служителей Луны, знает о грядущей катастрофе?
     - Все служители и служительницы всех семи храмов Создательницы, наблюдающие Её волю в знаках небесных светил, - витиевато ответил жрец, но Паладдин понял его.
     - Верховный тоже знает?
     - Нет. Королю, волею смертных носящему звание Верховного жреца не дано знать то, что открыто лишь посвятившим себя Аталанте.
     - Почему же ты рассказал мне об этой звезде? – удивился Паладдин.
     - Не ты ли рассказал мне о ней первым? – не менее удивлённо ответил жрец. – Ты спросил меня о звезде, о которой не знает никто из смертных, кроме посвящённых. И я ответил тебе, как посвящённый посвящённому. Ты сам видел эту звезду. Значит, ты – посвящённый. Богине было угодно открыть тебе это знание прежде других. Возможно, у неё по отношению к тебе свои планы. Кроме того, - добавил Тутоктекс, чуть помедлив, - ты теперь не скоро вернёшься в свой дом. Если вообще вернёшься.
     Зловещие слова сжали тисками сердце Паладдина, и без того измученное мрачными предчувствиями:
     - Ты не веришь в успех нашей экспедиции? – произнёс он дрогнувшим голосом.
     - Я не знаю воли Богини. Но вижу теперь, что она не даст тебе погибнуть, раз позволила тебе увидеть знак судьбы. Надеюсь, наделённый талантами от Создавшей жизнь адмирал не даст погибнуть экспедиции, призванной нанести на карту контуры созданного Ею мира, - тон, которым жрец произнёс эти слова, не вызывал сомнений в заинтересованности самого жреца в благополучном исходе экспедиции.
     - С божьей и твоей, жрец Тутоктекс, помощью, я приму меры, чтобы силы Природы, погубившие корабль Синьяна, не застали врасплох нашу экспедицию, - заверил жреца Паладдин. – Надеюсь, что ты и твои собратья не откажут мне в этой помощи?
     - Волею Верховного жреца короля Нойана и Верховной жрицы Атикрины нам, семи жрецам семи храмов семи стихий Аталанты, вменено в обязанность нести нашу веру в неизведанные земли. Лично я не вижу в этом необходимости, поскольку вера – порождение совести, а совесть – порождение Духа, дарованного нам Богиней. То, что дано нам, дано также и другим народам, как бы ни называли они Давшую жизнь. Зато увидеть собственными глазами то, что не видел никто из живущих в Поднебесной – эту мечту любого смертного возможно осуществить в твоей экспедиции. Веди нас, адмирал. Я отвечаю за всех служителей Богини: мы будем послушны ее и твоей воле.
     - Благодарю тебя, друг мой Тутоктекс, - Паладдин положил свои руки на плечи жреца. Тот не сделал движения, чтобы освободиться, подтверждая свою признательность горячему сердцу адмирала.
     - Только позволит ли мне звезда Аримана осуществить мой замысел? – пристальный взгляд адмирала унёсся в почерневший небосклон. – И не станет ли он тщетным, коль скоро эта звезда несёт гибель всему живому?
     - Я не сказал «гибель», - возразил жрец. – Я сказал – беду, что не одно и то же. Судя по тому, что за двадцать с лишним Лун Сердце Аримана приблизилось к нашей планете незначительно, в нашем распоряжении есть ещё много Лун. Ты сумеешь завершить свой поход и завершить свои дела в Поднебесной. Заботы о потомках предоставь самим потомкам и Аталанте.
     После этого разговора, состоявшегося в открытом море под светом звёзд и полной Луны, из интересных нам событий в череде однообразных дней первой половины путешествия можно отметить лишь разговор Паладдина с принцем Нойем, братом принцессы и другом детства. Однажды, оставшись наедине с адмиралом на его корабле, принц спросил:
     - Паладдин, ты задумал дело, не удававшееся никому в поднебесной. Твой прадед не вернулся из подобной экспедиции. Поэтому и не позволяли королевы тратить деньги и губить людей на такие авантюры. Как же удалось тебе уговорить отца отпустить тебя в поход, из которого не возвращаются? Да ещё забрать с собой цвет королевской фамилии? Я знаю, он имел в виду отдалить тебя от Дали. Но не было ли ещё и другой причины не удерживать тебя при дворце?
     Паладдин усмехнулся:
     - Кто знает волю Богини и её наместников на Земле? Я не думаю, что король Нойан преследовал иную цель, кроме как разлучить меня и Дали.
     - Я знаю, - кивнул Ной. – Ты говоришь о её браке с принцем Коном. Но знай и ты то, что знаю я: Дали будет горевать, если ты не вернёшься, больше, чем если бы не вернулся я. Конечно, мне хотелось бы, чтобы она плакала и обо мне. Но ты для неё – больше, чем брат.
     - Не говори мне об этом, Ной, - с мукой в голосе возразил Паладдин. – Я задумал этот поход тогда, когда понял, что нам не быть вместе. Я не могу претендовать на любовь принцессы, рука которой принадлежи принцу крови, пусть даже это принц с варварского севера.
     - То, что Совет Матерей отдал руку Дали принцу Кону, едва ли порадует Дающую жизнь, - возразил брат принцессы. – В этом браке заключена либо ошибка Совета матерей, ведущих родословную всех поколений, либо политический расчёт.
     - Что из того? Ведь изменить волю Богини или волю Совета Матерей, что одно и то же, не в силах простому смертному.
    - Изменять ничего и не нужно. Я советую лишь получше прислушиваться к голосу сердца. Ты услышишь: то, что оно говорит тебе, вернее того, что видят твои глаза и слышат уши.
     - Но я уже принял решение…
     - А ты советовался с Дали прежде, чем принять своё решение? Бедняжка проплакала всю ночь, когда король дал ей на подпись указ о твоей экспедиции. Только из этого указа она узнала о твоём решении покинуть её.
     - Она послушна законам и не посмеет нарушить слово, сказанное Советом, - печально вздохнул Паладдин.
     - Ты чёрств, если не смог увидеть, как терзается её сердце, разрываясь между необходимостью верить Совету и собственным чувствам.
     - Если я буду далеко, она забудет о своём чувстве.
     - Ты, кажется, забываешь, с кем говоришь! – вскричал принц. – Неужели ты думаешь, что можно позволить вскружить голову наследнице трона и сбежать, оставив её терзаться от необходимости заключить союз с нелюбимым?
     - Успокойся, Ной. Я нисколько не сомневаюсь в том, что любовь принцессы ко мне – мимолётное увлечение. Не может принцесса быть связана с незаконным сыном адмирала. Едва ли когда-либо Небо благословит такое сочетание.
- И в призрачном Ничто,
И в солнечной Вселенной,
Не может быть никто
Свободной половиной, -
продекламировал в ответ принц.
     - Но где сказано, кто есть твоя половина, если не в тайниках храмов Матери-хранительницы, - упорствовал Паладдин.
     - Ты, по-моему, первый, кто сомневается в истинности Божественного волеизъявления. Не по Её ли велению ты воспитан и образован не хуже принца? Тебе осталось лишь с блеском выполнить свою миссию, чтобы тебя признали все королевские семьи.
     - Или с треском провалить, чтобы не признали, - со смехом ответил Паладдин.
     - О, Всесильная! Ты способен вывести из равновесия даже мамонта! Ты берёшься руководить такой экспедицией от имени королевы Атлантиды, заведомо предполагая, что провалишь её?
     - Нет-нет, - поспешил оправдать свой смех адмирал. – Конечно же, нет. Не ты ли первым заговорил о том, что Дали будет горевать обо мне больше, чем о тебе, если мы не вернёмся? Я бы не хотел доставить ей это горе.
     Настала очередь оправдываться Нойю:
     - Мне просто хотелось узнать твою реакцию на слёзы Дали, носорожья твоя кожа.
     - Что ж, брат мой, тогда я скажу тебе: если бы я был в силах изменить этот мир ради глаз любимой – я бы сделал это. Если бы я мог изменить тысячелетние законы ради улыбки милой – я бы сделал это. Если бы мне пришлось в честном поединке доказать своё преимущество – я бы сделал это. Ибо я знаю, что ни я без неё, ни она без меня не будем счастливы в Поднебесной.
     - Вот видишь! – начал было Ной.
     - Погоди, я не закончил. Ведь ни изменить этот мир, ни его законы я не могу. Соперничества моего с Коном никто не допустит, ибо это может нарушить равновесие в Поднебесной. Ты видишь сам: я и Дали стали жертвами большой политики. Аквилонскому королю мало наших драгоценностей и красивейших девушек королевства. Он замахнулся на родство с королевской семьёй Атлантиды.  И Нойан не может отказать Аквилонцу. Ему нужен мир любой ценой, даже ценой счастья собственной дочери, - щёки Паладдина побелели от бессильного гнева. Ной попытался остановить порыв друга:
     - Брак со столь видным властителем вполне может составить счастье наследницы трона. А может, им удастся объединить не только сердца, но и свои страны? Это ли не счастье для наследницы, готовящейся вступить во владение половиной мира?
     - Шутки в сторону, - вспылил Паладдин. – Я не уверен, что этот брак сохранит мир в Поднебесной. Если для сохранения равновесия потребовались жертвы, то этим дело не кончится. Может быть, уступками удастся продлить мир, но не сохранить его. Мир можно сохранить, показав Аквилонцу его место, - Паладдин топнул ногой и указал пальцем, где должно быть место Аквилонца. Лицо его потемнело.
     - А если он не поймёт? Всё же родство королевских семей – более серьёзный аргумент в пользу мира.
     - Вот теперь ты заговорил, как политик, - с горечью заметил Паладдин. – Именно на это рассчитывает Совет Матерей, провозглашая союз Кона и Дали. На это рассчитывает и Нойан, делая вид, что поверил Совету. Признаюсь, на это рассчитываю и я, уходя с дороги принцессы, - гнев его внезапно угас, плечи опустились.
     Ной стиснул руки Паладдина:
     - Я буду с тобой до конца. Я сделаю всё, чтобы ты вернулся с успехом. Мы все, кто пошёл с тобой, уверены, что нам удастся склонить Судьбу на свою сторону. На неизвестных берегах мы можем найти славу и богатства своему королевству. И тогда мы сможем на долгие годы заткнуть рот Аквилонцу.
     - К великому моему сожалению, Дали к тому времени будет женой Аквилонца и матерью его детей.
     - Не спеши, Паладдин. Дали не так проста, как хотели бы видеть её жрицы храма Аталанты. Она найдёт способ отсрочить этот брак. И тогда ты сможешь в честном поединке посоперничать с принцем Коном.
     - Молчи, брат Ной. Ни слова больше. Ты даришь мне надежды, которым не суждено сбыться. Это не по-товарищески. Положимся на волю Аталанты.
     - И на свои силы, конечно, - улыбнулся Ной.
     - По рукам, - согласился Паладдин. Друзья разошлись вполне довольные друг другом.