атолл

   Они подошли к атоллу, когда оранжевое солнце уже висело над океаном, сплющиваясь снизу, готовое сесть за горизонт.

   Атолл был маленький. Они видели полоску белого пляжа, пальмы у берега качали мягкими кронами. Но подойти близко они не могли, так как в море тянулись подводные рифы и белая прибойная волна долго бежала по ним к берегу.

   Они резко отвернули вправо и пошли вдоль линии, где над бурыми зубами вспенивалась вода. Они искали проход и удалялись от острова, двигаясь вдоль барьера рифов, окаймлявших лагуну. Последние лучи низкого солнца насквозь просвечивали зеленые волны теплого океана, и за цепью известковых отмелей видна была спокойная лагуна, на которую упала тень стены пальм с большого острова.
   Потом солнце исчезло за деревьями, и через чащу стройных стволов замелькали его ослепительные искры.

   Легкая яхта, ловя парусом ветер, летела вдоль рифа, но никак не успевала обойти его до темноты. Господин Уткинс навешивал на мачту что попало: маленький штормовой парус, запасной брезент для заплат, и они мчались, разбивая носом гребни волн. Никогда за все плавание они так не торопились и не были в таком неистовом возбуждении.

   Господин Уткинс, в совершенном восторге, бегал по верхней палубе, хватаясь за снасти.
   - Доктор, вот он, доплыли! Скорее! Я не могу, я сейчас прыгну и поплыву! - орал он, глядя на остров сумасшедшими глазами.
   
   Клочья волос у него на подбородке, казалось, встопорщились. Он вскочил на пластиковую крышу низенькой каюты, и его худые волосатые ноги замелькали перед рулевой рубкой. Доктор Тропс стоял за маленьким потертым штурвалом, скалился ему в ответ и отворачивал в море, потому что боковой ветер сносил их на скалы.

   Когда небо над зашедшим солнцем стало зеленоватым, с перистых облачков исчезли последние розовые краски и в светлом небе загорелась яркая в этом январе Аврора, они поняли, что заночуют в море.

   Парус спустили с подветренной стороны атолла, прямо перед входом в лагуну. Сидели на крыше каюты и смотрели на запад, где на фоне гаснущей полоски неба лежал в спокойном океане плоский, как стершаяся подкова, пальмовый остров.

   Вдоль его, наверное, можно было пройти за час, а поперек он был совсем узкий. Они вслушивались в шум моря. Иногда им чудились издалека крики людей, высоко тянущих: "...о-о-о...", или, может быть, кто-то трубил в рог.

   В свежий морской ветер, пахнущий солью и планктоном, теперь иногда примешивалась едва уловимая душная струйка горячей суши. Это чуть слышное, жаркое дыхание крошечного острова пахло нагретыми листьями и пальмовой смолой, текущей по волокнистым стволам. Запах водорослей, гниющих на теплом песке, запах выброшенных прибоем погибших моллюсков. Так пах прожженный солнцем тропический лес на кромке океана.

   Морские птицы возвращались на низенькие, едва возвышающиеся над водой островки, окаймлявшие лагуну. Белые альбатросы качали крыльями над мачтой. Сзади, с востока, быстро наползала мягкая, как черный бархат, экваториальная ночь. Почти над головой тускло разгорались четыре звезды Креста.

   Потом господин Уткинс открыл на крыше каюты атлас Тихого океана и, светя фонариком, читал, лежа на животе, названия архипелагов и островов, в которых гласных букв было больше, чем согласных: Абаианг, Мангаиа, Табуаи. Он делал вид, что пытается определиться, куда они приплыли, хотя давно уже они двигались наугад к Австралии, забыв о берегах.

   Ночь охватила океан, и казалось, что звездного света на небе больше, чем темноты. Полоса Млечного Пути уходила за горизонт. Поверхность воды слабо фосфоресцировала, и было похоже, что там пытается и не может разгореться северное сияние. В стороне от острова поднималась из-за океана желтая, как сыр, луна.

   Яхта нуждалась в ремонте. Они лежали на пластиковой палубе, вдоль бортов и по углам рубки тянулась целая бахрома отошедших заплат. Швы на стыках разошлись и потрескались, а заплаты на эпоксидной смоле совершенно не приставали в столь влажном климате. Парусник качался с носа на корму, поскрипывал, волна плескалась в борт.

   Доктор Тропс толкнул ногу господина Уткинса, и тот увидел, как лунную дорожку пересекает след от плавника акулы. Крупная акула исчезла в ночи и вернулась, прошла у борта так близко, что можно было окунуть ногу в воду и пихнуть ее шершавую спину босой ступней.

   Потом доктор Тропс предложил наловить свежей рыбы на завтрак. Господин Уткинс ответил, что его воротит от рыбы и что он лучше солонины поест. Ему вообще что-то есть не хочется.


   Доктор Тропс сказал, что здесь необычные рыбы и их здесь много потому, что возле кораллов много пищи. Господин Уткинс ответил, что вряд ли есть что-нибудь лучше сырого тунца с лимонным соком, но все же достал мотовильце с оснащенной леской, пошел на нос и стал ловить.

   Доктор Тропс сидел рядом и смотрел, как он стравливает леску, зажав ее в пальцах, подергивает, чтобы определить, когда грузик опустится на дно. Он вытащил первую рыбу-бабочку. Выдернул ее из воды, вскочив на ноги, и она затрепыхалась на палубе как живая лимонная корка. Они светили фонариком и рассматривали ее как чудо. Она была ярко-желтая, плоская, округлая, как неровный блин, и на морде у нее лежала черная полоса. Она изгибала бочек, поднимала прозрачный хвостик, шевелила нежным грудным плавничком. Они даже не стали дискутировать, съедобна ли она, просто бросили ее за борт. Потом еще ловили из любопытства. Попадались бабочки, французский ангел, какое-то странное полосатое животное, похожее скорее на сердитого морского зверька, чем на рыбу. А потом какая-то крупная рыба сильно дернула и откусила крючок.

   Спать не хотелось, говорить тоже. Незачем было идти в душную каюту. Они лежали на палубе и смотрели на темный атолл среди блестящего в лунном свете океана. Яхта покачивалась, теплый ветер стихал. Так, в полудреме, просветлел краешек горизонта на востоке.

   Они зашевелились. И чем голубее становилась полоска неба, тем более возрастала нервозность на судне. Господин Уткинс первым вскочил и стал заниматься не известно в точности чем, но с очень решительным видом. Заволновался и доктор Тропс. Он крепил тросик на корме, а господин Уткинс поднимался из каюты, держа в руках миску с куском отмокающей солонины. Доктор Тропс сказал ему:
   - Знаешь, старина, а ведь может так случиться, что завтракать мы будем кокосами.
   Тот удивленно поднял лицо:
   - Я не могу поверить, доктор, неужели все это случилось с нами?

   Яхта снова плавно летела вдоль рифа к более широкому проходу в лагуну, и утреннее солнце било им в затылок. Они развернулись за еле видным на поверхности воды островком и, перекинув парус, пошли прямо в проход между подводных скал.

   Покатые волны ползли в этот проход, потом масса воды мчалась по нему как по трубе, а с боков, на рифах, бились пенные буруны. В следующую минуту вода устремлялась назад, отхлынувшей волной, и в этих узких воротах кружились, как в кипящем котле, водовороты.

   Господин Уткинс стоял на крыше каюты, держась за мачту, и кричал:
   - Влево крути, левее, справа коралл! Пра... господи, какая огромная рыба метнулась в глубину! Левее, я говорю!

   На гребне набегающей волны яхта бросилась в проход между скал и, не успев проскочить сразу, развернулась поперек течения, подставив бок следующей волне.

   Их мягко ударило, завалило так, что парус лег на воду и через корпус перекатила волна, но яхта выправилась, как поплавок. Они как пауки вцепились в поручни. Третьей волной их бросило килем на риф, но уже во внутренней части лагуны.

   Доктор Тропс еле сумел заложить поворот, так им покорежило руль. Носовой отсек заполнялся водой, но покосившийся парус еще слушался, и они плыли через спокойную, как бассейн, лагуну.

   Внизу, наверное метрах в шести, по дну скользила округлая тень большого ската, а самого ската, парящего в толще воды, не было видно, его спина сливалась с песком. Его догонял размытый клубок тени от яхты.

   Нос уже загребал воду, но лагуна становилась все мельче и светлее, и на дне играли зайчики от мелких волн.

   Они держались. Яхта рыскала носом, в каюте плескалась вода, мачта наклонилась вперед, они еле двигались, но уже виднелась белая полоса пляжа за шевелящемся прибоем и стена зеленых зарослей на берегу.

   В стороне, под высокими пальмами, показалась деревушка, хижины на сваях, а маленькие детишки бежали по берегу к тому месту, где они должны были пристать. Впереди - постарше, тоненькие и большеголовые. Один остановился и, сгибаясь от натуги, загудел в большую раковину как в горн: "...о-о-о...". Несколько шоколадных женщин, стройных и крутобедрых, вышли из-за деревьев и смотрели на них из-под руки. У их ног стояли корзины.

   А они уже слышали шорох песка в прибое, видели мохнатые лапы молодых пальм, протянутые над ослепительно белым пляжем, и толстая лиана, как канат, лежала на песке.

   Господин Уткинс, не выдержав, завопил:
   - Приплыли! и бросился через борт, чтобы, нырнув, достать руками дно - Доплыли! Мы доплыли! - кричал он, захлебываясь, уже за кормой.

   Доктор Тропс бросил штурвал, пошел на нос и, когда киль мягко ударился о дно, прыгнул вперед головой. Погрузившись, открыл глаза в светлой воде и схватил руками песок.

   Он плыл к берегу, потом бежал по мелководью, высоко поднимая ноги и утопая в зыбучем песке, и, наконец, выбежал и упал животом на мягкий сухой горячий песок, недалеко от отшлифованных корней пальм.

   Он поднял голову и ощутил запах теплого дерева.  Так пахли тонкие доски ящика, в котором два дня назад прибыло в их лабораторию оборудование из Индии. Перед тем как вскрыть ящик, господин Уткинс долго нюхал его и трогал пальцем потеки древесного сока, похожего на темное засохшее варенье.