Девушка с косичками

Сегодня вечером ко мне позвонили. Слышу голос Саши Облапушкина из Москвы. Мы не созванивались лет 25. Даже по Интернету не общались. Я решил, что он своими раздумьями о грузино-русской войне хочет поделиться. Но нет, Саша сообщил мне, что ему отказала во взаимности его партнёрша по бизнесу. Случилось это в Исландии.
- Хозяева устроили нам прогулку на ослах в районе вулканического кратера. Я спускался по террасам застывшей лавы и плакал. Ничего не видел. Ослик знал маршрут и самостоятельно следовал ему, - рассказывал он мне.
 
Нас познакомили в одной московской компании. Меня представили как грузина-аспиранта. Назвав свою фамилию, он добавил, протягивая руку:
– Не путать с Облапошкиным!
- А что есть и такая фамилия? - подумал я про себя.
Новый знакомый производил впечатление оригинала. Должно быть, весьма необычная фамилия обязывала. Огромного роста блондин с буйной порослью на голове, в очках, в бархатном пиджаке и джинсовых брюках посмотрел на меня испытующе. Не знаю, что он во мне рассмотрел, но начал наше знакомство с того, что принялся рассказывать о своём недавнем амурном приключении.
Его «любовная» история была простая, но красивая – с заплывами пары возлюбленных  за буйки в сторону заходящего в Чёрное море солнца. «Девушка была похожа на русалку». Они, конечно, нагие, с ними заигрывал неожиданно появившийся дельфин. Идиллию нарушил  сторожевой катер. «Как фамилия!?» - крикнул с катера купальщикам пограничник. Те пытались одновременно не обнаруживать своей наготы и держаться на плаву. Дельфин к тому времени уплыл. Услышав фамилию Саши, пограничник пришёл в ярость. Видно, решил, что над ним издеваются. «Марш на сушу!» - крикнул он. Пока пристыженные возлюбленные плыли к берегу, они слышали как с катера им вслед слышались скабрезности. Дальше хуже. На берегу парочку ждал страшно ревнивый дружок русалки. Ему кто-то насплетничал о неверности его дамы сердца и даже сообщил о месте, где она предаётся морской неге. Облапушкин старался привлечь внимание разгневанного мужика к красотам захода солнца. В ответ ревнивец раз-два наградил Сашу апперкотами, хотя ростом был своему сопернику «до пупа». Саша не ответил. Не умел. А остался сидеть на берегу и плакал по утраченной любви. По стилю изложения  - это был плач какого-нибудь мифического героя. Орфея, например.
- Это было в Батуми, так что в Грузии я у вас побывал, - заключил неожиданно рассказчик.

Мы, вроде, подружились. Саша, довольно известный диск-жокей, жил в Подмосковье. По роду своей работы он регулярно опаздывал к последней электричке. Иногда оставался у меня на ночлег в аспирантском общежитии. Тётушки на проходе были «своими в доску», так что проблем с его визитами не возникало, пока моего гостя не выпроводили с дискотеки общежития. Он не танцевал, а только пристрастно наблюдал за тем, как «выкаблучивался» его коллега – кубинский негр Доминик. В какой-то момент Саша посчитал нужным вмешаться со своими советами, что было воспринято как попытка некоего сумасбродного типа сорвать мероприятие. Вызвали дружинников. Тут выяснилось, что некий Александр Облапушкин находится на территории незаконно. Тётушки на проходе сделали вид, что видят его впервые.

Так вот, Саша был довольно наблюдательным и проницательным субъектом. Однажды мы пошли смотреть баскетбол. Тбилисское «Динамо» играло против ЦСКА. После матча он поделился со мной наблюдением. Перед игрой команды обменялись приветствиями. Саша отметил, что грузины произнесли своё «физкульт привет!» тенором, а русские басом.
Это я к тому, что Саша попал в точку, когда прошёлся по адресу Леночки М. Я не хочу сказать, что Облапушкин спас меня от какого-то наваждения. Заблуждение насчёт этой девицы не могло быть для меня роковым. Это был тот тип разочарования, о котором больше судачишь со знакомыми, чем переживаешь его глубоко, оставаясь наедине с собой...

Это была девочка-женщина, одновременно по-мальчишески бойкая и по-девичьи пластичная - «анимированная статуэтка Челлини». Этот перл принадлежал мне. Однажды встретив меня случайно где-то в одном из концов Москвы, Лена пришла в неописуемый восторг. Уж не знаю почему? Она быстро-быстро что-то говорила мне, глаза её блестели и смотрели на меня снизу вверх. Своим ростом эта девочка льстила любому мужчине. Я пришёл в волнение и уже у себя в комнате начеркал строчки:
Сколь неуместно, столь и прелестно,
когда девичий лепет,
когда глаза горят и ищут понимания,
спешит-лепечет голос нежный.
Желание одно - лишь для меня сей лепет.

Она сама писала стихи. Читала их в институте на мероприятии, устроенном месткомом. Звучало довольно мило, хотя поэтесса явно перебрала с ангелочками, «турабадурами» и «миннезингерами».
Мы были коллегами и жили в одном общежитии.

Леночка носила косички. Как знак девственности и чистоты!? Грех покуситься на такую невинность.
Она мне приснилась... Сон-лабиринт и в каждом углу по физиономии, они твердили страшное для аспиранта проклятие: «Катастрофа! Ты не уложишься в срок!» За день до этого в институте во время промежуточного обсуждения моей диссертации некоторые сотрудники нараспев повторяли эту кассандрову тираду. Кто из благих пожеланий, чтобы подстегнуть, а кто из куража, чтобы отстегать кого-нибудь, раз случай подвернулся. Леночки не было на обсуждении. Я готов был уже проснуться, чтоб стряхнуть с себя кошмар, но тут явилась она. Мною вдруг овладело легкомысленное желание – потаскать её за косички. Наяву мне такое в голову не приходило. Девушка удалялась, а я упрямо тянулся за одной из её косичек. Скоро полегчало, морды пропали и не стало лабиринта. Впрочем, в осадке оставалось лёгкой ощущение дискомфорта. Вроде как вёл себя двусмысленно...

Как-то в институт пришла «телега» из милиции. Леночка попала в историю. Случилось это в бурной драматической московской очереди за апельсинами. Один старикан шёл напролом и в какой-то момент обозвал присутствовавших женщин «****ями». Вне себя от праведного гнева Леночка привстала на носочки перед нахалом, чтоб дотянуться до его физиономии, и наградила того пощёчиной. На беду «пострадавший» оказался ветераном госбезопасности, офицером на пенсии. В тот момент у него было повышенное давление. Эту информацию огласили во время товарищеского суда над «хулиганкой». Впрочем, суда не было. Обошлись тем, что Лену попросили самой оформить протокол. Она долго корпела над ним. Шутки ради я подбрасывал ей фразы, типа, поступок гражданки такой-то вызвал гневную отповедь со стороны коллектива.
- Надо же так не повезло! Столько наглых морд вокруг, а ты ветерана госбезопасности  обидела.
-   По-моему, наоборот – по заслугам досталось именно бериевскому дегенерату, - ответила она. Я посоветовал ей избегать таких выражений, «не поймут».
- Повинись и кончай с этим протоколом, - посоветовал я.

Так вот в общежитии я обратил внимание Сашуни Облапушкина на Елену. Ожидал, что тот умилится этому созданию. Неожиданно последовало: 
- Прагма так и прёт от этой девицы!
Увидев мою оторопь, он заявил о себе:
- Я бываю прозорлив!
Его вздорная патетика меня позабавила.

Я знал, что Лена собиралась остаться в Москве. Правда, узнал об этом не от неё самой, а только тогда, когда мне довелось стать свидетелем сцены в институте. Одна из сотрудниц уж как-то шумно ввалилась в комнату. Явно спешила, подгоняло негодование. Первые её слова были:
- Кое-кто собрался остаться в Москве после аспирантуры! Совсем проходу не будет в городе!!
Некогда она сама изловчилась и зацепилась в столице, не вернулась в родной ей город Курган.
- Надоели эти провинциалы! – вторила ей коллега, которая сама была из Омска. Присутствовавшие москвичи молчали. Решив, что речь обо мне, я тут же открестился от  «запретного» желания и деланно проворчал - весна в Москве на весну не похожа. Откуда здесь поэты, которые пишут об этом времени года? У меня на югах в саду уже розы цветут, а здесь морозит.
- Помнишь, Алексей, как мы в январе во время командировки в Кобулети на автобусе ехали? - обратился я к одному из коллег, - ты ещё удивился, в самый разгар зимы долина вся в зелени утопала.
Видимо, я перегнул палку. На время негодующие дамы замолкли, озадаченные, услышав мой пассаж. Первой подала голос машинистка Людмила Михайловна, которая обозвала меня антисоветчиком. Потом женщины уединились и продолжили тему. Речь шла о «рыжанке». Я усёк, что обсуждали Леночку, которая была из Риги. Я ещё подумал, так ли уж много можно выиграть, променяв Ригу на Москву.

Она старалась держать марку европейской женщины, что, по её разумению, означало - быть рациональной и что в Риге только так причитается поступать дамам. Получалось не без натуги, что опять-таки умиляло - маленькая девочка-кокетка играет роль умудрённой дамы. Например, она меня одернула и чеканным голосом призвала не витать в облаках. В то время я много разглагольствовал о скором столкновении цивилизаций - почерпнул идеи у малоизвестного тогда Хантингтона. Чтобы не показаться инфантилом, я для перестраховки призвал в авторитеты Тойнби и Сорокина, что возымело действие. Несколько насмешливое холодноватое выражение лица Леночки сменила мина понимания.

Но вот однажды...
У меня была приятельница Даша из Донецка. Тоже аспирантка, но из другого института и общежития. Познакомился с ней, когда нанимался в сторожа. Мне она сразу понравилась, и я постарался оказаться вместе с ней в одной бригаде, в одной смене. Мой объект (поликлиника), который я сторожил, находился на улице Рылеева, на Арбате, её – проектный институт в Старом Могильцевском переулке, совсем рядом, только за угол сверни. Я забегал к ней «по-соседски». По случаю покупал разную снедь. Так и устраивал себе «именины сердца», строго по графику дежурств.
Бригадир нам не мешал. Парень был «с понятием» и во время инспектирования обходил поликлинику и институт стороной, что стоило мне всего бутылки водки. Однако, меня слегка раздражало одно обстоятельство. Как по заведенному правилу в сторожку наведывалась дворничиха. Она тихим голосом здоровалась и извинялась, оставляла метлу и уходила. Иногда её сопровождал болезненного вида мальчонка. Он оставался стоять у дверей и ждал женщину. Малец был угрюмым. Сама мать выглядела измученной.
- Что за депрессивная дворничиха? – спросил я Дашу.
- У этой женщины сейчас тяжёлые времена, - заметила моя собеседница, кстати, она - бывший преподаватель педагогического института уральского города Орска.
Это обстоятельство не показалось мне неординарным. Вся наша бригада состояла из студентов и аспирантов. Но тут была особая история. Женщина приехала вместе с мужем, который проходил курс докторантуры. У него открылись виды остаться в Москве.
- Сам понимаешь, что это значит! – сказала мне Даша, потом продолжила, - она пожертвовала своей карьерой ради такой перспективы супруга, устроилась дворничихой, чтоб через ЖЭК получить квартиру. Некоторое время они семьёй жили в коммуналке на Арбате, среди разного рода маргиналов. Ты, наверное, заметил, что ребёнок у них нездоровый? Что-то с психикой.
- А что за трудности у неё сейчас? – спросил я.
- На их семью бульдозером одна «разлучница» наехала, - продолжила Даша.
- А что мужик, неужели сломался?
- Вот его-то и жалко. Что одна женщина, что другая не любовью пытаются его удержать, а нахрапом. Обе принцип держат - эта дворничиха, говорит ему, ты - муж и отец, посмотрим, как эту тяжесть дальше понесёшь, а  та молодка тылдычит ему, мол, дались тебе твои домашние, они только в бремя, когда у тебя такие перспективы открылись. Когда он запутывался, начинал плакать, помощи просить, одна из баб только презрительно молчала, другая же его пощёчинами награждала. Дескать, ничтожество! Несчастный докторант из гипертоническтих кризов не вылезает.
- Да, достоевщина какая-то! – промямлил я.
- Кстати, та инфернальница - твоя коллега, она по-прежнему косички носит, - бросила Даша. Я даже рот разинул от изумления.

Вернувшись на свой объект, я позвонил к Облапушкину. Сделал ему комплимент насчёт его проницательности. Он Леночку не вспомнил, но комплимент принял как должное. Ещё он не упустил случая хвастануть по поводу своей «прозорливости».

Через некоторое время я вернулся в Тбилиси. Раза три съездил в командировку. В один из наездов в коридоре института увидел Леночку. Оборот головы, стрижка-каре, походка выдавали в ней зрелую бизнес-даму. Из расспросов узнал, что она работает в институте и что носит фамилию мужа, который из города Орска, доктор наук. 
В другой приезд мне рассказали о ней как о вдове. В последующую мою командировку она носила двойную фамилию – свою девичью и от второго, нового.
Увы, ничего не знаю о дворничихе и её сыне. Ничего не знала о ней Дашенька. Успешно защитив диссертацию, она вернулась в Донецк, вышла замуж. Я нашёл её в «Одноклассниках». Мы вспоминали о нашем весёлом житье-бытье на Арбате.