Слово о Наполеонах и наполеончиках

Думал ли Петр Первый, что Европа, которой он так восхищался, перед которой преклонялся и тащил из нее на примерку все, что попадалось на глаза, затеет против его детища, которое он хотел приблизить к ней, грабительские походы?

Войны только кажутся неожиданными. Решения о них принимаются задолго до их начала, мотивы не имеют ничего общего с объявленными позднее.

В обычных случаях, после того, как какой-нибудь стране, покусившейся на чужое, вломится по самой полной, должна пройти жизнь поколения, обязательно уйти старики, которые это помнят. В мире развитого книгопечатания мечты о реванше обычно начинаются сразу же после поражения.

Во времена, когда едва ли не каждое печатное слово читалось просвещенными людьми вышел, оплаченный Англией, литературный пасквиль - «Россия в 1839 году» - записки полуторамесячного знакомства с Россией некого де Кюстина, знакомства, после которого умному писателю Бальзаку, посетившему Россию позднее, пришлось с горечью заметить: «Пощечина, которая полагалась Кюстину, досталась мне…»

Парадокс. Не зная русского языка, за полтора месяца путешествий на перекладных, званых обедов, заезжий француз сделал выводы и дал пространную характеристику России, всем сословиям, заклеймив и мужицкое, и дворянское, в общем-то, все заклеймив, с присущей подобным типам язвительностью, отказывая всем народам ее населяющим в честности и благородных побуждениях поступков, объясняя все рабской сущностью.

Произведение тем нам интересное, что в нем пролеживаются приемы, позже  тщательно разработанные, углубленные и поставленные на службу войны информационной.

Умалчивая, со всей тщательно избегая сравнений с собственным народом (даже упоминаний), Кюстин в одном даже зашел дальше, отказал России в таланте, назвав Пушкина молодым подражателем какого-то «французского поэта», при этом разумно избегнув огласить фамилию этого поэта – заставив позднейших историков (в том числе и французских) озабочено тереть в затылках, пытаясь понять кого он собственно имел ввиду Адресная ложь старается не разглашать собственные адреса – те, по которым ее можно опровергнуть.

Записки Кюстина, более походящие на зарисовки несостоявшегося мародера, лишенного возможности безнаказанно пограбить, бессильно облизывавшегося, смотрящего на все с сожалением мародера и одновременно инстинктивно ищущего оправдания своему мародерству, с восторгом были встречены Европой, - паханом тех  подворотен, обещающим взять реванш (на Россию в одиночку не ходят), уже назначила себя Англия.

Подхватили! Чужие и ставшие чужими свои.
Герцен, которого во все времена чрезвычайно высоко оценивал революционный кагал, пришелся им ко двору именно категоричным оплевыванием ВСЕЙ русской истории, в которой он не видел ничего, кроме низменных проявлений русского человека, чью сущность он также считал рабской. Странная однобокая избирательность для человека у которого был совсем недавний наглядный пример 1812 года, когда крепостные – крестьянство, русский народ, которому Запад (как всегда!) нес освобождение, в войне с супостатом не щадили животов собственных, а русское дворянство, которое Наполеон мыслил всего лишь поставить себе на службу, сохранив все его привилегии, возмутилось и вгоняло себя в разорение, жертвуя Отечеству всем, что у него есть.

Перед вторжением в Россию, подбочась, Наполеон произнес свою очередную «коронную» историческую фразу: «Еще каких-то три года, и я – властитель всего на свете!»

Как это принято жаргонить в нашей современности? Обломился! Следующая фраза, сохраненная коварной историей, когда в возке вдоль смоленской дороги, видя собственное, обмотанное в бабьи тряпки, когда-то победоносное, а теперь едва бредущее войско, он бормотал себе под нос: «От великого до смешного один шаг!»

Как так получалось, что «непобедимые» завоеватели от последних времен теряли все на России?
Европа не поскупилась - более 200 тысяч из Италии, Баварии и Саксонии, 90 тысяч поляков, 50 тысяч штыков на завоевание России выделили Австрия и Пруссия, были также венгры, бельгийцы и голландцы, которых никто не пересчитывал… Наполеоновское вторжение в те времена именовали нашествием двунадесяти языков. Французов в армаде было меньше половины, но они являлись привилегированными завоевателями, поскольку перед тем завоевали всех остальных…

В своем приказе по армии Наполеон заявлял следующее: «Рок влечет за собой Россию: ее судьбы должны свершиться. Пойдем вперед, перейдем через Неман, внесем войну на ее территорию. Мир, который мы заключим, положит конец гибельному влиянию, которое Россия уже 50 лет оказывает на дела Европы!..»
Кажется занятным, что Россию и после пытались усмирять сплошь «миротворцы».

Европейские страны не являлись цивилизованными – ни времен Наполеона, ни от времен Гитлера, всякий раз шла орда, состоящая из потерявших человеческое обличие мародеров.
Упреки к Кутузову, что он не разбил, не взял в полон Наполеоновскую армию, когда она, от всех ужасов, без оглядки драпала из России, неосновательны. Решение было правильное, исполнение безукоризненное – беречь людей России. А именно - оставить войну на казаков, которые гнали армию Наполеона словно зараженное «холерное» стадо, не приближаясь слишком близко, а только, без ущерба для себя, забивая отставших и заблудившихся (в чем им с большим воодушевлением помогало крестьянство) всякий раз этим ускоряя их движение по смоленской дороге, множа те трупы, которые пришлось бы в иных обстоятельствах разменивать на собственные жертвы.

Вся смоленская дорога, а также и участок от Березины до Вильно, были буквально усеяны трупами, среди которых бродили, перемешавшись между собой сошедшие с ума австрийцы, немцы, поляки, венгры, французы…
Впрочем, тут стоит читать не историков – что расскажут историки! – читать следует мемуары уцелевших, а в школах Европы заучивать бы наизусть, наравне с  мемуарами побывавших в Сталинградском котле.

До этой войны, век 17 и 18-ый пытался перевести в русло – это два императора двигают на шахматной доске собственные армии, а остальных это ни коем образом не должно касаться – это «фамильные» разборки государей – помазанников божьих. Однако, жители не пожелали быть простыми созерцателями, хотя им и было разрешено смотреть, как горят их дома… Случилось то, чего больше всего опасались наиболее здравомыслящие из этого европейского воинства… Испанский вариант! Как раз с войны 1812 года Европа, получившая столь основательного втыка, взялась упрекать Россию, что та воюет не по правилам.

Каждому проигравшему необходимость собраться силами и духом, после того как обосрался. Раньше это составляло жизнь пары поколений. Но осознанием возможностей пропагандистской машины, с появлением газет, перевирающих события, эти сроки уже можно было сокращать. Сами участники и их изустные рассказы (предания) уже не являлись носителями информации о происшедшем.

Россия всегда уступала в информационной войне - войне, правила которой определял Запад. Исключения составляли только когда существовал, столь пугающий Запад, «железный занавес» - в самом деле железный, лишь он мог противопоставить собственную ясную идеологию, понятную всем народом ее населяющим: «равная справедливость на ее территории для всех без исключения». Это диктовала логика русских, их мировоззрение - если где-то убывает, это может означать, что где-то прибыло и наоборот.

Информационная война Запада предлагала особый уровень подлости. Невозможно перенять приемы, которые Запад отрабатывал столетиями.

Справедливость несправедливых войн? Веками тональность здесь задавала Великобритания, влезая в каждую из войн и походя же их мотивируя. Почетный шпион островной империи Френсис Бэком на рубеже 16-17 веков вывел одно их правил Британской политики: «Всегда нужно иметь поводы, чтобы начать войну!»

Цинизм следующих столетий вывел, что эти поводы можно лепить из ничего.
Но если подсчитать с чем в итоге осталась после Второй Мировой войны Великобритания, то впору бы ей было воевать не с Германией, а с США. Это США выстригла ее, как овцу, забрав все пастбища под свою «большую торговлю зеленью» – и опять, разумеется, во имя «защиты народов от колониализма», посадив их и Англию на свой паек, проделав то, что Гитлер не надеялся и в самых смелых мечтаниях.

Англия всю свою историю выбирала не тех друзей, в общем-то, она и вовсе не имела друзей, а лишь, по собственному торгашескому определению - «исторические интересы». Но вот чтобы так, «не за интерес собачий», из великой державы разом, да в марионеточную шестерку, сделав это за удивительно короткий исторический отрезок, сохранив за собой лишь название – Великобритания, которое сегодня не может восприниматься иначе как со смехом?

Иногда кажется странным, что это карликовое королевство тратит на собственные секретные службы в десятки, а то и сотни раз больше, чем тот же военный монстр США. Странно, но не для тех, кто в курсе, что у сложившейся кодлы под названием НАТО, произошло разделение труда и обязанностей.
Случайно ли, на МИ-6 еще в 1958 году были возложены обязанности головного подразделения-координатора всех западных спецслужб государств членов Северо-Атлантического блока, в том числе и операций пропагандистского стратегического характера, главной из которых на сегодня есть и остается непрерывное разложение всех общественных институтов России.

Об Англии – последовательной ненавистницы России, тратящей на свои секретные службы в сотни раз больше любая другая страна мира, включая даже США, отдельный разговор. Можно только упомянуть, что оказавшись на поводу собственных секретных служб, чей уровень не поднимался выше оперативного, но пытался решать задачи стратегические, пока не завел страну в ту канаву, из которой ей уже никогда не выбраться, подталкивая собственный парламент, на каждого из членов которого имели убойный компромат, к недальновидным решениям. Постепенно превратив Англию, когда-то Великобританию, в то, что она есть сегодня – одно из мелких прибалтийских государств, которое считает, будто имеет преимущество перед остальными, по факту дальних родственных связей с экономическими беженцами, которых она преследовала, и каторжанами, которых она ссылала.

Всю историю России на протяжении веков Запад выступал по отношению к ней с позиций агрессора, а периоды затишья обуславливались лишь тем, насколько крепко ему, Западу, вломили в прошлый раз.