малыш

Мой Город мал. Сегодня – он бел. Сегодня – он запорошен снежным пухом по самые розовые пяточки. Сегодня – мой Город ребенок в широкой шапке с ушками и помпонами, в сапожках с мехом, растянутом свитере крупной вязки и толстом пуховичке, вызывающем ассоциации с гномиками…
Я иду по улице, беззаботно пиная многоконечные снежинки, плавающие в воздухе. Редкие прохожие, попадающиеся мне навстречу, кажутся безликими и бесполыми фигурами из-за непомерного количества бесконечных рулонов одежды на них. А я иду, подставив лицо и непокрытые волосы колючей щекотке мороза и резким порывам ветра, развевающим полы моего пальто, тянущиеся до кончиков тяжелых военных сапог. Меня веселят и эти безликие фигуры, из-под мохнатых покровов которых иногда нет-нет да мелькнет направленный на меня недоуменный взгляд. Меня завораживает пляска белых пушинок в воздухе и покрывало, окутавшее Город… Кажется, мой малыш свалился в сугроб). Меня даже не раздражает слепящий холодный свет зимнего солнца многократно усиленный снежной присыпкой…
Я щурюсь и улыбаюсь. Сегодня – Ярмарка. И взяв за ручку своего малыша, я не спеша иду на звонкие звуки скрипки, веселящие округу. Я обещала малышу «большущего» золотисто-коричневого, пахнущего пряно и опьяняюще, коричного петушка на палочке. Разве я могу обмануть его ожидания?..
Вот показались яркие полотнища шатров, развевающиеся на пробирающем до костей ветру. Ярко-алые – там продают игрушки. В изумрудно-зеленых – сахарная вата и пышные гроздья воздушных шаров. Золотисто-желтые же – цель нашего путешествия – предлагают различные сладости. И много-много других…
Я не люблю ярмарки. Слишком большое скопление народа. Даже сегодня, несмотря на леденящий холод, между шатрами вперевалочку топали закутанные до самых бровей карапузы за руку с мамами и папами. Умилительная картинка – одна гора одежды идет под руку с другой горой и держит за руку «гореночка»…
Мой малыш и я – пятно на этом празднике. Пятно, невольно привлекающее внимание. Он ничего не просит у меня – но вокруг не знают, что единственное, что нужно ему, я не могу дать…
Сегодня мы остановимся на петушке.
Люди оглядываются – и я знаю почему. И даже Город не в силах ничего изменить. Он любит, когда я выгляжу совсем девочкой – не старше семнадцати лет. Он так хотел бы вернуть беззаботность… которой не было у меня никогда… Но мои волосы совершенно седы. Они не белые. Не серые. Не серебряные – а все вперемешку. У меня в шевелюре нет ни одного темного волоса – и так было с тех пор, как я впервые вошла в Город. В реальности я могу окрасить их хоть в розовый – это бесполезно. В Город я войду седой.
Семнадцатилетняя седая девочка и малыш, ростом чуть выше ее колена с мудростью не детской… и не человеческой в глазах.
Мы странная парочка. Я знаю. Поэтому не люблю появляться на людях. Я не люблю излишнее внимание.
Вот и золотистый шатер. Ухмыляющийся во весь рот торговец радостно встречает нас:
- Добро пожаловать, добро пожаловать! Наши сладости – лучшие! Берите – вот халва, вот засахаренные орешки, вот мороженое….
Я перебиваю это громогласное перечисление. Начинает болеть голова.
- Петушок. Коричный. На палочке.
- Да-да, конечно. А не хотите ли… - тут он ловит мой взгляд и сбивается. Впрочем, тут же собравшись, наклоняется к малышу и преданно пытаясь заглянуть ему в глаза, начинает по новой:
- А не хочешь ли орешков? Или мармелада? Или… - он, наконец, встречается с ним взглядом и снова замолкает.
- Петушок. Коричный. На палочке, - повторяю я.
Как на автомате, продавец, ни слова не говоря, берет с витрины петушка и протягивает мне. Я беру и передаю малышу.
- Спасибо.
- Не за что, мой хороший. Сколько с нас?
Продавец, не глядя на меня, говорит:
- Подарок, - и уходит куда-то вглубь шатра.
- Он узнал меня.
- Я поняла. Ты не рад?
- Он испугался. Почему?
- Это нормальная реакция. Ведь для них ты почти что бог. Ты бы смог разговаривать с богом?
- Не знаю… - малыш хмурит лобик. Он так мил, когда начинает думать.
- Забудь об этом. Пойдем отсюда.
- Хорошо…
А еще он никогда со мной не спорит. И временами это жутко злит.
Мы не спеша идем мимо разноцветных шатров к выходу. Ярмарка шумит и пенится вокруг, галдящая, безликая, давящая…
- Время…
Честно говоря, я не ощущаю боли в тот момент, когда что-то вонзается мне в спину. Пробито легкое. Но по сути, это не важно. Вне моего желания я не уйду… И пока я не хочу уходить, придется терпеть боль и чувствовать как жизнь уходит из моего тела.
- Не плачь.
- Не могу. Кто-то же должен, раз не плачешь ты, – его лицо морщится, и по нему катятся крупные соленые капли.
- Не реви. Кому сказал – не реви.
- Ты еще и шутишь…
- Прости…
Я прошу прощения, не ощущая вины. Мне не стыдно – мне спокойно. Я прошу прощения, потому что мне кажется, что так правильно.
Надо мной склоняется лицо. Знакомое лицо. О, так вот, кто меня убил… А ведь недавно мы вместе шлялись по магазинам в поисках подарка ее мужу… Судьба.
Она выглядит ошеломленной.
- Ты… Что… я…
- Успокойся. Ты просто спишь. И тебе всего лишь не повезло завязнуть в моем кошмаре. Не волнуйся, я скоро уйду, и тебя проводят. Хотя… можешь посмотреть Ярмарку…
- Но у меня на руках кровь!.. А ты… ты…
- Малыш. Пожалуйста.
Тупой удар из ниоткуда отключает девушку. Истерика предотвращена. Она все забудет… или вспомнит, но только как кошмарный сон.
- Проводи ее, ладно?
- Останься… Еще чуточку…
Холод уже начинает пробираться в мое сердце.
- Я не хочу рисковать. Прости. И…
Я вижу, как он прикрывает глаза. Он не вытирает слезы, и они застывают льдинками на вороте. Неожиданно он бросается ко мне, обнимает, прижимается всем своим хрупким, несмотря на толщину одежд, тельцем и шепчет мне в ухо, обдавая горячечным дыханием:
- Только… только возвращайся, слышишь? Возвращайся!
Я улыбаюсь. Я смотрю на снежинку, похожую на белого, сотканного из тончайших нитей кружева паутины ворона. Я не смотрю на него.
Все же… любая сила имеет предел, если бесконечно испытывать ее на выносливость.
Я так устала…
- Увидимся, милый…